– Значит, Адольф Гитлер использовал девичью фамилию не своей матери, а своей бабушки, – уточнил Линкольн.

– Извините, а я сказал, что такая фамилия была у его матери? – спросил Кубичек. – Нет, фамилия, под которой он в последнее время жил, – это девичья фамилия его бабушки.

– Пожалуйста, продолжайте.

– Мария-Анна, по-видимому, была уже беременна, когда Иоганн познакомился с ней, а затем на ней женился. Он не признал ребенка, который родился вскоре после свадьбы, и Алоис, отец Адольфа, носил фамилию своей матери до сорока лет. Иоганн не только не признал ребенка своей супруги, но и отправил его на воспитание к своему брату Непомуку. Он об этом ребенке даже слышать ничего не хотел.

– Получается, что отец Адольфа Гитлера был незаконнорожденным.

– По всей видимости, именно так, однако есть одна темная история, которую семья Гитлеров всегда скрывала, – продолжал Кубичек.

– О чем эта история? – спросил Линкольн.

– О настоящем отце Алоиса, – ответил Кубичек.

– И кто же был его настоящим отцом? – спросил Геркулес, подавшись вперед и упираясь ладонями в стол.

– Его настоящим отцом, судя по ходившим по Линцу слухам, был богатый еврей, у которого его мать работала служанкой. Как-то раз в школе, когда мы с Адольфом были еще совсем маленькими, один из наших одноклассников обозвал его грязным евреем и сыном незаконнорожденного. Адольф рассвирепел, набросился на этого своего одноклассника и сильно его избил.

– Он защищал свою честь, – вставил Леондинг.

– Однако в его семье есть и другие темные пятна. Вы же понимаете, мы жили в небольшом городке, где людям нравится совать свой нос в жизнь окружающих.

– А что это были за темные пятна? – спросил Линкольн, с самого начала разговора что-то записывавший в своем потрепанном блокноте.

– Насколько мне известно, Алоис, отец Адольфа, был женат три раза. Первый раз – на некоей Анне Глассль, которая была гораздо старше него. Прожили они вместе совсем недолго, затем развелись, и через некоторое время она умерла. Тогда он женился на официантке, которую звали Франциска Матцельбергер. У них родилось двое детей, причем первый до свадьбы, а второй – уже после нее. Однако и вторая его супруга спустя некоторое время тоже умерла. Его третью супругу звали Клара, она была намного младше него, и вот у этой-то женщины и родился Адольф.

– Я не вижу во всем этом ничего предосудительного, – сказал Геркулес. – Видимо, этому Алоису не везло с женщинами.

– Нечто предосудительное можно усмотреть только в его последнем браке. Во-первых, Алоис был более чем на двадцать три года старше своей жены…

– Ну и что? Нет ничего плохого в том, что мужчина намного старше своей жены, – перебил Кубичека Леондинг.

– Позвольте мне закончить. Клара была родом из Шпиталя – того самого городка, в котором вырос Алоис. Долгие годы они скрывали от всех, что приходились друг другу троюродными братом и сестрой.

– Не понимаю, какая нам может быть от этих сведений польза, Геркулес. Это все мелочи.

– Знания о его родственных связях рано или поздно могут оказаться очень полезными, Линкольн… Где учился Адольф и какие у него были отношения с родителями?

– У Алоиса и Клары родилось трое детей, однако первые двое – мальчик и девочка – умерли еще в раннем детстве. Клара, опасаясь, что то же произойдет и с их третьим ребенком, обратилась к знахарке. Она думала, что ее кто-то сглазил и что именно поэтому ее дети умирают.

– Кто вам все это рассказал? Адольф? – спросил Леондинг, удивившись тому, как много подробностей известно Кубичеку о его друге.

– Кое-что мне известно об Адольфе из слухов, ходивших по нашему городу, однако конкретно это мне рассказал он сам, – ответил Кубичек, недовольно поморщившись от того, что его слова подвергаются сомнению.

– Пожалуйста, продолжайте, – сказал Геркулес, жестом показывая Леондингу, чтобы он не перебивал.

– Много лет спустя мать рассказывала Адольфу, что знахарка, взглянув на маленького сына Клары, перепугалась и разнервничалась, затем немного успокоилась и сказала Кларе, чтобы та не переживала за сына, потому что он не умрет, пока не исполнит то, что ему суждено исполнить. А еще она сказала, что Адольфа с рождения оберегает какой-то очень могущественный дух. Вам это не кажется странным?

– Это всего лишь австрийские предрассудки, – сказал Леондинг.

– А она не объяснила, что ему суждено исполнить и какой дух его оберегает? – спросил Линкольн, который как ревностный христианин верил в существование потустороннего мира.

– Адольф рассказал мне об этом, когда мы были еще подростками, и позднее рассказывал не раз и не два. Знахарка больше ничего не сказала его матери, однако Адольф впоследствии решил, что он – избранный и что ему предстоит свершить великие дела.

– С матерью у него, похоже, были очень хорошие отношения. А какие отношения были с отцом?

