— Извини, Майрам, что прерываю, но у тебя и Гегель, и Маркс всегда заодно. Скажи тост за дорогого гостя, за Дзамболата.

— Я же и хотел сказать именно такой тост. Но сперва надо было подвести теоретическую базу. Итак, за дорогого Дзамболата, за главу нашего осетинского народа…

— Это уж, извините, слишком хватили, — заметил Дзамболат.

— Прошу прощения. Сегодня я главный. Предлагаю тост за первого человека в республике, за мудрого руководителя, за прекрасного человека и товарища, за Дзамболата, за его здоровье, за новые успехи на высоком посту, за его милое семейство! — Майрам чокнулся с Дзамболатом, потом с Бексолтаном, выпил залпом и сел.

— Майрам, Бексолтан! — настала очередь Дзамболата поддержать тост. — Я благодарен вам за приглашение, за добрые слова. Ваш район всегда был на хорошем счету, пользовался и пользуется доброй славой в республике. В Тагардоне жили и живут люди, преданные делу партии, своей жизни не щадившие за идеи Ленина и Октября. С оружием в руках они защищали завоевания революции, отстояли Родину в самой кровопролитной из войн. И вам, руководителям района, желаю приумножить славу района. И пусть будет добро и здравие у тех, кто предан сердцем партии, — Дзамболат поднес к губам свою рюмку и, не морщась, выпил половину — арака была крепчайшая. Поставил рюмку на стол. Откусил от олибаха, взял небольшой помидор и разрезал на четыре дольки.

— Дзамболат, будь добр, выпей свой бокал до дна. Сделай одолжение, уважь слово тамады.

— Он прав, Дзамболат, — поддержал Майрама Бексолтан.

Дзамболат предупредительно поднял руку:

— Пожалуйста, не настаивайте, я лучше знаю себя, — он дальше отодвинул рюмку, подцепил вилкой дольку помидора, посыпал солью…

Бексолтан встал и подождал, пока Дзамболат закусывал.

— Дзамболат! Если бы был ты старше, я бы назвал тебя своим вторым отцом. Для меня ты не только мой уважаемый старший товарищ, ты мне любимый брат. Кто я теперь есть — есть благодаря тебе. Я у тебя в неоплатном долгу. В море не хватит воды, чтобы оплатить мои долги тебе, в горах не хватит камней. Но каким же мне тогда платежом покрыть долг свой в таком случае? Наверное, только работой. Трудом неустанным, любовью и безмерным уважением к тебе. И стремлением к тому, чтобы быть достойным таких старых большевиков, как Аузби (да чтоб он к чертям на вертел попал и они изжарили бы его на медленном огне!), именно так: чтоб мог продолжить славные традиции Тагардонского района, и тем самым оправдать твое высокое доверие. Я всегда к твоим услугам. Служить делу партии под твоим непосредственным руководством — для меня высочайшая честь. И не только я и Майрам тебе обязаны. Людей, облагодетельствованных тобой — тысячи. У тебя сердце настоящего коммуниста-ленинца. Я прошу, молю этого самого господа бога даровать тебе сто двадцать лет счастливой жизни.

Дзамболату претило такое неприкрытое угодничество, однако дружелюбно покивал Бексолтану. Несмотря ни на что, секретарь Тагардонского райкома ему решительно нравился: всегда готов выполнить любое указание. «Я не ошибся тогда, поддержав его кандидатуру, — подумал он с удовлетворением. — Со временем может потянуть и на секретаря обкома». Но тут же пришла и другая мысль: от отца, что ли, перенял это подобострастие? Не занес ли Бексолтан свою ногу, чтобы подняться выше по лестнице? Иначе что кроется за его словами: «Я всегда к твоим услугам…» И что-то барственно-пренебрежительное есть в нем. Не терпит чужого мнения… Чужое, когда его высказывают «снизу» — с какой неприязнью он смотрел на Асламбега! А если бы те же самые слова сказал я — Бексолтану двух ушей не хватило бы ловить каждый звук…»

Тем временем тот, наклоняясь через стол, подкладывал ему в тарелку лакомые куски, налил в блюдце цивжидзахдон со сметаной и осторожно положил перед ним.

Дожевав обмакнутый в нурдзахдон добрый кусок мяса, Майрам поднялся с особенно торжественным видом.

