— Тебе хорошо, ты и в Сычуани не пропадешь, а мне, если не уеду в следующем месяце, хоть ложись и помирай. Вещи почти все проели. Ведь мы были уверены, что сразу после победы возвратимся домой.

— Победа — это для них, а нам что? Мы не наживались на горе людском. Вот и не видим ничего хорошего от победы. Это и так было ясно, только зря на демонстрацию шли и радовались…

Шушэн вся дрожала, будто проваливалась в прорубь, и, съежившись, глядела по сторонам, чувствуя, как ее окутывает пелена лжи. Порой ей казалось, что все это сон. Вчера в это время она обедала в шумном ресторане, упиваясь льстивыми речами. А сегодня в холодную ночь слушает жалобы этих несчастных. Зачем она возвратилась? На что надеялась, торопясь в ту мрачную комнату?.. И что ей делать теперь?

Утро вечера мудренее. Мертвым уже все равно, а живой о живом должен думать.

Единственное, что она сможет завтра узнать, — это место захоронения мужа. Но удастся ли ей вернуть сына? Сможет ли она все изменить? Отправиться неизвестно куда на поиски или вернуться в Ланьчжоу и уступить домоганиям управляющего?

У нее две недели на размышления. Всего две недели. А решить нелегко. Почему она должна стоять здесь на холодном ветру?

У меня есть еще время, успокаивала она себя. Шла медленно, но уверенным шагом. И вдруг на этой мрачной улице ее охватило странное ощущение: она с тревогой смотрела на карбидные фонарики, боялась, что ветер их загасит.

Ночь выдалась слишком холодной, а Шушэн так недоставало тепла.

Перевод Е. Рождественской-Молчановой

Эта улица, обычно такая спокойная, вдруг забурлила. Люди самого разного обличья, во всевозможных одеяниях образовали посередине большой плотный круг. Стоявшие позади вытягивали шеи, как будто хотели вырасти и увидеть то, что происходит внутри, стоявшие же впереди счастливчики словно бы старались увеличиться в объеме и не дать задним поглядеть на то, что видят только они. Зрители толкали, оттесняли друг друга, произнося при этом какие-то фразы, — словом, улица бурлила.

Это привлекло внимание случайно проходившего мимо Ли Лэна, студента университета; найдя в людской толпе щелочку, он протиснулся внутрь. При этом он едва не сшиб какого-то толстяка, по виду торговца. Тот гневно уставился на него, но Ли Лэн не придал этому значения и продолжал протискиваться. Оказавшись в первом ряду, он обнаружил, что все взоры устремлены на черный автомобиль, рядом с которым лежит некое существо. Прежде то был человек, а сейчас — мертвое тело, залитое кровью, холодное и твердое, как камень. Голова была раздавлена, мозг вытек, прикрывавшее тощее тело рванье было вымазано кровью и грязью. Одного взгляда на эти лохмотья было достаточно, чтобы понять, что то был за человек и какова цена его жизни. В машине кроме шофера сидели двое. Один — мужчина лет тридцати с лишним, с черными усиками на круглой физиономии, в велюровой шляпе, шелковом халате на лисьем меху и куртке темного цвета. Рядом с ним — модница в длинной темно-зеленой накидке и голубом платье с боковым разрезом. Ее коротко остриженные волосы прикрывала темно-красная шляпа с зеленым бархатным попугайчиком. Красивое лицо еще более украшали живые глаза, но в них Ли Лэн прочел выражение не сочувствия, а страха.

Высунувшись из окошка автомобиля, мужчина разговаривал со стоявшим рядом полицейским, который отвечал почтительным тоном. Ли Лэну удалось схватить лишь последние фразы.

— Запиши номер машины… В случае чего — приходи в мой особняк, обсудим… — Мужчина высокомерно цедил слова, выказывая полное безразличие к происходящему.

Полицейский заулыбался во весь рот:

— Да, конечно, только вот…

— Что, эта тварь? — прервал его мужчина, ткнув пальцем в лежавшего на мостовой. — Отвези его куда-нибудь, и дело с концом… Я сейчас очень занят…

Достав кожаное портмоне, он вытащил из пачки банкнот бумажку в десять юаней и протянул полицейскому:

— Вот, можешь нанять повозку.

