Прошло немногим больше недели, и Чэнь Чжэнь снова пришел к Жушую. Он хотел, чтобы Жушуй перевел статью с японского языка. Он считал, что это отвлечет друга.

Жушуй сидел, уронив голову на письменный стол. Чэнь Чжэнь дважды окликнул его. Тот не ответил. Он подошел ближе и услышал всхлипывания. Жушуй плакал! Это удивило Чэнь Чжэня. «Возможно, в этом виновата Жолань», — подумал он. Но тут увидел на столе конверт старого образца и вспомнил, что вчера пересылал Жушую заказное письмо от отца. Скорее всего, это письмо и является причиной слез. Он тихонько стоял в стороне, ожидая, пока Жушуй поднимет голову. Но Жушуй не шевелился. Потеряв терпение, Чэнь Чжэнь похлопал его по плечу.

Жушуй поднял голову, лицо его было мокрым. Он смотрел на Чэнь Чжэня глазами, полными тоски, и не переставал плакать. Взгляд его молил о помощи.

Чэнь Чжэнь никогда не видел Жушуя таким убитым. Сердце его заныло от жалости. Он хотел успокоить друга, но не мог найти нужных слов и лишь участливо проговорил:

— Что случилось? Отчего ты плачешь? Не могу ли я помочь тебе?

Жушуй покачал головой, молча взял конверт со стола и протянул его Чэнь Чжэню. Тот быстро вытащил письмо и пробежал глазами.

Письмо, как он и думал, было от отца Жушуя. Он сообщал о том, что мать заболела, дни и ночи думает о нем и просит поскорее приехать. Отец подыскал для него место чиновника в финотделе главного города провинции и надеется, что сын незамедлительно приедет и приступит к работе. Письмо было длинное, на пяти страницах, но смысл его сводился к тому, что сын, проучившийся столько лет вдали от дома да еще побывавший в Японии, должен по возвращении стать чиновником и прославить семью. Летать же по всему свету и ни одного дела не довести до конца — значит не оправдать добрых надежд родителей, воспитавших его. По тону письма чувствовалось, что отец строг и привык приказывать сыну.

Читая, Чэнь Чжэнь все больше сердился. Он чуть было не разорвал письмо в клочки, но сдержался и отдал его Жушую.

— Что же ты решил делать?

— Думаю ехать домой.

Этот ответ подействовал на Чэнь Чжэня как ушат холодной воды. Ему стало не по себе.

— Ладно. Когда едешь? — сердито спросил он.

Но Жушуй даже не взглянул на Чэнь Чжэня, словно не слышал вопроса. Лишь помолчав немного, он печальным голосом промолвил:

— Отец хочет сделать меня чиновником, а я не желаю.

— К чему же тогда ехать? — холодно засмеялся Чжэнь.

— Я не могу не навестить больную мать. Это мой долг.

Жушуй хотел показать, что он почтительный сын. Но вместо сочувствия вызвал у Чэнь Чжэня отвращение. «Почтительный сын!» — подумал тот с презрением.

— В таком случае тебе следует стать чиновником, иначе ты не оправдаешь надежды родителей, — с иронией проговорил Чэнь Чжэнь.

— Вот и я так считаю, — не раздумывая, согласился Жушуй. Он и не подозревал, что Чэнь Чжэнь смеется над ним. — Но я не хочу быть чиновником. Ты знаешь, я издавна питаю отвращение к чиновничьей карьере.

— Если человек, ратующий за возвращение к земле, станет чиновником, люди перестанут питать отвращение к чиновникам. Если детский писатель станет чиновником финотдела, все его коллеги будут жить беззаботно, как дети, — не выдержал и рассмеялся Чэнь Чжэнь.

Жушуй понял, что Чэнь Чжэнь смеется над ним, и, раздосадованный, сказал:

— Если бы ты знал, как скверно у меня на душе, а ты, вместо того чтобы помочь, еще издеваешься!

— Раз ты решил ехать, к чему тебе моя помощь?

— Когда это я решил? Я совершенно запутался. Ты должен помочь мне советом. Должен решить за меня. Я ума не приложу, как быть. По правде говоря, у меня нет сил расстаться с Жолань, но не ехать — значит дурно поступить по отношению к матери. Сколько горя испытала мать, пока вырастила меня, я никогда в жизни не смогу отплатить ей за все ее добро. И вот сейчас она заболела. Я должен ехать. Разве можно сказать «нет»?.. Но если я поеду, все мои убеждения, надежды полетят к дьяволу. А о любви и говорить нечего. Расстаться с Жолань и жить с нелюбимой женой я просто не в силах… Что же мне делать?

