Это, конечно, не то что имя в огнях Бродвея, но должен признать, она была для меня источником гордости и наслаждения.

— Угадай, кто приехал? — спросила меня Марта и, прежде чем я успел ответить, добавила: — Грейс Стюарт. Помнишь?

— Конечно, — сказал я. — Твоя подружка с побережья. Консультант по инвестициям.

— Она собирается пробыть в Нью-Йорке две-три недели и хочет с тобой повидаться.

— Почему бы ей не зайти?

— Ей нужен сопровождающий на обед. Она снова остановилась в «Бедлингтоне». Позвонишь?

— Возможно.

— Не слышу энтузиазма, Питер. Она очень славная.

— Очаровательная. Только чуть-чуть странноватая.

— Все мы странноватые, — сказала Марта.

Вечером через два дня я приветствовал Грейс в вестибюле «Бедлингтона». Я был в смокинге с новым длинным пальто «честерфилд», перекинутым через руку. Вдетая в петличку маленькая орхидея позабавила ее.

— Как элегантно! — засмеялась она и подставила щеку для поцелуя.

Она была без шляпы, в норковой шубке, широкой, как палатка. На жестком лице по-прежнему ни одной морщинки, несмотря на ее шестьдесят лет. Но блестящие седые волосы, памятные мне, превратились теперь в бронзово-рыжие.

— Нравится? — спросила она, вертя головой.

— Прекрасно! — заверил я.

Как и раньше, нас ждал заказной лимузин. В Вилледже открылся новый французский ресторан «У Флеретт», в котором она хотела побывать. И мы отправились, сидя бок о бок, держась за руки.

— Марта рассказала про новый клуб, — сказала она. — Поздравляю.

— Спасибо. Хотите вступить в него?

— Ни за что не упущу такой возможности! А можно присылать гостей с моим членским билетом?

— М-м-м, — промычал я. — Хороший вопрос. Я — за. Это пойдет на пользу бизнесу.

— А когда вы получите статус общественной организации? — довольно серьезно спросила она. — Многие мои клиентки пустились на такую авантюру, чтобы поменьше платить налогов.

— Вы совсем как одна моя подружка, — сказал я. — Она постоянно сыплет всякими «налоговыми прикрытиями», «инвестиционными фондами», «облигациями на предъявителя» и прочей финансовой чепухой, которую я не в силах постичь.

— Правда? — спросила Грейс Стюарт. — Я хотела бы с ней познакомиться. Твоя главная в жизни любовь?

— О нет. Просто друг.

Минутку она молчала. Потом спросила:

— Питер, ты счастлив?

Вопрос застиг меня врасплох.

— Должно быть, счастлив, — сказал я, — иначе я не делал бы того, что делаю.

— Как глупо, и ты это отлично знаешь. Большинство попадается в эту ловушку. Неужели и ты?

Я так долго молчал, что, не дождавшись ответа, она принялась излагать последние голливудские сплетни. Настоящий специалист по анекдотам, с острым языком и даром подражателя. Я подумал, что с ней приятней бывать на людях, чем наедине.

«Флеретт» еще не обрела широкой известности, и они изо всех сил старались угодить посетителям. Нам подали превосходный обед: голубиные грудки в соусе из зеленого перца. Пили мы мум.[27] Я заглянул в счет, который оплачивала Грейс. Два года назад я мог бы прожить целый месяц на эту сумму.

За шампанским и послеобеденными «Реми» меня охватило благодушие. В катившем нас обратно в «Бедлингтон» лимузине я протянул руку и погладил ее лодыжку.

— Голая и бритая, — заметил я. — Приятно знать, что некоторые вещи никогда не меняются.

— Какая память, — насмешливо ответила она, отталкивая мою руку.

— Только на важное, — сказал я, понимая, что говорю глупости, и гадая, не стоит ли подзаправиться спиртным, ибо знал, что последует дальше.

Пожалуй, стоило, и в номере, когда она спросила, не пожелаю ли я чего-нибудь, я попросил еще коньяку. Она позвонила в бар, чтоб прислали два коньяка. Оказалось, оба для меня. Она пошла за своим маком.

— Он вас возбуждает? — полюбопытствовал я, глядя, как она нюхает пузырек.

