Охотница открыла его, сделала долгий глоток и сунула в рот кусок сыра.

«Они знают мои привычки, понимают, что я люблю поесть ночью, иногда поднимаюсь даже раньше кухарок. Эти женщины хотят быть уверенными в том, что у меня все есть, заботятся обо мне. Я не прожила здесь и трех лун, но каждый аромат, любое лицо и прикосновение говорят о том, что меня здесь любят и принимают. Кажется, я наконец-то нашла свое место. Это уникальный, невиданный опыт. В замке полно людей, которые волнуются обо мне и заботятся о моих удобствах. Что подумала бы мать, если бы увидела это? – Бригид покачала головой. – Нет, она никогда не поняла бы такого, даже если бы очутилась в этой самой комнате. Майрерад из табуна Дианны замечает только тени, а не свет, от которого они возникают. Она придралась бы к поведению членов клана Маккаллан, постаралась бы умалить их привязанность ко мне. Почему я вспомнила о матери? Та часть моей жизни осталась позади. Просто я чертовски устала. Путешествие было утомительным. Мне просто надо поспать. Утром я приду в себя. Завтра мне надо будет убедиться в том, что новые фоморианцы устроены. Я слышала разговор о том, что для них строится деревня на плато, к югу от замка. Может быть, я посмотрю на нее и возьму туда Лайэма. – Она вздохнула и одну за другой погасила ароматные свечи, чтобы комнату освещал лишь огонь в очаге. – Что мне делать с мальчишкой? Если я объявила его своим учеником, то придется начать заниматься с ним. Будем искать следы, идти по ним, называть, описывать, – С удовлетворением подумала кентаврийка. – Этой науке охотницы учатся годами. Я заставлю его потрудиться. Если мне повезет, то он потеряет к этому интерес».

Не обращая внимания на бирюзовый камень, лежавший в кармане и давивший на грудь, Бригид выскользнула из жилетки и налила свежую воду из кувшина в таз, который сняла с комода. На крючке в виде кинжала висело плотное льняное полотенце. Она сняла его, смочила в воде, обтерлась и с блаженным вздохом рухнула в постель.

«Сегодня я высплюсь как следует, а завтра подумаю обо всем: о бирюзовом камне, поисках души и о чертовом золотом ястребе. В последние дни я была слишком занята и не могла размышлять ни о чем, кроме Кухулина. Рассвет наступит уже совсем скоро».

Она не сознавала, что видит сон, просто была счастлива, безмятежно дрейфовала на облаке. В ее сне не было детей, мертвых друзей и совершенно никаких чертовых мужчин, с разрушенной душой или без.

Хлопнула дверь. Кто-то начал ее трясти. Блаженство рассеялось, словно дым на ветру.

 – Бригид! Проснись!

Охотница приоткрыла один глаз, увидела, что огонь догорел, хотя угли в очаге еще тлели. Незваный гость держал в руке тонкую свечу.

Она постаралась совсем проснуться и хрипло спросила:

 – Кухулин?

 – Я едва тебя добудился, – сказал он и принялся зажигать свечи, которые кентаврийка погасила совсем недавно.

 – Уже утро? – Она села и отбросила с лица длинные серебристые волосы.

Воин зажег свечи, присел перед очагом, подбросил туда веток, чтобы огонь разгорелся, и оглянулся на нее через плечо. Его глаза опустились на обнаженную грудь охотницы, потом поднялись к лицу.

 – Нет. Не утро. Оденься. – Он повернулся к ней спиной и продолжил подбрасывать ветки.

Щеки Бригид порозовели, когда она поднялась с постели и увидела свою жилетку. Охотница надела ее и почувствовала, как мысли разбежались в стороны.

«Что со мной не так? Мы, кентаврийки, не стыдимся показывать грудь. Даже моя кожаная жилетка, по традиции украшенная бусинами, зачастую наполовину расстегнута. Почему же я покраснела как девчонка? Он ворвался ко мне в комнату, разбудил и заставил почувствовать себя... голой. Смешно!»

 – Кухулин, в чем дело? – выпалила она. – Я устала, не разрешала тебе входить сюда и зажигать здесь все. – Бригид указала на горящие свечи и очаг.

Он поднялся и шагнул к ней. Его спутанные волосы торчали, как грива огромного животного. Воин стиснул руки и так сильно сцепил пальцы, что суставы побелели, потом поднял ладони ко лбу и закрыл глаза, словно молил ее о чем-то.

