– А вот здесь находятся их мощи, – сказал Геркулес, показывая на раку.

– В Кельнском соборе хранится то, что принято считать мощами библейских волхвов. Их обнаружили в Персии, а святая Елена привезла их в Константинополь. Впоследствии – в пятом веке – их перевезли в Милан, а в тысяча сто шестьдесят третьем году в Кельн.

– Там вполне может лежать и книга с пророчествами Артабана.

– Да, там ее оставил Рудольф Второй, возможно, она до сих пор там лежит. Если ее не забрал оттуда эрцгерцог.

Взгляды всех устремились на раку. Никогда они не оказывались так близко к разгадке того, что скрывалось в пророчествах Артабана. Неужели книга, которую положил в раку с мощами волхвов триста лет назад Рудольф Второй, до сих пор находится здесь?

Когда наступила ночь, все здание погрузилось в темноту – если не считать крошечных островков света от тусклых огоньков свечей. Геркулес и его друзья медленно приближались к раке, в которой хранились мощи библейских волхвов, чувствуя лишь стук собственных сердец. Позолота раки едва заметно мерцала, а драгоценные камни на ней поблескивали, как маленькие звездочки. Геркулес первым подошел к раке и, прикоснувшись к ней, почувствовал ее холодную поверхность. В этой раке покоилась одна из самых важных христианских реликвий. Линкольн и Эрисейра встали с одной стороны раки, а Геркулес – с другой: так им было удобнее совместными усилиями снять с нее тяжелую крышку. Алиса освещала раку маленьким газолиновым фонарем, отчего тени от окружающих предметов, казалось, достигали дальних уголков собора. Любой шум – каким бы незначительным он ни был – отдавался в огромном нефе собора эхом, чем-то напоминавшим приглушенные раскаты грома.

– Давайте-ка пошевеливаться, – сказал Геркулес, пытаясь сдвинуть крышку.

Когда втроем они ее отодвинули, Алиса, приподнявшись на цыпочках, направила свет фонаря внутрь раки.

– Здесь лежат какие-то кости, а никакой рукописи нет, – сообщила она.

– Да, рукописи здесь нет, – подтвердил, тоже заглянув в раку, Геркулес.

– Ее, возможно, забрал отсюда эрцгерцог или же давным-давно обнаружил здесь и прибрал к рукам кто-нибудь другой, – высказал предположение Линкольн.

– Посвети вон туда, Алиса, – попросил Геркулес.

В свете фонаря было видно толстый слой пыли, иссохшие кости, три хорошо сохранившихся черепа – в общем, именно то, что и можно обычно увидеть в раке с мощами.

– Ты ничего вот там не замечаешь, Алиса? – спросил Геркулес, показывая куда-то пальцем.

– А что там?

– Следы от пальцев. Как будто кто-то хватался здесь рукой.

– А может, эти следы были оставлены здесь очень давно, – со скептическим видом сказал Эрисейра.

Линкольн, тоже заглянув внутрь раки, внимательно присмотрелся к следам от пальцев.

– Нет, они свежие, – заверил он.

– Почему вы так в этом уверены? – с несколько раздраженным видом спросил Эрисейра.

– Следы на песке и пыли обычно исчезают через несколько недель. Эти же следы – очень четкие, что свидетельствует о том, что они свежие. Тут можно даже различить форму пальцев.

– Значит, рукопись отсюда забрал эрцгерцог, – сказала Алиса.

– А если профессор фон Гердер нас обманул, и рукопись находится у него? – предположил Линкольн.

– Уж слишком он был испуган.

Где-то неподалеку от них раздался какой-то звук, отчего все путешественники вздрогнули. Алиса посветила фонарем в ту сторону, откуда донесся этот звук, и, заметив, что к ним приближается какая-то черная фигура, невольно вскрикнула. Ее голос отдался по всему нефу гулким эхом.

– Неужели нам и в самом деле необходимо ехать туда в такой спешке? – спросила эрцгерцогиня, слегка наклонив голову.

– Дорогая моя супруга, я по дороге в Сараево хочу заехать в Печ: в тамошнем университете Януса Паннониуса есть некоторые научные труды, на которые мне хочется взглянуть.

