– Ты кто? – спросил он дрожащим голосом. – И что тебе от меня нужно?

Он замолчал и прислушался. И тут его охватило приятное чувство: ему показалось, что он парит в воздухе. Он немного расслабился. А затем он вдруг начал говорить так, как говорят во сне: сначала произносил отдельные слова, затем – цифры и бессмысленные фразы. Он говорил все быстрее и быстрее, пока его слова не превратились в набор звуков. Его губы беспрестанно что-то бормотали, но его ум оставался ясным: он словно слушал сам себя. И вдруг наступила тишина. Адольф расслабился и выронил из рук книгу. Затем он глубоко вздохнул и потушил свет. Подобные приступы бывали у него с детства. Врачи признали у него эпилепсию, но он знал, что это не эпилепсия, а нечто совсем иное. Он не мог объяснить, что это, но когда им овладевал страх и его тело содрогалось в конвульсиях, Адольф чувствовал, что он – не один, что внутри его с ним кто-то разговаривает. «Цена могущества», – подумал он, закрывая глаза и погружаясь в сон. Несколько минут спустя он уже крепко спал.

– Почему Адольф хотел стать художником? – спросил Линкольн.

– Рисование – одно из тех немногих занятий, в которых он сумел добиться определенных успехов. У него был беспокойный прав, он ненавидел монотонную и скучную жизнь своего отца, – объяснял Кубичек, прикладываясь к очередной кружке.

– Отец Адольфа, наверное, не хотел, чтобы он стал художником, – предположил Геркулес.

– Поначалу родители не воспринимали эту его наклонность всерьез. А Адольф забросил учебу, ему не дали аттестата.

– Отец, должно быть, рассвирепел и очень сурово его наказал? – спросил Леондинг.

– Вообще-то он вскоре неожиданно умер. Адольф наконец-таки почувствовал себя свободным и стал слоняться без дела но улицам. Некоторое время спустя его мать продала дом, и они переехали в центр Линца. В течение двух лет Адольф жил мечтами о том, что он станет художником, и строил планы относительно переезда в Вену. Мы с ним часто совершали длительные прогулки по лесам в окрестностях Линца и часами болтали о наших планах на будущее. Адольф был уверен, что когда-нибудь добьется огромного почета и уважения.

– Юношеские мечты, – сказал Леондинг.

– Более чем мечты. Адольф был буквально помешан на своем желании стать знаменитым. Он увлекался архитектурой и иногда начинал рассказывать о своем плане, как он перестроит Линц. Как-то раз мы пошли на оперу Вагнера из его цикла «Кольцо нибелунга», и потом несколько недель он только о ней и говорил. Его невероятно интересовала история Германии, и он ее все время изучал.

– Его стремление к величию кажется мне очень даже странным. А он не пытался найти себе работу и заняться чем-нибудь полезным? – спросил Линкольн.

– Нет. Летом тысяча девятьсот шестого он съездил в Вену и окончательно решил, что попытается обосноваться в этом городе и стать художником. Мы более года собирались уехать вместе жить в Вену, прежде чем решились.

– Вы поехали вместе с ним, Кубичек? – спросил Геркулес.

Лицо юноши раскраснелось, глаза казались остекленевшими, теперь он говорил, сильно растягивая слова. От выпитого пива у него заплетался язык, и Геркулесу с трудом удавалось понимать и переводить его слова Линкольну. Леондинг предложил что-нибудь перекусить – от выпитого пива юноша, видимо, так захмелел, что мог заснуть до того, как закончит свой рассказ.

– Пожалуйста, сосиски, – сказал Геркулес проходившей мимо их стола официантке.

Ели молча. Геркулес и Линкольн напряженно обдумывали все услышанное о человеке по имени Адольф Гитлер. Когда сосиски были съедены, Геркулес первым продолжил разговор:

– А почему вы поехали в Вену?

– На меня оказала сильное влияние личность Адольфа. Он обладает способностью превращать свои собственные мечты в мечты других людей. У него трудный характер, его настроение постоянно меняется, однако он умеет быть щедрым. А еще он честный и преданный.

Взгляд Кубичека просветлел, как будто, вспомнив о достоинствах своего друга, он в какой-то степени простил ему его недостатки.

– Чем вы занимались в Вене? – спросил Линкольн.

– В сентябре тысяча девятьсот седьмого Адольф попытался поступить в Академию изобразительных искусств, но его не приняли. Он страшно обиделся и разозлился. Тем не менее, он решил получше подготовиться и снова пытался поступить в эту академию. Я предпочел заняться музыкой. А потом его мать серьезно заболела.

– И что он стал делать? – спросил Геркулес.

– Ничего. Я уговаривал его вернуться домой – хотя бы на время. Его мать умирала, и он об этом знал, но предпочел оставаться в Вене. Его волновали только его собственные проблемы, его собственные амбиции. Когда он узнал, что мать скончалась, он отнесся к этому довольно спокойно – я бы даже сказал, равнодушно.

– А вас такое его поведение не удивляло? – спросил Леондинг.

– Удивляло. Пока она была жива, она делала для него все, что могла. Даже отказывала себе во многом ради того, чтобы он мог жить в Вене. Его характер постоянно менялся, он зациклился на своих планах на будущее и даже стал посещать предсказателей, ясновидящих и астрологов.

– Он не присутствовал на похоронах своей матери? – спросил Геркулес.

– Присутствовал. Он приехал на похороны, уладил дела по оформлению наследства и несколько месяцев спустя вернулся в Вену. Мы жили с ним в одной комнате в Вене еще пару лет, а однажды, когда я вернулся из Линца после летнего отпуска, я обнаружил, что Адольф куда-то исчез, не оставив и следа.

– Куда же он подевался? – удивленно спросил Леондинг.

– Я не получал от него никаких известий и ничего о нем не слышал около пяти лет – пока он не появился здесь пару недель назад.

– Он в течение этого времени жил в Вене? – поинтересовался Геркулес.

– Некоторое время, а год назад он переехал в Мюнхен.

– А на что он жил здесь, в Вене?

– Поначалу он продавал свои картины, чтобы хоть как-то сводить концы с концами, а затем нашел группу единомышленников, они помогли ему встать на ноги. Больше я ничего не знаю.

– Почему он переехал в Мюнхен? – спросил Геркулес.

– Адольф сказал, что ему не хотелось служить в армии австрийского императора, и поэтому он уехал из Австрии в Германию. Однако австрийская полиция разыскала его там, власти потребовали, чтобы он вернулся в Австрию. Он прибыл в Зальцбург, чтобы пройти там медицинскую комиссию. Судя по его словам, при прохождении комиссии выяснилось, что у него слишком слабое здоровье, и его признали негодным для службы в армии.

– А вам известно, по какому адресу он проживает в Мюнхене? – спросил Линкольн.

– Да, вот этот адрес, – ответил Кубичек, доставая из кармана пиджака листок бумаги. – Шляйсхаймерштрассе, на окраине города. Он снимает комнату у портного по фамилии Попп.

– Большое спасибо, – сказал Линкольн, записав этот адрес.

– Вам, наверное, хотелось бы снова повидаться со своим старым другом? – спросил Геркулес.

– По правде говоря, Адольф для меня – это призрак из прошлого, с которым я встречаться больше не хочу. Когда я лет пять назад потерял его из виду, то подумал, что не увижу его больше никогда. Он – опасный человек, хотя со стороны кажется самым обыкновенным юношей. Его душа – потемки.

– Почему вы так говорите? – удивился Геркулес.

– В нем есть что-то такое, что и притягивает, и отталкивает одновременно. Он – спящее чудовище, которое в любой момент может проснуться.

– Спасибо вам за все, вы нам очень помогли, – закончил разговор Геркулес, поднимаясь из-за стола.

Линкольн и Леондинг тоже встали и посмотрели на Кубичека. У юноши был не очень-то презентабельный вид: старый и помятый костюм, преждевременно состарившееся лицо, красный, как у сильно пьющих людей, нос. Вот воплощение постепенной деградации человека.

– Извините, кажется, вы кое о чем забыли, – серьезным тоном остановил их Кубичек.