После приятно проведенной беседы за ужином Форды и Вагнеры вместе поехали в город, где в половине девятого начинался концерт. Когда оркестранты еще пробовали инструменты, Людке присоединился к Винфред в ее ложе. Даже раньше, чем она успела открыть рот, вспоминал гитлеровский эмиссар, «ее чарующая улыбка поведала мне, что все в порядке». На следующий день Людке предстояла встреча с «автомобильным гением».

Ровно в девять утра в отель заехал секретарь Форда Либольд, чтобы отвезти Людке на встречу со своим боссом. Поначалу немец изрядно нервничал, но все его волнения моментально улеглись при взгляде на «хозяина». «Предо мной был „Дирборн индепендент“ во плоти. Глядя на его лучистые глаза, волевое лицо почти без морщинок, нельзя было сказать, что ему за 60». Форд ввел нацистского визитера в кабинет и плотно закрыл дверь за собой. Хозяин уселся в большое кресло и положил одну ногу на стол. Людке с удовлетворением отметил дружеское выражение его серых глаз, твердый, приятный голос, моложавую фигуру и «хорошо очерченную голову, указывающую на характер и расу».

Гость начал разговор с краткого описания целей нацистского движения и критического положения в Германии. Как только Гитлер придет к власти, подчеркнул он, незамедлительно будет принята социальная и политическая программа, предложенная «Дирборн индепендент». Необходимо делать все возможное для скорейшего успеха Гитлера, в противном случае евреи разрушат арийскую солидарность и опять, воспользовавшись услугами продажных политиков, втянут Европу в войну. Форд слушал с большим вниманием: его собеседник рассказывал о том, о чем не узнаешь из американских газет, контролируемых еврейством. Нехватка финансов, заявил Людке, – единственное препятствие к претворению в Германии идей, за которые ратуют Форд и Гитлер. Он пояснил, что в Соединенных Штатах еще не пришло время, чтобы потеснить евреев, но Германия – из-за ее географического расположения, исторического прошлого и невероятно тяжелых теперешних условий – страна, выбранная Провидением возглавить борьбу за освобождение от евреев.

В ходе беседы Форд вставлял ремарки вроде: «я знаю... да, евреи... эти гнусные евреи...» Вдохновленный и чувствующий поддержку Людке возвестил, что от успеха или поражения Гитлера зависит будущее всех стран, включая и Америку. Каждый помогающий нацистам может смело рассчитывать на определенные выгоды и привилегии для себя, когда они придут к власти. Можно выработать условия, гарантирующие концессии в Германии сразу же после победы Гитлера. В связи с тем, что установление нацистского режима может повлиять и на изменения в России, нужно понимать, что открытие этого колоссальнейшего рынка сулит неслыханные деловые возможности для тех, кто «дружил» с Гитлером.

Мемуары Людке свидетельствуют, что его затяжное красноречие оказалось вроде бы напрасным. Он утверждает, что Форд не дал никаких обязательств по оказанию финансовой помощи. По мнению некоторых историков, если принимать во внимание, что Людке был нацистом, нельзя ожидать от него признания в том, что Форд давал какие-либо средства Гитлеру. Весьма вероятно, что одним из главных условий фордовских контрибуций было полное молчание на этот счет со стороны «немецких друзей». В своей книге, между прочим, Людке сам же намекает, почему не может сказать правды без того, чтобы не навредить Форду. Еврейский бойкот, пишет нацистский эмиссар, «ущипнул его очень больно» и показал, что «у миллионеров тоже есть уязвимые места».

Как бы там ни было, Форд удостоился, в конце концов, признания своих заслуг от Гитлера. В июле 1938 года, на 75-й день рождения, его наградили большим крестом Верховного Ордена Германского Орла. Форд стал первым американцем, которому вручили эту медаль. Примечательно, что в том же году такой же чести удостоился и другой финансист Гитлера – Бенито Муссолини.

