Потом я наконец покинул «коровник». Я собрался было привести в порядок могилу брата, и тут мне стало известно, что кладбища Хунцяо больше не существует. Так где же мне искать его «настоящий дом»? Где мне искать прах этого доброго учителя, никогда не причинявшего никому зла? Ответа нет, а я продолжаю мучиться вопросами.

Завершено 10 августа

Перевод Т. Никитиной

Я во второй раз прохожу курс лечения в больнице. Каждый день за час до дневного сна я перебираюсь с кровати на маленький диванчик и сижу в ожидании медсестры, которая приходит в 2 часа измерять температуру. Я сижу неподвижно, но не дремлю. Мой мозг не хочет отдыхать, он вспоминает книги, статьи, которые я когда-то читал, будто хочет удержать в себе хоть немножко прекрасного до того, как память окончательно покинет меня.

Если я не ошибаюсь, у советского писателя Эренбурга в одной из пьес есть такой эпизод: во время Отечественной войны в Ленинграде, окруженном немецкой армией, девочка делает в дневнике такую запись: «Такое-то число. Ночь. „Анна Каренина“. Нет электричества, нет свечи, весь город на режиме светомаскировки, она не имеет возможности читать, она тихо сидит в темноте и вспоминает сюжеты из прочитанных книг. Роман Толстого помогает ей пережить эту мрачную ночь».

Так и теперь, борясь с болезнью, нахожу подкрепление своим силам в самых разных произведениях. Поиски и стремления людей на их жизненному пути заставляют меня еще больше любить жизнь. Хорошие произведения зовут ввысь мои мысли; сила искусства вызывает во мне душевный подъем; судьбы литературных героев позволяют мне увидеть проблески будущего в сегодняшней жизни. Люди влюбляются, радуются, страдают, выбиваются из сил… Простые человеческие существа, обычная жизнь, искренние чувства, высокие нравственные качества пробуждают во мне любовь, сопереживание. И хотя я отгорожен от мира стенами палаты, душа моя вместе с героями книг может странствовать по всему свету, жить их жизнью. И хотя из-за болезни у меня нет сил читать что-то новое, имеющихся запасов духовных богатств мне вполне хватит на остаток жизни. До самой смерти людям нужны свет и тепло.

Часто говорят: «Писатели — инженеры человеческих душ». У меня глубокое убеждение, что моя душа создана литературными произведениями. Конечно, не какими-то отдельными, а многими, самого разного содержания, к тому же я их не «без разбора усваивал», а только «по потребностям». Недавно, сидя на диване, я вспоминал роман Диккенса «Повесть о двух городах».

Последний раз я читал его в феврале 1927 года на борту французского почтового судна «Анже». На второй день плаванья поутру судно встало на стоянку в Марселе, но я не выпустил книгу из рук и читал до глубокой ночи. И хотя я расхожусь с автором романа во взглядах на Великую французскую революцию 1789 года, и хотя в реальной жизни не бывает таких людей, как главный герой романа — непризнанный гений Картон, на протяжении многих десятков лет в моем сознании неизменно «присутствует» этот англичанин, отдавший свою жизнь за счастье других людей и спокойно взошедший на помост гильотины. Я не могу забыть его, как не забыл бы никогда близкого друга. Он является для меня одним из моих многочисленных учителей, он служит примером, учит меня понимать, как человек может сделать свою судьбу бессмертной. Когда я сталкиваюсь со злом, его образ придает мне стойкости.

Я уже давно не пишу дневник. Если бы я вел его, находясь в больничной палате, я сделал бы в нем такую запись: «Такое-то число. „Повесть о двух городах“». У меня здесь нет книг, я не читаю, я вспоминаю. В моем дневнике могла бы появиться и такая запись: «Такое-то число.

„Война и мир“», или: «Такое-то число. „Речные заводи“» и т. д. Князь Андрей, раненый, лежит на поле боя и смотрит в небесную высь; Линь Чун с тыквенным сосудом пробирается сквозь метель в амбар… Судьбы многих героев заставляют меня непоколебимо верить: смысл жизни в том, чтобы отдавать, чтобы платить, а не в том, чтобы брать, чтобы получать. Этого многие не понимают, это многим не дано понять. Если бы цзаофани во время «культурной революции» разрешили мне вести дневник, чтобы записывать в нем свои мысли, он был бы заполнен названиями книг. Они бы непременно удивились: мои книжные шкафы опечатаны, они стоят закрытыми уже десять лет, откуда же я взял эти книги для чтения? Им и в голову не пришло бы, что у человека в голове есть кладовая, где хранятся вещи, которые нельзя выкрасть. Только читатель с открытой душой постигает силу и значение литературных произведений. Даже сам писатель может не знать об этом.