— Я хоть и пользуюсь за нашим маленьким застольем непререкаемым авторитетом, остаюсь солдатом, выполняющим особый приказ главнокомандующего этим гостеприимным домом многоуважаемого Дзарахмета. Гость — от бога. Накорми, напои его, выставь перед ним все яства, но если не преподнес ему почетного бокала от имени хозяина дома — значит, не рад был ему. Дзамболат! Я с особым удовольствием выполняю эту почетную миссию. В чем, по моему разумению, счастье настоящего коммуниста? Когда он служит святому делу партии и видит, что его скромный вклад приносит свои плоды; когда он пользуется заслуженной любовью и уважением народа. Тебя, Дзамболат, народ Осетии боготворит. Я убежден в этом так же, как и в том, что сегодня четвертое сентября. Так. Тогда что же тебе, настоящему коммунисту, мудрому рулевому областной партийной организации, еще пожелать? Здоровья, и только нартского здоровья, кавказского долголетия на радость всем нам. Соблаговоли принять из моих рук почетный бокал от имени уважаемого Дзарахмета.

Дзамболат встал, принял бокал.

— Спасибо, Майрам, на добром слове. Я понимаю, что в застолье не обойтись без чинопочитании и хвалебных речей… Спасибо и Дзарахмету, всяческих благ его дому. Но убедительно прошу, не невольте выпить, — пригубил рюмку и протянул ее обратно Майраму. — Я выпью пиво…

— Дзамболат, раз поцеловал, то уж и обними, — засмеявшись, сказал Бексолтан.

— Ладно, не будем настаивать, — Майрам неожиданно пришел на помощь Дзамболату. — Я выпью вместо него, — приняв рюмку. — Почетный бокал свят у осетин. Пусть будет твое имя свято, Дзамболат, — сказал и опрокинул. Оба сели.

Но Майрам, закусив только помидором, тут же встал снова. Прокашлялся в кулачок, поднял рюмку на уровень груди и, загадочно улыбаясь, начал:

— Сегодня, четвертого сентября, Бексолтан, твой день рождения. И здравствуй в этом мире!

Дзамболат поднял удивленные глаза на Бексолтана, качнул головой.

— Пусть твоя жизнь идет так, как того желают любящие тебя люди, — продолжал Майрам. — А будет по нашему хотению — пусть зло останется нам, добро достанется тебе. Твой организаторский талант, твой ум, твои знания всем известны. Пусть они удваиваются. Крепкого тебе здоровья. Пусть удача никогда не отвернется от тебя. И, главное, желаю тебе благоволения Дзамболата — это лучшая гарантия того, что ты состоялся как человек, как коммунист. Салам тебе! — Майрам чокнулся с Бексолтаном, выпил стоя и сел, довольный собой, а особенно тем, что именно он поднес Дзамболату такой негаданный сюрприз.

— Прошу простить меня, Бексолтан, ни слухом ни духом не ведал, что сегодня, как говорят, день твоего ангела, — извиняющимся тоном сказал Дзамболат и хотел встать, но Бексолтан замахал на него обеими руками, и он сидя продолжил. — Тамада наш сказал предельно точно. Добавить к его словам что-то, значит, испортить их. Тебе партией поручена, ответственная работа. Трудись, не покладая рук, и сам будь счастлив. За твое здоровье!

Бексолтан ждал других слов от Дзамболата. Он метил в кресло одного из секретарей обкома, на худой конец заведующего отделом; за портфель министра тоже был бы не в большой обиде. Раз он чувствовал за спиной крылья, то почему бы не взлететь? Теперь от общих обтекаемых слов Дзамболата в его душу Проник какой-то холодок, но он ничем не выдал своего недовольства. Попросил у тамады слова и молодцевато поднялся:

— Майрам вспомнил о моем дне рождения, хоть я и не заикался об этом. Человек по-настоящему рождается тогда, когда получают признание его достоинства, если они даже скромные, как у меня. Что за жизнь у орла, не имеющего возможности расправить свои крылья во весь богатырский мах! Чем он лучше курицы? Да ничем. Я обрел крылья благодаря Дзамболату. И хотел бы еще раз в доме отца выразить ему мою глубокую сердечную благодарность…

«Вот это-то меня и настораживает в нем, — думал, слушая Бексолтана, Дзамболат. — Лезет напролом, прет, как танк. А если человек знает себе цену и ему действительно тесно в масштабах района?.. Нельзя, нельзя предвзято относиться к человеку… Ну зачем я согласился прийти? Бексолтан пристал. Навис надо мной скалой — не обойти, не объехать… Я же хотел поговорить с ним по душам, поделиться своими тревогами по поводу состояния дел в сельском хозяйстве, найти в нем союзника в некоторых своих задумках. Выезжая с таким намерением в район, думал и о том, что напоследок обрадует Бексолтана предложением занять освободившееся место одного из секретарей обкома. А может, все это к лучшему?..»