В торжественной церемонии награждения Форда, состоявшейся в Детройте, приняли участие два германских консула в США: Карл Капп и Фриц Хайлер. В своем выступлении один из них зачитал, что «медаль вручается в знак признания заслуг в деле выпуска автомобилей, доступных массам». Огласили также и личное поздравление от фюрера.

Американские евреи и левая печать, как и следовало ожидать, подняли большую шумиху и организовали «кампанию ненависти» к автомобильному магнату за принятие награды от нацистской Германии. Вовремя выступления на митинге, созванном Всемирной сионистской женской организацией, артист Эдди Кантор не постеснялся назвать Форда «круглым дураком, получившим овации от величайшего гангстера в мире».

В адрес Форда было брошено много горьких слов и упреков. Не остались в стороне и государственные деятели США. Например, министр внутренних дел Гарольд Икес, выступая в кливлендском сионистском обществе, обвинил Форда и других американцев, «принимающих знаки презренного отличия от того, кто считает потерянным день, когда им не совершено очередного преступления против человечества».

Несмотря на оголтелый лай газетных шавок и непрекращающиеся угрозы еврейской мафии, Форд не сдался и выстоял. Одному из друзей он сказал: «Они (немцы) наградили меня медалью. Они (евреи) требуют, чтобы я возвратил ее, в противном случае я не могу считаться американцем. Пусть же они подавятся! Я не откажусь от нее».

Есть нечто символическое в том, что я родился в Браунау, на Инне.

Этот маленький городок лежит на границе двух германских государств, к соединению которых мы должны стремиться всеми своими силами.

Германская Австрия должна возвратиться в лоно великой Германии-Матери, но отнюдь не по причинам экономического характера.

Нет, нет!

Если бы слияние этих двух стран было бы не только не полезно с экономической точки зрения, а скорее, наоборот, вредно, то и тогда оно должно произойти. Общая кровь должна составлять общее государство.

До тех пор, пока германское государство не соберет в себе всех немцев до единого и не обеспечит прокормления их всех, Германия не имеет морального права искать новых территорий.

Тогда плуг будет перекован на меч, а хлеб нового грядущего мира будет орошен слезами войны.

Все эти идеи укрепляют меня в убеждении, что мое рождение на границе двух государств – было символом великой миссии.

Разве мы все не германцы?

Разве мы все не принадлежим друг другу?

Эта проблема рано засела в моем детском мозгу. В ответ на мои застенчивые вопросы, я должен был с тайной завистью признавать факт, что не все германцы были настолько счастливы, чтобы входить в состав бисмарковской империи.

Я не хотел быть чиновником и никакие уговоры и убеждения не могли переубедить меня. Всякая ссылка на пример моего отца, который был чиновником, производила на меня совершенно обратное действие. Я ненавидел самую идею чиновничьей службы, которая обязывала бы меня сидеть прикованным к конторе, и не быть хозяином собственного времени.

Теперь, когда я оглядываюсь назад, – два факта встают предо мной особенно сильно.

То, что я сделался националистом! И то, что я научился понимать историю в ее настоящем смысле.

Старая Австрия была государством смешанных национальностей.

В ранней юности и я принимал участие в этой борьбе национальностей.

Собираясь в школе, мы нередко пели запрещенную «Дойчланд юбер аллее», вместо австрийской «Кайзерлид», не боясь ни выговоров, ни наказаний.

Я в скором времени сделался фанатическим германским националистом, что однако далеко от нашего современного нацизма.

Когда мне было 15 лет, я уже понимал разницу между династическим патриотизмом и народным национализмом. Мы, еще мальчики, понимали тогда, что австрийское государство не могло любить нас – немцев.

Знание истории Габсбургского дома мы пополняли тем, что видели.

На севере и на юге отрава чужих рас разъедала тело нашей нации и уже сама Вена становилась все менее и менее немецкой.