 – Ку?.. – Бригид заволновалась.

Человек, стоявший перед ней, выглядел измученным и разбитым.

 – Помоги мне, – попросил он, не открывая глаз. – Я не могу жить так ни дня больше.

 – Конечно. Мы ведь договорились.

 – Молчи. – Он открыл глаза. – Сейчас или никогда. Бригид перепугалась и попыталась образумить его:

 – Ку, подумай сам. Не время...

 – Не верю. – Он резко взмахнул рукой. – Я не могу быть здесь, не став самим собой.

 – Ты знаешь, что боль не станет меньше, Ку. Она не уйдет.

 – Да, знаю! – Воин запустил пальцы в волосы и стал шагать взад-вперед перед очагом. – Мне придется научиться жить без нее, но я не могу этого сделать, пока у меня отколот кусок души. Я не могу находиться здесь, дома, где встретил ее, полюбил, а потом потерял. Я дышу, то есть живу, но как во сне. Я... я не сумею объяснить понятнее. Ты просто должна знать, что я больше не могу. Или ты поможешь мне сегодня ночью, или утром я уеду.

 – Бегство не решит твоих проблем.

 – Это я тоже знаю! – Кухулин потер лоб и поднял глаза. – Помоги мне, Бригид. Пожалуйста.

 – Но я не знаю, смогу ли! – крикнула она.

 – Тебя беспокоит только это? – Воин чуть заметно улыбнулся. – Ты волнуешься, что не сможешь найти потерянную часть меня?

 – Думаешь, это все, что меня беспокоит? Кухулин, я не шаманка, – проговорила кентаврийка четким ясным голосом, словно ее гость был непонятливым ребенком.

 – Но ведь оно... – Он запнулся от хмурого взгляда. – Он, я!.. Как ты предпочитаешь называть эту самую беглую часть?

 – Он, – сказала Бригид.

 – Он уже приходил к тебе и появится снова.

 – Ты так в этом уверен?

 – Да, охотница. – Кухулин опять улыбнулся, на этот раз широко. – Мы тебя любим – он и я. Ты очень колючая, тщательно прячешь свою доброту, но мы все равно тебя любим. Он придет к тебе. Только позови.

Бригид постаралась не обращать внимания на его игривый тон, от которого у нее все замерло внутри.

«Конечно, Кухулин меня любит. Мы ведь друзья, члены одного клана».

 – Или помоги мне, или идем со мной прямо сейчас. Надо предупредить сестру и мать, что я уеду на рассвете.

Она хмуро поглядела на него и заметила:

 – Это похоже на угрозу.

 – Ничуть! Совсем не похоже. Это откровенный шантаж.

Бригид взглянула в бирюзовые глаза воина, и ее голос перестал быть шутливым:

 – Я боюсь, Ку.

 – Чего?

 – Неудачи... и успеха.

Он медленно кивнул, чем немало удивил собеседницу, потом проговорил:

 – Ты не хочешь отправляться в царство духов. Я все понимаю и сожалею, что мне приходится просить тебя об этом. Если бы существовал другой способ...

 – Нет, – поспешно сказала она. – Меня беспокоит другое. Я боюсь того, что могу там обнаружить. – Последние слова кентаврийка проговорила едва слышно.

 – Ты знаешь, что там обнаружишь. – Лицо Кухулина побледнело, но он не отводил от нее пристального взгляда. – Всего лишь меня, Бригид. Разрушенный, бестелесный, какой угодно, но это буду всего лишь я.

 – Это меняет меня, Ку. Я чувствую, – сказала она.

 – Я знаю... Я... – Его голос звучал сдавленно. – Прости меня за то, что просил тебя об этом.

Она посмотрела ему в глаза и внезапно почувствовала себя виноватой.

«Кухулин молит о жизни. Я должна отбросить свои ребяческие страхи и помочь ему. В моих жилах всегда текла кровь могущественной шаманки. Теперь эта наследственность наконец-то мне пригодится. Я сумею использовать ее, чтобы вернуть Кухулина к жизни».

 – Тебе не за что просить прощения. Я просто глупая. Давай сделаем это. – Она оглядела комнату. – Подбрось веток в очаг, а свечи, я думаю, будут только мешать.

Кухулин быстро двинулся от свечи к свече, погасил их, потом вернулся к очагу и стал подбрасывать ветки в огонь. Пламя взметнулось вверх, танцуя и потрескивая.

Затем он встал, нервно потер руки и спросил: