– Я долго пробыл без сознания? – спросил, слегка приподнявшись, португалец.

– У нас забрали часы, мы не можем точно сказать, сколько времени уже прошло, – ответил Линкольн. – Думаю, часов десять-двенадцать, а то и больше.

– Значит, сейчас уже ночь, – предположил Эрисейра.

– Да. И уже, наверное, все пропало. Если Германия объявила войну России, все наши усилия оказались тщетными, – сказал Геркулес, поднимаясь.

– Вы пытались отпереть дверь? – поинтересовался Эрисейра.

– Линкольн пытался это сделать уже несколько раз, но безрезультатно. Дверь – железная, и замок в ней пальцем не откроешь.

– Надеюсь, они не станут держать нас здесь вечно, – измученным голосом сказала Алиса.

– Мне кажется, они хотят заморить нас голодом, – отозвался Линкольн. – За все это время они не приносили нам никакой еды.

– Да как вообще в подобной ситуации можно думать о еде?! – удивилась Алиса.

– Нам необходимо подкреплять свои силы.

– У меня есть кое-что, чего они не заметили, – сказал португалец, доставая маленький нож.

– Вот это очень даже кстати. Линкольн, почему бы вам не попытаться отомкнуть замок при помощи ножа.

Линкольн поднялся, а Геркулес повернул висевшую на проводе лампочку так, чтобы осветить ею дверь. После нескольких минут напряженных, но безрезультатных усилий они снова были вынуждены сдаться. Время бежало быстро, и с каждой минутой таяла надежда на то, что им удастся разыскать и устранить Гитлера. По-видимому, последние часы своей жизни им придется провести взаперти в темном помещении, дожидаясь смерти.

– Обстрел Белграда не дал нужного результата – сербы не капитулировали, – доложил дежурный офицер.

– Я знаю, – сухо ответил кайзер.

– Австрия объявила всеобщую мобилизацию. В сторону Сербии движутся крупные военные формирования. Ситуация напряженная как никогда.

Кайзер задумчиво смотрел в пустоту. Война все-таки началась. Австрийцы сообщили кайзеру о своих планах оккупировать Сербию, а затем начать наступление на территорию России. Война не будет сводиться, как изначально планировалось, лишь к возмездию по отношению к сербам.

– Россия объявила всеобщую мобилизацию. Об этом сообщает наша разведка.

– Нужно связаться с Москвой, – сказал кайзер, выходя из состояния задумчивости. – Скажите генералу фон Мольтке, чтобы принес текст нашего ультиматума.

Офицер вышел из кабинета. Кайзер встал из-за письменного стола и начал ходить по кабинету. Через некоторое время вошел без стука генерал фон Мольтке.

– Ваше Величество, вот ультиматум. – Он протянул кайзеру лист бумаги с напечатанным на нем текстом.

Кайзер не спеша прочел его и, положив листок на стол, внес карандашом в текст какие-то поправки.

– Ваше Величество, нам объявлять всеобщую мобилизацию?

– Нет! – рявкнул кайзер, швыряя генералу листок с текстом ультиматума. – Я скажу, когда ее объявлять!

Фон Мольтке никогда не видел кайзера таким разъяренным. Взглянув на внесенные в текст ультиматума поправки, он молча повернулся и направился к двери.

– Мольтке!

– Да, Ваше Величество?

– Сколько времени нам потребуется на то, чтобы в срочном порядке провести всеобщую мобилизацию? – спросил кайзер.

– Двадцать четыре часа. Часть наших сил под различными благовидными предлогами уже поставлена под ружье, но этого явно недостаточно.

– Не отправляйте ультиматум до завтрашнего утра, – приказал кайзер стоявшим чуть поодаль секретарям.

– Да, но, Ваше Величество, мы теряем драгоценное время…

– На войне, как и в жизни, нужно совершать те или иные действия в наиболее подходящий момент. Идите, генерал. Вы тоже можете идти, – добавил кайзер, обращаясь к своим секретарям. – Мне необходимо побыть одному.

Когда дверь закрылась и кайзер остался в кабинете один, он согнал со своего лица властное выражение и тяжело опустился на стул. Он боялся, что допустил ошибку, из-за которой прольется море крови. «А как бы действовал на моем месте старый генерал-фельдмаршал Бисмарк?» – спросил он сам себя, вперив взгляд в висевшую над письменным столом карту Европы.

