— Личным сочувствием, — не выдержав, с горькой иронией бросила Тамара и отошла к окну.

Сона смутилась, но только на миг, и тут же нашлась.

— Мы запланировали вынести этот вопрос на обсуждение комитета.

— Точно так же поступает моя квартирная хозяйка, — сказал молодой учитель математики, признанный остряк. — Она день и ночь планирует, как ей приготовить вкусный обед. И плита у нее жаркая, и продукты налицо, а я до сих пор ее обедам предпочитаю консервы.

Сона покраснела и метнула на оратора уничтожающий взгляд.

Гагудз привык к решениям конкретным и определенным. Он сказал:

— Я думаю, надо сделать так. Вы, Казбек, от имени учителей, а Сона — от имени комсомольской организации сегодня же должны поговорить с отцом Уарзеты. Постарайтесь сделать так, чтобы этот старозаветный самодур отказался от своих нелепых требований. Вы, Казбек, человек авторитетный, вам это будет не трудно.

— Тебе тоже не мешало бы сходить, — заметила Тамара.

— Да, почему бы тебе не присоединиться к нам? — подхватил Казбек.

— Вы, товарищи, плохие стратеги, — улыбнулся Гагудз. — Полководец никогда не бросает всю армию в лоб. Часть войск он оставляет в резерве, часть посылает в обход флангов неприятеля. Так ведь?

Все засмеялись.

— В общем, товарищи, райком сделает все, что может. У нас есть заявление Зактаевой, по нему мы примем меры. Значит, договорились. Тогда я иду в колхоз. К тебе, Сона, загляну вечером — узнать о результатах визита. До свидания, товарищи.

Гагудз сунул в рот сигарету и вышел.

Казбек о чем-то вполголоса переговорил с Бабуцой и поднялся.

— Ну что ж, друзья, нам тоже нет нужды задерживаться. Совещание считаю законченным.

Комната опустела. Остались лишь Сона с Тамарой и Казбек.

Звонок возвестил окончание занятий. В коридоре послышался топот ног, громкий смех, веселые голоса…

Косые лучи вечернего солнца освещали верхушки тополей. Облака на вершинах гор напоминали клубы дыма, обагренного пламенем. Из ущелья сквозило прохладой, чуть заметный ветерок играл листвой. Посреди улицы мальчишки играли в футбол. Их крики напоминали гомон грачей, потревоженных в гнездовье. Мимо, опираясь на палку, проходила согбенная древняя старушка. Она с неодобрением искоса поглядывала на ребят. Когда мяч пролетел, над ее головой, старушка шарахнулась, точно цыпленок от ястреба, и, потрясая палкой, принялась осыпать юных футболистов проклятиями. Наругавшись, она обратилась к небесам с просьбой покарать нечестивых, которые заставили ее осквернить язык. Совершив этот необходимый «обряд», она двинулась дальше. Но, как видно, бог сегодня был не в духе и потому послал ей новое испытание. Перед самым ее носом дорогу перебежала черная желтоглазая кошка. Старушка окаменела, от возмущения лишившись дара речи.

— О, проклятая тварь! — придя в себя, завопила она. — Ты отрезала мне счастливую дорогу, ты хочешь накликать на меня беду! Да сожжет тебя молния, ниспосланная всевышним, да развеет ветром твой пепел!..

Когда запас проклятий был исчерпан, старуха бросила через плечо щепотку земли, прошептала молитву и не без опаски отправилась дальше.

Следом за нею шли Казбек и Сона. Девушку рассмешили манипуляции старушки. Казбек, наоборот, хмурился и недовольно похмыкивал.

— Черт знает что! — ворчливо заговорил он. — В наше время быть такой суеверной — это просто безобразие. В сущности, поступки Бека и этой старухи — явления одного порядка. Когда, наконец, мы, осетины, от них избавимся!

— Ничего, Казбек, — поспешила успокоить его Сона. — Теперь такие вещи встречаются очень редко, а скоро исчезнут вовсе.

Казбек усмехнулся. С умным видом пичкать прописными истинами своего бывшего учителя?.. Или она считает, что от старости впал он в детство?

— Спасибо, Сона, — желчно проговорил Казбек. — Я так благодарен тебе за эту свежую оригинальную мысль.

Сона засмеялась.