– Очень плохие. Алоис был человеком грубым, угрюмым и склонным к насилию. Адольф частенько приходил в школу то с синяком под глазом, то с кровоподтеками на руках.

– А со временем их отношения не улучшались? – спросил Геркулес.

– Нет, скорее наоборот – ухудшались.

– А где учился Адольф? – поинтересовался Линкольн.

– Когда ему исполнилось одиннадцать лет и он окончил начальную школу, родители отдали его в реальное училище в Линце. Это своего рода средняя школа с упором на технические и экономические предметы. Однако он ее так и не закончил, потому что учился он плохо и все время ссорился со своими товарищами.

– Получается, у его родителей были средства для того, чтобы дать ему среднее образование, – предположил Линкольн.

– Да, они жили в собственном небольшом доме в пригороде Линца и имели возможность заплатить за учебу своего сына в школе, однако учеба у Адольфа шла с большим трудом. В течение четырех лет он получал только плохие оценки, поэтому родители забрали его из реального училища в Линце и устроили в училище в Штейре, чтобы он хоть как-то получил среднее образование. Именно в том училище у Адольфа появилась идея стать художником, и тогда его дом превратился для него в сущий ад, – закончил свой рассказ Кубичек, глядя на дно своей опустевшей кружки.

Зал пивной заполнялся табачным дымом. Жизнь юного Адольфа Гитлера, похоже, мало чем отличалась от жизни большинства подростков, однако Геркулеса от того, что он узнавал все больше и больше о жизни этого человека, охватывало какое-то необъяснимое беспокойство. С одной стороны, ему почему-то не хотелось узнавать об Адольфе Гитлере еще больше: пусть тот останется для него малоизвестным злонамеренным существом, которое необходимо уничтожить. С другой стороны, он ощущал, что в жизни этого молодого австрийца есть какая-то жуткая тайна – тайма, которую ему, Геркулесу, пока не удалось разгадать…

Линкольн записывал со слов Кубичека в блокноте по переводу, который делал для него друг. Он едва успевал и писать, и одновременно раздумывать над тем, что только что услышал, однако сама мысль о том, что он со своим другом гоняется за типом, несущим в себе нечто дьявольское, вызвала у него тревогу. Зло может принимать различные формы, но когда оно концентрируется в одном-единственном человеке, может произойти нечто ужасное.

Часы на ратуше еще не пробили полночь, а улицы Мюнхена уже опустели. Здесь не наблюдалось такой активности военных, как в Вене, хотя количество молодых людей, приезжающих из близлежащих городков и деревень, чтобы записаться добровольцами в армию, беспрерывно возрастало. Наставник Адольфа – фон Либенфельс – запретил ему идти в армию, однако Адольф хотел поскорее записаться добровольцем, чтобы продемонстрировать свой героизм. Какой же он немец, если прячется, словно крыса, когда все рвутся в армию? Адольф шел уже полчаса, прежде чем добрался до дома, где он снимал комнату. Он отпер дверь квартиры своим ключом и зашел внутрь как можно тише, чтобы не разбудить семью Попп. Пройдя на цыпочках в свою комнату, он положил книги на кровать и начал раздеваться. Делал он это очень быстро, потому что не любил смотреть на свое бледнокожее, дряблое и хилое тело. Его телесная оболочка была для него самой худшей из тюрем. Необходимость есть, пить и спать казалась ему оковами. В былые времена он легко поддавался своему животному естеству и бесцельно слонялся по городу или же валялся целыми днями на кровати. Однако теперь с этим было покончено, он стал совсем другим человеком – сверхчеловеком. Он аккуратно разложил одежду на стуле и зажег маленькую лампу, чтобы заняться чтением. Три десятка довольно потрепанных книг были сложены стопками в ногах кровати, некоторые из них он прочел более ста раз. Он прилег на кровать и открыл книгу, однако его мысли путались. Ему вдруг припомнились отрывки из разговора с наставником в пивной. Фон Либенфельс, безусловно, был более образованным интеллектуалом по сравнению со старым фон Листом, однако он, Адольф, скоро его превзойдет. «Мой склад ума – чисто арийский, и это позволяет мне обладать огромным интеллектом», – подумал Адольф, листая страницы книги, но не читая то, что на них напечатано. Когда-то отец порол его кожаным ремнем, а мать, стоя чуть поодаль, умоляла отца перестать это делать. Он попытался прогнать из своей памяти эту сцену, однако не мог не думать о своей ненависти и своем страхе. Почувствовав, как пересохло в горле, он несколько раз яростно стукнул кулаком в подушку. Когда к нему вернулось самообладание, он вдруг услышал какой-то шорох в темном углу комнаты. Держа в руках книгу, он немного приподнялся на кровати, вглядываясь в темноту, но не увидел там ничего необычного. Тогда он снова вытянулся на кровати – и тут же почувствовал, что рядом с кроватью кто-то есть. Затаив дыхание, он медленно подвинулся к стенке. У него уже бывали подобные галлюцинации, и каждый раз его охватывала паника.