– С каких это пор у тебя появилась сильная тяга к научным трудам? – спросила София.

Эрцгерцог посмотрел на жену своими голубыми глазами и попытался улыбнуться, однако вместо улыбки у него получилась лишь какая-то гримаса, свидетельствующая о его плохом настроении.

– Дорогая моя супруга, я целыми неделями разъезжаю туда-сюда, решая государственные проблемы, так что, мне кажется, не будет ничего необычного в том, что я проведу несколько дней в Пече.

– Меня тревожит не то, что мы уезжаем уже сегодня, хотя многое к поездке не готово, – меня тревожит появившаяся у тебя страсть к старинным книгам. Эти книги отдаляют тебя от меня, Фердинанд.

– Прошу тебя, София, не надо затевать такой разговор. Неужели ты ревнуешь меня к каким-то старым потрепанным книжкам?

– Конечно, нет, – сказала София, слегка отпрянув от своего супруга, и с удрученным видом покачала головой.

– Что с тобой происходит, София? – спросил эрцгерцог, обнимая жену.

– Ничто никогда не могло нас разлучить. Нам приходилось бороться против всего и против всех. Вот-вот осуществится твоя мечта стать императором и сделать эту прекрасную страну процветающей державой, самой лучшей в мире, но тебя в последнее время волнуют только лишь эти книги. Что происходит € тобой? – в голосе Софии чувствовалась тревога.

– Я не могу тебе этого сказать, София. Поверь мне, тебе этого лучше не знать, – проговорил Фердинанд, опуская голову.

– А раньше ты от меня ничего не скрывал, – упрекнула София мужа.

– Мне стало известно нечто удивительное, но я не могу об этом никому рассказать. Пока не могу.

– Даже мне?

– Даже тебе, дорогая. Хотя ты для меня – тот самый человек, который делает мою жизнь счастливой. София, ты ведь знаешь, что все, что есть у меня, – твое.

– Знаю.

– Я боюсь, София.

София обняла мужа и погладила его чисто выбритый затылок. В последнее время Фердинанд стал толстеть, и кожа на его шее – ранее гладкая и упругая – стала мягкой и дряблой. София почувствовала пальцами, что на коже супруга выступил холодный пот, и ей тоже стало страшно. Этот обоюдный страх снова превратил их на несколько мгновений в единое целое. Фердинанд уткнулся носом в оголенную шею любимой супруги и почувствовал, как все его тело охватила дрожь. «Возможно, мое предстоящее восхождение на престол отделяет нас от столь желаемого счастья, а не приближает к нему», – подумал он, опускаясь вместе с Софией на кровать.

Темная фигура приближалась. Геркулес и Линкольн отступили на пару шагов в сторону от раки и достали свои пистолеты. Алиса, все еще не оправившись от охватившего ее испуга, опустила газолиновый фонарь, а не подняла его, как следовало бы в такой ситуации, повыше, чтобы лучше рассмотреть приближающуюся фигуру. Когда незнакомец был на расстоянии в полтора десятка метров, Геркулес снял пистолет с предохранителя, отчего раздался негромкий щелчок.

– Вам лучше не подходить к нам ближе, – сказал Геркулес по-английски.

Человек остановился и несколько секунд стоял неподвижно, словно статуя. Геркулес и его друзья тоже замерли, выжидая, что же станет делать этот таинственный незнакомец. Затем Геркулес и Линкольн начали очень медленно к нему приближаться. С расстояния метров в пять они разглядели в темноте, что этот человек одет во что-то черное. Геркулес спросил по-немецки:

– Кто вы такой?

– Что вы делаете здесь ночью? Это – священное место.

– Геркулес, это, наверное, священник, – сказал Линкольн по-испански.

– Соборный священник, – уточнил испанец. – Что вы здесь делаете?

– Я каждый вечер, прежде чем лечь спать, обхожу собор, чтобы убедиться, что в нем все в порядке, – ответил незнакомец.

В своем черном одеянии он казался всего лишь тенью и вел себя абсолютно спокойно – так, словно дружески болтал со своими приятелями. Линкольн подошел к нему вплотную и начал его обыскивать. Священник не стал сопротивляться или хотя бы высказывать возмущение – наоборот, даже поднял руки.