Человек за дверью потребовал, чтобы они отошли назад и прижались к стене. Затем послышался звук поворачиваемого в замке ключа, и дверь отворилась. Четыре узника, увидев в полумраке дверного проема лицо фон Гердера, облегченно вздохнули. Они провели здесь, в заточении, почти сутки: все это время ничего не ели, а неприятный запах и недостаток кислорода в этой комнатке делали их пребывание в ней почти невыносимым.

– Надеюсь, вы стали более покладистыми, – проговорил фон Гердер.

Они прошли в гостиную, где их ждал фон Либенфельс: он удобно расположился за столом и поглощал большой кусок жареного мяса.

– Извините меня. Вы, наверное, проголодались, да? К сожалению, я не рассчитывал, что у меня будут гости, а потому еды для вас у меня нет, – сказал фон Либенфельс, с удовольствием заметив, какими голодными взглядами смотрят на мясо его пленники. – Ну, теперь-то вы поняли, что высшая раса всегда побеждает другие, низшие расы? Низшие расы в конечном счете исчезнут. Выживает ведь сильнейший. Вы случайно не читали книгу Чарльза Дарвина?

– Чарльз Дарвин о победах высших рас над низшими ничего не писал, – сухо парировал Геркулес.

– Да, не писал, но это следует из его теории эволюции. Только сильнейшие способны адаптироваться к окружающим условиям и выживать.

– А вы – самые сильные? – спросил Геркулес.

– Да. Вы в этом сомневаетесь?… Не стойте, присаживайтесь.

Геркулес, Линкольн, Эрисейра и Алиса расселись в кресла и на стулья, продолжая смотреть, как ест фон Либенфельс. По его подбородку стекал жир, и на белой салфетке, заложенной ему за воротник, виднелись желтоватые пятна.

– Думаю, что для вас настало время узнать истинную историю четвертого волхва. Католическая церковь частично согласилась с содержанием легенды об Артабане, однако интерпретировала ее исключительно так, как это было выгодно ей: изобразить волхва добрым, справедливым и благодетельным, а не человеком, который решил отвергнуть Иисуса Христа – ложного Мессию, слабака, еврея, непонятно зачем решившего умереть на кресте.

– Некоторые называют слабостью то, что на самом деле является силой. Намного труднее заставить себя умереть, имея возможность избежать смерти, чем умереть, пытаясь убивать других. Крест символизировал самоотверженность и желание спасти других людей, – пылко возразил Линкольн.

– Иисус Христос принадлежал к низшей расе – к евреям. Он был обычным человеком, который использовал свою харизму для того, чтобы манипулировать окружающими в личных целях.

– Ничего подобного. Он призывал современников изменить свое мировоззрение и больше не жить по закону «око за око, зуб за зуб», – не унимался Линкольн.

Фон Либенфельс сердито бросил кусок мяса, который он держал в руках, на тарелку и посмотрел на чернокожего американца.

– Я не собираюсь вступать в дискуссии с негром. Немедленно заткнитесь!

В комнате воцарилась тишина, а минуту спустя фон Гердер произнес:

– Четвертый волхв не признал Иисуса Христа истинным Мессией, и когда он уезжал из Египта, на него снизошло откровение об Арийском мессии, который явится, чтобы спасти арийцев и очистить их. Этому мессии предстоит пройти через определенные подготовительные этапы.

– И Адольф Гитлер через них уже, наверное, прошел, – пробурчал Геркулес.

– Ему осталось пройти всего один, господа. Именно поэтому мы и держим вас здесь – чтобы лишить вас возможности ему помешать, – усмехнулся фон Либенфельс.

– Гитлер сейчас находится в этом доме, да? – вдруг спросил Эрисейра.

Фон Либенфельс и профессор фон Гердер переглянулись, а затем профессор поднялся с дивана и жестом показал Эрисейре следовать за ним. Португалец вышел из гостиной вслед за фон Гердером, который держал его на прицеле, пошел вверх по лестнице на второй этаж. Через несколько секунд раздался выстрел, а еще чуть позже в гостиную вернулся улыбающийся фон Гердер.