Они поравнялись с домом Бека, вошли во двор. Хозяин, занимавшийся на огороде поливкой, заслышал скрип калитки и встретил гостей посреди двора. Он широко улыбнулся, вытер ладони о полы старенького бешмета и подал руку сначала старшему — Казбеку, затем Сона. В приоткрытую дверь дома выглянула Фаризат и тотчас же скрылась. В ее представлении Казбек был большим ученым человеком, начальником ее дочери, и она стеснялась предстать перед ним в будничной одежде. Может быть, он ненадолго?.. Поговорит с Бека во дворе и уйдет…

— Добрый день, — сказал Казбек, пожимая руку хозяину. — Ты оборотистый человек, Бека, если сумел в такое горячее время отлучиться с колхозного стана.

Бека таращил на гостя круглые совиные глаза, стараясь понять, хвалит Казбек или порицает. Не придя к определенному выводу, он ответил уклончиво, что, мол, работы, действительно, много, однако он на два дня отпросился у бригадира (да не переведутся шашлыки на его столе!) для устройства разных личных дел. Но, конечно, свой общественный долг он выполняет с честью, ибо это вопрос государственного значения.

Последние слова Бека произнес тоном непоколебимой правоты, лицо его приняло величественное выражение.

Однако он тут же спохватился и начал, согласно старинному ритуалу, сыпать привычными обкатанными фразами:

— Чем я отблагодарю всевышнего за ниспосланное мне счастье принимать у себя дома гостя, подобного вам, Казбек? Ведь я бы не посмел пригласить вас, потому что знаю — не пришли бы. Вы доставили мне великую радость! Прошу вас, войдите в мой дом!

Казбек смерил хозяина пристальным взглядом.

— Если приглашаешь от души, мы зайдем, иначе — вернемся обратно. Извини меня, Бека, но я привык к откровенности.

Бека со вниманием слушал гостя, не вступая в спор: поскольку Казбек по возрасту был старше, хозяин не имел права упрекнуть его в несправедливости. Сона насмешливо улыбнулась — ее потешали эти дедовские церемонии. Бека метнул на нее колючий взгляд и сказал со всем радушием, на какое был способен:

— Оставьте эти разговоры, Казбек. Я слишком мало значу рядом с вами. Если вы не держите на сердце зла против меня, то окажите милость, войдите в мой дом! Прошу вас!

Гости вместе с хозяином направились к дому.

— А ведь я хотел увидеться с вами, Казбек, — на ходу говорил Бека, едва поспевая за гостем. — В ночь под воскресенье мой дом посетит радость…

— Радость и горе ходят рука об руку, — не обращаясь ни к кому в отдельности, а как бы отвечая своим мыслям, заметил Казбек.

«Зачем они пришли? — насторожился Бека. — У меня нет детей, которые учились бы в школе. Или они хотят сообщить что-то, позорящее моих будущих родственников? Слишком поздно. Отрезанный палец не прилепишь обратно». Смутно Бека догадывался, зачем пожаловали к нему сослуживцы дочери. Ну что ж, он готов их выслушать. Никто не посмеет упрекнуть его в незнании приличия.

— Здравствуйте, здравствуйте, дорогие гости! — приветствовала входивших Фаризат с таким видом, точно появление их явилось для нее полной неожиданностью. Она успела надеть нарядное платье и теперь заботилась об одном: не сболтнуть бы по простоте такого, за что образованные гости могли бы ее осудить.

Казбек и хозяин сели к столу, а Сона отошла к окну.

— Какой счастливый ветер принес вас к нам? — отважно обратилась к ней Фаризат. — Если бы вы знали, Сона, как приятно видеть у себя таких гостей.

— Дело к вам есть, потому и пришли, — ответила Сона без улыбки, чем и повергла хозяйку в замешательство. «Может, я не так сказала? — подумала она. — А молчать — и вовсе за дуру сочтут».

— Извините меня, Сона, а нельзя ли узнать, что за дело?

— Об этом скажет Казбек.

«Да и впрямь будто разума лишилась, — ругала себя Фаризат. — Первое слово о деле принадлежит старшему».

А вслух сказала:

— Ваша правда, девушка. Я ведь почему? За Уарзету боюсь. Головы не поднимает дочка последние дни. Вот из школы время вернуться, а ее все нет и нет…

— У нее, наверное, дополнительные занятия.

— А, ну тогда слава богу.