Три романа Толстого получили всеобщее признание как высокие достижения мировой литературы XIX века, однако сам писатель в последние годы жизни отказался от них. Горький прекрасно сказал об этом: «В истории человечества нет другого столь печального случая, по крайней мере я не помню ни одного из великих художников мира, который пришел бы к убеждению, что искусство — самое прекрасное из всего, достигнутого человеком, — есть грех». Но я знаю, что нет такого человека, который, следуя мнению писателя, уничтожил бы их. Даже сам Толстой, если бы он воскрес, не смог бы забрать свои произведения из моей «кладовой».

20 ноября

Перевод Т. Никитиной

Не так давно я получил от племянницы, работающей на северо-западе страны, письмо, в котором был такой пассаж: «С будущего года я собираюсь потихоньку копить деньги… Нужно их заранее приготовить, чтобы через несколько лет женить старшего сына. В этих краях довольно жесткий порядок бракосочетания с выкупом невесты. Когда дети женятся, семья жениха обязана приобрести обстановку для молодых — гардероб, комод, сервант, письменный и обеденный стол, диван, кровать, прикроватную тумбу и прочее, сделать семье невесты свадебные подарки. Кроме того, семья жениха обязана купить невесте наручные часы, велосипед и комплект верхнего и легкого платья для всех сезонов. И еще по случаю свадьбы устроить для гостей банкет в ресторане, что стоит немалых денег. А семья невесты дает в приданое два сундука, два одеяла, немного одежды и небольшой набор предметов повседневного обихода. Сейчас у молодежи запросы возросли, они хотят, чтобы у них в доме был магнитофон и прочее… Все говорят, что невест теперь продают, это черт знает что, но что делать?..»

То, о чем она рассказывает, — общеизвестные вещи. Так у нас делают повсюду и везде, конечно, есть и такие, кто так не делает. Но поступающих подобным образом довольно много и, похоже, становится все больше. Я говорю «похоже», потому что я не занимался изучением этой проблемы. У меня лично впечатление, что если в начале «культурной революции» еще казалось, что общество стремительно шагает вперед, то в конце ее вдруг выяснилось, что везде «уважаемые предки», хотя и под новой вывеской, а на некоторых даже вывеска «революционного левого». Это для меня было великим открытием. С тех пор я будто прозрел. Несколько лет у меня была кличка «нечисть», а в это время притаившаяся до времени истинная «нечисть», принарядившись, вышла на улицу. Это о феодальных пережитках и феодальной отраве. К тому времени я уже прошел через «Школу Седьмого мая», можно считать, что критика и борьба в отношении меня перешли в завершающую стадию, я каждый день посещал политзанятия, на которых борьба за преодоление пережитков феодализма считалась пройденным этапом, да и мне казалось, что мы уже избавились от кошмаров старого общества. Я не думал, что пережитки набирают силу, а отрава расползается все шире. Я все шестьдесят лет с помощью пера не переставал бороться против брака с выкупом невесты, патриархальщины, против обычая вступать в брак «по воле родителей», «через сватовство». И вот теперь моя племянница стоит перед необходимостью выкупить невесту для сына, и у нее нет другого выхода. Когда двадцать девять лет тому назад она выходила замуж, то ни у кого ничего не требовала и никто не вмешивался в ее замужество. А вот ее сын не может без звонкой монеты создать семью. Разве виной тому только старые традиции? Она сетует, но не сопротивляется. Многие сетуют, но мало кто сопротивляется. Я смотрел некоторые телеспектакли и кинофильмы, такие, как «Сорочьи слезы», «Забытый любовью уголок»… Сколько слез! Сколько страданий! Какие трагические финалы! Сегодня утром я услышал по радио, что восемь девушек в одной из провинций сообща выступили с инициативой начать движение борьбы за самостоятельность в выборе супруга, решительно порвать с традициями. Их порыв следует приветствовать, их смелость заслуживает похвалы. Но возникает вопрос: а куда делись традиции периода «движения 4 мая»? Куда делись традиции антифеодальной борьбы, существовавшие в период с 20-х по 50-е годы? Почему сегодня такое засилье феодальных обычаев? Чтобы порвать с ними, чтобы защитить свои законные права, молодые девушки все еще вынуждены бороться, вынуждены все начинать сначала. Одним словом, устарело это или нет, я намерен вести активную антифеодальную борьбу, я хочу повторить слова, которые говорил и пятьдесят, и шестьдесят лет назад: «Бракам с выкупом невесты, бракам по принуждению необходимо положить конец».