Тот взял деньги, подобострастно отдал честь и удалился, расталкивая собравшихся.

— Тварь, говоришь? Сказал бы прямо: пес! — послышался сзади гневный шепот, от которого Ли Лэну вдруг стало холодно. Он вздрогнул и повернул голову, чтобы разглядеть говорившего, но кругом были лишь ухмыляющиеся глуповатые лица зевак. Все же в некотором отдалении он заметил парня на вид лет двадцати с небольшим, худощавого, со вздернутым носом, горящими глазами и слегка приоткрытым ртом. Выражение боли на его лице трудно было передать словами. Словно иголка вонзилась в сердце Ли Лэна, и он сказал самому себе: «Да, это несомненно он».

Шофер все это время неподвижно сидел с напуганным видом за рулем. Наконец мужчина громко произнес:

— Поехали, Агэнь!

Тот, словно пробудившись ото сна, включил зажигание, нажал на клаксон и тронулся с места.

Крича и толкая друг друга, люди бросились врассыпную; образовался широкий проход, по которому гордо проследовала машина, звуками клаксона возвещая о победе. А вслед ей неслись злобные проклятия людей, которых во время давки сбили с ног.

Из слов окружающих Ли Лэн узнал, что хозяином машины был секретарь командующего гарнизоном.

Машина скрылась из глаз, ушедший за повозкой полицейский все не появлялся. «Эта тварь», холодная и твердая, продолжала лежать на дороге. Разбежавшиеся было люди вновь подошли поближе. Они размахивали руками, кричали, высказывали свои мнения. Одни обвиняли погибшего в неосторожности, другие говорили, что шофер не считает пешеходов за людей, кто-то сетовал на жестокую судьбу, кто-то жалел погибшего, а были и такие, кто ругал машину-убийцу. Секретаря командующего не осудил никто.

Впрочем, сказать «никто» было бы не совсем верно. Ведь тот худой парень продолжал говорить: «Секретарь командующего — вот кто проклятая тварь, вот кто истинный пес!» В ушах Ли Лэна этот резкий, гневный голос звучал громче, чем все остальные, он летел к нему, как брошенный кем-то камень. Студент невольно обернулся, и их взгляды встретились. Во взоре молодого человека Ли Лэн увидел такую бездну ненависти, что ему даже стало немного страшно. Он опустил голову, краешком глаза продолжая следить за тем парнем. А тот, бросив на Ли Лэна долгий взгляд, быстро, словно кролик сквозь дыру в изгороди, пробрался через толпу. Ли Лэн пошел за ним следом — зачем, он и сам не мог бы объяснить. В этот момент он находился во власти той силы ненависти, которую излучали глаза парня.

Выбравшись из шумной толпы, Ли Лэн почувствовал, что в воздухе похолодало, по его телу пробежала дрожь. В трех-четырех шагах перед ним шел тот молодой человек. На нем был серый ватный халат, но слой ваты, видимо, был тонок, и чтобы согреться, человек старался идти как можно быстрее. Его худая прямая фигура со стороны походила на бамбуковый шест, колеблющийся под холодным ветром. Ли Лэн не отрывал своего взгляда от его спины. И вдруг с его глазами что-то случилось: ему показалось, что перед ним действительно вырос высоченный шест, преградивший дорогу. Ли Лэн перепугался и тихо вскрикнул. Шест исчез, перед ним, раскинув руки, стоял человек в сером халате, его глаза смотрели Ли Лэну прямо в душу:

— Позвольте узнать, зачем вы преследуете меня?

На этот внезапный вопрос Ли Лэн не мог найти ответа. Покраснев, словно застигнутый на месте преступления, Ли Лэн растерянно глядел на худое лицо парня. Неожиданно на этом лице проступила улыбка:

— Не надо бояться! Вам, видимо, что-то кажется странным в моем поведении?

Улыбка придала Ли Лэну смелости:

— Я знаю, что это вы только что честили того секретаря!

— Надеюсь, вы не шпик? — холодно спросил молодой человек.

— Что вы, я вам не враг, я хотел высказать свое сочувствие! — в голосе Ли Лэна звучала неподдельная искренность.

Худое лицо на мгновение озарилось внутренним светом, но тут же вновь померкло, обрело холодное выражение: