— Давай понесем его. Дойдем до места — решим, как быть. Не бросать же его здесь! — проговорил Маленький Ван, глядя на побелевший нос Чэньсаня.

— Ладно, — коротко бросил в ответ Красноносый Чэньсань, и, подняв на плечи застывший труп, они пошли дальше.

«Смерть!» — молнией пронеслось у всех в уме.

«Смерть? Черт тебя подери! Мне ты не страшна — силенки еще есть» — И кузнец Фэн Лю, похлопав рукой по груди, прогнал от себя эту мимолетную безрадостную мысль. Голос его звучал по-прежнему мужественно, хотя уже немного слабее, чем раньше. Ноги отяжелели, и поднимать их приходилось с большим трудом. Казалось, какой-то голос нашептывал ему: «Смерть… Впереди ждет смерть». Он вздрогнул, но сам себе ответил:

— Пошли! К черту смерть!

Свет! Каждому казалось, будто где-то впереди он видит слабый свет. Каждый думал про себя: «Теперь недалеко». Они шли, выбиваясь из последних сил. В сердцах их была одна надежда: через какое-то время они смогут насладиться теплом. Но перед их глазами непрерывно маячил окоченевший труп, преграждая им путь. Ночь стала еще холоднее. Людям казалось, что они видели свет. Но, увы! Это был всего лишь мираж. И они шли навстречу этому миражу.

— Ой!.. Мы заблудились! — испуганно закричал плотник Асы.

Тяжелый груз лег на сердце каждому. Пелена с глаз вдруг спала.

Действительно, это большой лес, но почему же они идут так долго и не могут выйти из него? Очевидно, они затерялись в лесу. Ни света, ни звука — только темнота, ветер, снег да холодная ночь вокруг. Положение их было ужасно!

— Что же делать? Что делать?.. — растерянно причитала Сунь Эрсао, крепко прижимая к себе малыша и не замечая, что он уже недвижим.

— Что делать? — вторила ей вдова Чжао, обнимая своего сына и веля ему прижаться поплотнее.

— Как же нам быть? — вскричали еще несколько женщин, и в голосах их слышалось отчаяние.

— Идти, вот что! Идти вперед! — грубо, словно он был лишен каких-либо чувств, закричал Фэн Лю, и мужественный голос покрыл все остальные голоса. Голод давал о себе знать, и кузнец испытывал муки голода, но не обращал на них внимания. Он знал только одно: сил у него еще достаточно, он ничего не боится, он будет отчаянно сопротивляться, он пойдет вперед.

«Нас больше пятидесяти, — думал он, — руки и ноги у нас целы, мы спаяны вместе и не ляжем на землю, чтобы умереть бессмысленной смертью от голода и холода. Мы должны что-то сделать, чтобы спасти себя». Но что именно сделать? Этого он пока еще не знал.

— Пошли! — закричали сзади Маленький Ван и Красноносый Чэньсань. Словно холодный тяжелый камень, тащили они вдвоем труп дедушки Чжана, чувствуя, как слабеют руки и жжет от голода в желудке. Но сердцем они не могли подчиниться обстоятельствам и кричали со всеми: «Пошли!» Они с усилием передвигали ноги, обутые в рваные башмаки и обмотки, насквозь промокшие от снега и грязи. От холодной земли ноги их почти окоченели.

— А может, хоть ноги пожалеем? Других ведь нет! — страдальчески выкрикнул обычно неразговорчивый Чжэн Дамао. — Так вслепую можно идти до рассвета — и все без толку!

— А что делать? Здесь, в лесу, даже отдохнуть негде! Видишь, земля-то какая сырая. Разве ляжешь на нее? — с отчаянием в голосе откликнулся плотник Асы.

— Не могу больше. У меня ноги онемели, — страдальчески воскликнула вдова Чжао. Сама она голода не чувствовала, но ее мальчик все время повторял: «Мам, есть хочу… Есть…»

В этой людской массе были еще двое детей: девочка одиннадцати лет и восьмилетний мальчик; они тоже ныли: «Есть хотим, есть хотим…»

«Есть» — это слово преследовало каждого, и все они испытывали муки голода. Не чувствовал голода лишь ребенок Сунь Эрсао: он был мертв, но мать все еще крепко прижимала его к груди, словно живого. Она не знала.

— Не кричи. Скоро спустимся в долину и поедим досыта, — уже другим тоном говорила вдова Чжао своему девятилетнему сынишке, поглаживая его по плечу.

— Детка, что говорит тетушка Чжао? Слышишь? Спустимся в долину и поедим досыта! Потерпи немножко — все будет хорошо, — ласково успокаивала своего восьмилетнего сына мамаша У.

— Бабушка, а почему нам нечего есть?.. И жить негде? У других ведь хорошо… Бабушка, я… — непонимающе спрашивала одиннадцатилетняя девочка свою бабку, старуху Шэнь.

— Глупышка ты! Такая уж наша судьба, — не задумываясь, ответила пятидесятилетняя женщина.

«Судьба? А действительно ли это судьба?» — сомневаясь, переспрашивал сам себя кое-кто из шедших сзади.

Что это за слово — «судьба»? Вот сейчас где-то там многие едят вволю, живут в тепле, ничего не делая, а они, эта кучка людей, блуждают по лесу, исхлестанному ветром и снегом, не находя ни места, где можно было бы отдохнуть, ни крох пищи, которыми можно было бы утолить голод. Говорят — такая судьба, а они не могут согласиться с. этим, поверить в это. Они хорошо помнили, как чужие люди забрали их добро и сожгли их дома. Они, правда, видели также, как целый день шел дождь, как размыло плотину и как хлынувшая вода затопила их поля; но ведь с них очень давно собирали деньги, якобы на ремонт плотины, и они доверчиво отдали их, так и не узнав, на что эти деньги пошли. Говорят — судьба, а они не могут поверить. Во время пути они своими ушами слышали, как им говорили, что они плохие люди и поэтому должны терпеть мучения. «Какая несправедливость!» — думал кузнец Фэн Лю сначала с сомнением, затем с гневом и чувствовал, как все сильнее жжет у него на сердце. Он вытянул руки со сжатыми кулаками, будто собираясь схватиться с кем-то, но на руки ему лег холодный слой снежных хлопьев. Так думали многие, в том числе и Маленький Ван, и Красноносый Чэньсань. Опустив головы, они не отрывали глаз от запорошенного блестящим снегом трупа дедушки Чжана. Они не могли терпеть несправедливости. «Почему такой хороший человек, как дедушка Чжан, должен был принять столь ужасную смерть?» — спрашивали они себя, но не находили ответа на этот вопрос. Да и никто другой тоже не смог бы дать им ответа. «Вот такая несправедливость!» — казалось, повторял все время кто-то рядом с ними. Они стиснули зубы.

— Так и негде передохнуть? Я просто не могу больше двигаться, — вновь выкрикнула вдова Чжао.

— Сколько еще идти? Сколько нам еще идти, чтобы поесть? Мам, я кушать хочу, — не отставали от взрослых дети.

— Я не могу идти! Давайте отдохнем! Свет, куда же исчез этот свет? — умоляющим голосом кричал плотник Асы.

— Я не хочу идти дальше. Пожалуй, я не переживу сегодняшней ночи. Придется мне помирать на дороге, — слабым голосом обратился к кузнецу долго молчавший папаша Чжоу. Стоявшим близко к нему показалось, что он плачет.

Фэн Лю поднял голову и поглядел на видневшийся над головами кусок глубокого темного неба. Белые снежинки кружились над головой, холодом ложась ему на лицо. «Смерть, смерть ждет тебя впереди!» — шептал ему в уши какой-то голос. Лицо его исказилось. Он долго молчал, и никто не знал, что у него на душе. Неожиданно он крикнул зычным и ясным голосом:

— Говори ты, Маленький Ван! И ты, Красноносый Чэньсань!

— Идти. Мы не можем лечь и дожидаться смерти. Силы у нас еще есть и народу много. Больше пятидесяти — чего нам бояться! — Двое молодых говорили почти в один голос. Сейчас они забыли обо всем — о темноте, о ветре и снеге, даже о трупе, который несли; только гнев был в их сердце: «Какая несправедливость!»

— Ну, кто еще там? Говорите! — Кузнец Фэн Лю назвал несколько имен.

— Идти! Всем вместе! Нас больше пятидесяти — нам ничего не страшно! Силы у нас есть, а придется умирать — так все равно надо идти, пока не упадем мертвыми! — Все говорили почти одно и то же, и никто не думал лишь о себе.

Остальные молчали. Но дети шумели, требуя идти вперед.

— Значит, пойдем! — веско проговорил кузнец Фэн Лю и, помолчав, добавил: — Ведь когда-нибудь ночь кончится!

А ночь, все такая же темная, как и прежде, окружала их.

Но теперь шаги людей слышались громче, чем прежде. Кое-кто еще продолжал спорить, но вскоре разговоры прекратились и все стихло. Они шли молча, отдавая все силы на неравную борьбу с ветром и снегом, понимая, что это их последний бой.