Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Мы уже оставили всякую надежду покончить войну посредством успешной оккупации Британии. Кроме того, эта страна, предводительствуемая ее дурацкими лидерами, отказалась бы признать нашу гегемонию в Европе до тех пор, пока на континенте существовала великая деожава, Фундаментально враждебная Третьему Рейху. Война тогда бы могла затянуться надолго, война, в которую, помимо британцев, вступили бы активно и американцы. Фактор военного потенциала Соединенных Штатов, наращивание вооружения у нас и у наших врагов, близость английского берега – все это делало крайне невыгодным для нас вести затяжную войну. Время, заметьте, всегда время, работало против нас. Для того, чтобы убедить Британию свернуться, чтобы вынудить ее заключить мир, было необходимым лишить ее надежды противостоять нам на континенте вместе с противником, чья мощь равнялась нашей собственной. У нас не было выбора, мы должны были любой ценой выбить русский элемент из европейского баланса сил. У нас была и другая причина: смертельная угроза, которую Россия представляла нашему существованию. Мы были абсолютно убеждены в том, что неизбежно наступит день, когда она ударит по нам.

Наш единственный шанс одолеть Россию заключался в том, чтобы взять инициативу в свои руки, ибо вести оборонную войну являлось непрактичным...

Почему 1941? Принимая во внимание постоянно увеличивавшуюся силу наших западных врагов, мы должны были действовать безотлагательно. Сталин тоже не сидел сложа руки. На двух фронтах время было против нас. Реальный вопрос не „почему уже 22 июня 1941 г.“, но скорее: „почему еще не раньше?“ Если бы не трудности, созданные нам итальянцами с их идиотской кампанией в Греции, я атаковал бы Россию на несколько недель раньше. Для нас основная проблема была в том, чтобы сдерживать русских как можно дольше, ибо лично я опасался того, что Сталин мог перехватить инициативу.

Другая причина: Россия задерживала поставку крайне необходимого нам сырья. Вопреки обязательствам с их стороны, эти поставки с каждым днем замедлялись, и была опасность, что однажды они совсем прекратятся. Если русские не желали давать нам того, что обязались по договору, нам ничего не оставалось, как пойти и получить необходимое силой. Я пришел к такому решению немедленно после визита Молотова в ноябре, когда мне стало ясно, что рано или поздно Сталин оставит нас и перейдет на сторону врага. Не стоило ли потратить время на более тщательную подготовку? Нет, ибо в этом случае мы упустили бы инициативу; короткая передышка могла бы обойтись очень дорого. Нам пришлось бы подчиниться советскому шантажу относительно Финляндии, Румынии, Болгарии и Турции. Мы не могли этого допустить. Третий Рейх – защитник и покровитель Европы, не мог принести эти дружественные страны на алтарь коммунизма. Подобное поведение было бы бесчестным, и нас следовало бы покарать за него. Как с моральной, так и со стратегической точки зрения, это было бы плачевным гамбитом. Война с Россией стала неизбежной, что бы мы ни делали. Откладывать ее означало лишь одно – сражаться в еще менее благоприятных условиях.

Поэтому сразу же после отбытия Молотова я принял решение свести счеты с Россией, как только позволят то погодные условия».

Так Гитлер объяснял в 1945 г., но в 1941 г., он, помимо всего прочего, продолжал верить написанному им самим 17 лет назад в «Моей борьбе»: «...попавшая в лапы еврейского большевизма Россия, созрела для крушения». Кроме того, опьяненный невиданными военными успехами, фюрер был убежден в собственной непобедимости.

В феврале 1941 г., когда полным ходом шли приготовления, Гитлер сказал своим генералам:

«Как только „Барбаросса“ (кодовое название для русской кампании) развернется, весь мир затаит дыхание».

1941

22 июня 1941 г., к удивлению многих, и, как говорят свидетели, неожиданно даже для самого Иосифа Сталина, немецкие войска без объявления войны перешли границы Советского Союза.

Началась жесточайшая и кровопролитнейшая схватка в истории.

В тот день, 22 июня, Гитлер обратился к гражданам Третьего Рейха:

«Сегодня около 160 русских дивизий стоят у наших границ. В течение последних нескольких недель имели место постоянные нарушения границы... Русские летчики неоднократно вторгались в наше воздушное пространство, они вели себя так, будто уже чувствовали себя хозяевами принадлежащих нам территорий. В ночь с 17 на 18 июня русские патрули проникли на территорию Рейха и отступили назад лишь после продолжительной перестрелки. Это показало нам, что наступил час, когда необходимо предпринимать шаги против заговора, плетущегося, с одной стороны, еврейско-английскими военными торгашами, и с другой – еврейскими заправилами большевистского центра в Москве».

Успехи германской армии поначалу превзошли самые радужные ожидания. К середине июля немецкие танки находились уже в 200 км от Москвы. К октябрю была оккупирована почти вся Украина, Ленинград оказался в кольце блокады, и советская армия понесла колоссальные потери в живой силе и технике.

Нужно отметить, что в некоторых местностях население приветствовало приход немцев. Алан Буллок пишет:

«Имеется достаточно свидетельств, что, когда немецкие войска вошли на Украину и прибалтийские государства, на них смотрели, как на освободителей. Однако обращение, которому подверглись местные жители, как со стороны гражданской администрации, так и от СС, продвигавшихся вслед за армией, быстро рассеяло эти иллюзии. Вместо того, чтобы попытаться вбить клин между народом и советским правительством, Гитлер предпочитал обращаться с жителями Восточной Европы, как со славянскими унтерменшами, годными лишь для рабского труда».

Уместно подчеркнуть, что подобная человеконенавистническая политика находилась в полном соответствии с русофобскими и антиславянскими взглядами, нацистского руководства. Для того, чтобы не быть голословными, приведем некоторые подлинные изречения лидеров нацизма.

Адольф Гитлер:

«Что же касается потешной сотни миллионов славян, то мы выберем лучших из них и приведем их в надлежащий нам вид. Остальных же мы изолируем в их собственных свинарниках. И всякий, кто осмелится говорить о поощрении местных жителей и цивилизовывании их, отправится прямиком в концентрационный лагерь».

Герман Геринг:

«В этом году от 20 до 30 миллионов людей умрут от голода в России. Может быть, это хорошо и должно быть, что определенным народам предстоит исчезнуть... В лагерях для русских пленных они уже начали поедать друг друга».

Генрих Гиммлер:

«Погибнут ли 10 тысяч русских женщин от истощения или выживут, копая танковый ров, меня совершенно не интересует: важно, чтобы был сделан этот ров для Германии».

Мартин Борман:

«Славяне существуют, чтобы работать па нас. Как только мы перестанем нуждаться в них, они могут умереть...»

Очевидно, что в 1941 г., когда войска под штандартами национал-социализма победоносно маршировали от норвежского берега до песков ливийской пустыни, гитлеровцы не считали нужным считаться с сентиментами жителей оккупированных территорий, ибо им казалось, что они на практике подтверждают правоту теории о расовом превосходстве.

Следует признать, что не только в Берлине, но и в западных столицах – в Лондоне и Вашингтоне – полагали, что Советскому Союзу пришел конец.

3 октября, вернувшись с Восточного фронта, Гитлер выступил с заявлением, транслировавшимся по всеми миру:

«Утром 22 июня началась величайшая битва в мировой истории. С тех пор прошло более трех с половиной месяцев, и сегодня я могу сделать следующее заявление. Все с той поры происходило согласно плану... Однако мы неправильно оценили один момент. Мы не имели представления о колоссальных приготовлениях этого врага против Германии и Европы, о той громадной опасности, которая существовала, и о том, что мы едва спаслись от уничтожения не только Германии, но и всей Европы. Сегодня я могу сказать об этом. Я говорю об этом сегодня в первый раз, потому что только теперь я могу заявить, что враг разбит и никогда больше не поднимется вновь».

20
{"b":"22620","o":1}