— Да нет. Чувствуешь просто приятную пустоту. Не хочешь устроиться поудобней?

— А мне вполне удобно.

— Не валяй дурака, сынок, — сказала, нет, прикрикнула она. — Ты знаешь, чего я хочу.

— Конечно. Я знаю, чего вы хотите. Но можно минутку поговорить?

— Если угодно.

— Я хотел бы понять вас, Грейс.

— Почему я предпочитаю наблюдать?

— Подглядывать.

— Как Том Подгляда?[28] Нет, лучше сказать, наблюдать. Питер, я не подглядываю. Я просто люблю смотреть. У меня самая крупная в Голливуде коллекция порнокассет. Невинное хобби.

— И вам никогда не хотелось… м-м-м… принять активное участие?

— Никогда. Мне нравится также и бой быков, но я не испытываю желания стать матадором.

Тогда я разделся и начал делать то, что она хотела.

— Питер, — мягко сказала Грейс Стюарт, — ты набираешь вес.

Каннис и Гелеско с пеной у рта доказывали, что в столовой и баре такого размаха, как в «Питер-Плейс», должны работать профессионалы.

Поэтому они наняли поваров, метрдотеля и официантов. Они привели своих барменов, подавальщиков, мойщиков посуды и вышибалу-швейцара со сломанным носом, похожего на бывшего центрального нападающего профессиональной футбольной команды, который всю жизнь играл без шлема. Выглядел он внушительно, но, на мой взгляд, едва ли когда-нибудь мог сгодиться для верхнего этажа.

Мы сумели сохранить Пэтси, Марию и Луиса, однако смена белья, закупка продуктов и спиртного, стирка и уборка отошли к «Джастис девелопмент».

— Они намереваются вернуть добрую часть потраченных бабок, — хмуро заметила Марта, — но за «сцены» мы будем получать наличными, так что сможем приворовывать по доллару.

«Питер-Плейс» будет работать шесть дней в неделю с двенадцати до восьми. Завтраки и обеды только по предварительной записи. Мы с Янси будем попеременно выполнять обязанности хозяина и разрабатывать график. Марта принимает заявки по телефону и собирает взносы.

Мы ввели новую систему, согласно которой стали держать наготове двух свободных жеребцов для клиенток, не позаботившихся о предварительном заказе. Они назывались «подручными» и получали пятьдесят долларов в день независимо от того, работали или нет.

Мы также организовали еженедельное обследование физического состояния жеребцов.

Ну что еще…

Да, новая услуга — напитки подаются клиенткам в спальню. На втором этаже зарезервирована большая комната для частных встреч. Разумеется, к услугам клиенток мальчики по вызову и служба сопровождения по обычной таксе.

На спичечных коробках, пепельницах, салфетках и соломинках для коктейлей значилось: «Питер-Плейс», наш адрес и телефон. Старший бармен даже изобрел фирменный напиток «Питер-Плейс» — сладкую смесь из клюквенного, апельсинового и грейпфрутового сока с ромом, украшенную сверху кусочком свежего ананаса, присыпанного сахарной пудрой. По-моему, редкостная гадость.

Быстро накатывались праздники, и мы как сумасшедшие готовились к Великому Открытию. Мы тратили суммы, казавшиеся мне непомерными, но сердце мое согревало количество заявок на членство в клубе, к каждой из которых прилагался тысячедолларовый билет вступительного взноса и двести пятьдесят в качестве платы за год.

Большинство заявок, конечно, поступало из Нью-Йорка, но немало и из таких дальних мест, как Аляска, Вайоминг, Аризона, и даже нескольких зарубежных стран. Слухи о нас ширились. Одно письмо (написанное красными чернилами) пришло от женщины из Арканзаса, которая представилась «одинокой старой девой, владелицей фермы». Она сообщала, что едва ли когда-нибудь попадет в Нью-Йорк, чтобы воспользоваться нашими услугами, но признавалась, что «чувство сопричастности доставит мне ни с чем не сравнимое удовольствие».

Я сам написал ответ, вложив в конверт членский билет и посоветовав, если ей все-таки доведется вырваться, спросить меня.

— Кто говорит? — переспросил я.