Чэнь Чжэнь перестал насмехаться и серьезно, с участием проговорил:

— По-моему, есть только один выход — не ехать. Болезнь матери, я думаю, не так уж серьезна, просто она хочет повидать тебя. Когда-нибудь пригласишь ее к себе. Женишься на Жолань, и будете жить вместе с матерью. Всем будет хорошо. Не так ли?

Жушуй, казалось, не сразу понял Чэнь Чжэня, но потом замотал головой, не соглашаясь с другом. Он стал придумывать более подходящий план. Однако все его мысли вертелись вокруг трех слов: «совесть», «идеи», «счастье».

Чэнь Чжэнь молчал. Он понимал, что говорить бесполезно, и решил тотчас уйти, но, вспомнив, зачем пришел, вытащил статью.

— Последнее время у меня так неспокойно на душе, а теперь просто кошки скребут, я ничего не смогу делать. — Жушуй положил статью на стол, поднялся и зашагал по комнате.

— Тогда завтра с кем-нибудь пришлю ее тебе, — сказал Чэнь Чжэнь, уступая и надеясь, что друг согласится.

— Завтра? Нет, возьми статью с собой. Я ничего не смогу делать.

— Ну ладно, привезешь послезавтра, этот материал обязательно нужно перевести. Я сначала думал попросить Жэньминя, но у него тяжело больна Яочжу, поэтому пришлось обратиться к тебе, — уговаривал Чэнь Чжэнь.

— Перевести? — печально повторил Жушуй и затем возбужденно, словно обращаясь к самому себе, добавил: — Перевести? Может быть, завтра я наложу на себя руки и окажусь на том свете. Стану я еще беспокоиться о подобных пустяках!

Чэнь Чжэнь понял, что Жушуй не согласится. А если даже и возьмется, то переведет не раньше, чем через неделю, а то и протянет месяц-другой. Пожалуй, вернее всего перевести самому. Хотя и трудно, но лучше, чем просить Жушуя. Жушуй за всю свою жизнь не сделал ни одного полезного дела. Самоубийство?! Об этом не стоит волноваться. У него нет силы воли решить какой-нибудь простой вопрос, так разве хватит ему мужества убить себя!

Чэнь Чжэнь понял, что оставаться здесь бесполезно, забрал материал и, не сказав ни слова, вышел. Но он не мог не думать о Жушуе, о его делах. Уже у самых ворот ему вдруг показалось, что он нашел выход из положения, и он возвратился в гостиницу.

На этот раз он остановился у девятнадцатого номера. Тихо постучал в дверь. Ему не ответили. Он постучал сильнее.

— Кто там? — спросил знакомый голос.

— Это я.

Послышались шаги, дверь отворилась. На Чэнь Чжэня глянуло утомленное лицо с опущенными веками, обрамленное растрепанными волосами; слева, на освещенном солнцем виске, виднелись розоватые полосы. Видимо, девушка только что проснулась. Подол ее платья был несколько помят.

Жолань пригласила Чэнь Чжэня в комнату. Она, казалось, была удивлена, что он один пришел навестить ее, но держалась очень приветливо. Она еще не совсем оправилась после сна, не знала, о чем говорить с гостем, но чувствовала, что он пришел по необычному делу, поэтому, сидя напротив Чэнь Чжэня, потупилась и перебирала край платья, то и дело поглядывая на гостя.

Тоже ведь мелкобуржуазная девица, но совсем не такая, как Юньюй! Разговаривая с Жолань, Чэнь Чжэнь невольно следил за ней. Он не мог долго вести праздный разговор и прямо сообщил ей о цели своего прихода:

— Я пришел к вам, мисс Чжан, посоветоваться об одном деле… Не сочтите меня бесцеремонным! — Вид у него был взволнованный и потому, что дело, по которому он пришел, было важным, и потому, что он опасался, как бы она не поняла его превратно.

Слова Чэнь Чжэня заставили Жолань густо покраснеть. Она опустила голову и медленно произнесла:

— Говорите все, господин Чэнь. Не церемоньтесь!

— Я пришел поговорить с вами о любви, мисс Чжан…

Он умышленно замолчал и украдкой наблюдал за ней.

Жолань еще сильнее покраснела. Сердце ее учащенно забилось. Она не знала, что сказать, окинула его взглядом, прикинувшись удивленной, и спросила наконец:

— О любви! Вы хотите говорить со мной о любви? — И, словно извиняясь, добавила: — К сожалению, ничем не могу помочь вам, господин Чэнь, я не имею в этом никакого опыта.