— А я возьму, — сказала Николь. — Спасибо, Питер.

Мы посмотрели по телевизору идиотский фильм, допили коньяк, сходили на кухню за шоколадным пудингом, потом разошлись по отдельным спальням.

Когда пробило полночь, я лежал, читая экземпляр не принятой к постановке пьесы под названием «Все по местам!». Настоящий кошмар, но для меня там была хорошая роль. Перечитывая ее в тысячный раз, я представлял, какую конфетку мог сделать бы из этой роли.

Дверь приоткрылась, просунулась голова Николь Редберн.

— Привет!

— Привет!

— Можно?

— Конечно.

Она закрыла за собой дверь. На ней была моя пижамная куртка. Длинные, мускулистые голые ноги, ноги бегуньи. Оливковая кожа. На правом бедре маленькое пятнышко — бархатный кружочек.

— Я просто зашла, — сказала она. — Никакого секса, ладно?

— Ладно, если объяснишь, почему Марта называет тебя мисс Сиська.

Она расстегнула куртку, и объяснений не потребовалось.

— Невероятно, — признал я. — И скольких мужчин они ослепили?

— Я осчастливила многих. У тебя есть пилочка для ногтей?

— Несессер в ванной.

Она вышла из ванной, разглядывая прибор.

— Восемьдесят девять центов! — воскликнула Никки. — Какой грабеж! Точно такой я купила на распродаже за пятьдесят девять.

Я засмеялся.

— Тебе так важно сэкономить тридцать центов?

— Уверяю тебя, я как ястреб слежу за каждым пенни.

Она села на край моей постели, поджав ногу. Пижамная куртка расстегнута, но под ней белые трусики-бикини. Тело крепкое и костистое. Ребра и бедренные суставы на виду.

— Ты здорово смотришься! Как поддерживаешь форму?

— Трижды в неделю хожу в спортивный клуб.

— Вот чем мне следовало бы заняться!

Она откинула одеяло и простыню и посмотрела на мое обнаженное тело.

— Ты в полном порядке, — сказала она, — славный петушок, — и снова накрыла меня. Потом посмотрела на свои ногти и стала оглядывать спальню. — У тебя здесь красиво, Питер.

— Еще бы, за такие деньги.

— Марта мне говорила, — сказала она. — Не волнуйся, всегда можно съехать.

— Если снегопад когда-нибудь кончится. А у тебя как дела?

— Не жалуюсь. За прошлый год я заработала почти пятьдесят грандов. Не считая учительской зарплаты.

— А какая зарплата?

— Как минимум сто. За постель больше.

— Тебя кто-то ведет?

Она взглянула на меня.

— Нет. Было на первых порах. Но с финансовой точки зрения это не имело смысла, и я от него избавилась.

— Каким образом?

— Один из моих постоянных клиентов — крепкий парень — позаботился. Дал ему нахлобучку.

— Нахлобучку?

— Ну, знаешь, — взмахнула она рукой, — башку проломил. После того я его больше не видела. Стала абсолютно самостоятельной.

— А где ты берешь новых клиентов?

— В основном по знакомству. У меня полно знакомых специалистов по связям с общественностью, и я легко договариваюсь. Проколы случаются редко. Надеюсь лет десять еще продержаться. Но даже имея пятьдесят тысяч в год, инвестиционного капитала не сколотишь.

— За десять лет ты заработаешь полмиллиона.

— Мало, — покачала она головой. — Я вкладываю деньги под десять процентов в муниципальные облигации, свободные от налогов, и, выйдя на пенсию, буду иметь всего пятьдесят тысяч в год.

— Всего! Мне бы хватило.

— Учти, что инфляция в среднем составляет десять процентов в год. Когда булка хлеба будет стоить десять долларов, нынешние пятьдесят грандов превратятся в кусок дерьма.

Я вздохнул.

— Ничего не понимаю во всех этих финансовых тонкостях.

— Ты хочешь сказать, что не пытаешься обеспечить свое будущее?

— Никогда не думал об этом.

— Так подумай. Ты что-нибудь знаешь об акционерных обществах, холдинг-компаниях, контролируемых одним лицом, страховой пенсии?

— Ничего, — признался я. — Но хотел бы узнать. Не просветишь ли меня?

— Охотно. Я не спец по финансам, но основы могу изложить.

— Грандиозно, — сказал я. — Может, пообедаем как-нибудь вместе?

— Почему бы нет? Марта даст мне твой телефон. Будет приятно встретиться. Только никакого секса. Идет? Я не дарю того, чем торгую. Надеюсь, ты меня понимаешь.

— Вполне, — согласился я. — Никакого секса. И мы будем друзьями?

— Мой единственный друг — Марта.

— А как вы познакомились?

— Она когда-то работала в Чикаго у моей матери. А мадам Дефарж — моя бабушка.

Николь пошла в ванную положить несессер на место. Вернувшись, она подсела ко мне и поцеловала в щеку. Пахло от нее чем-то непонятным.

Поднялась возле кровати во весь рост, распахнула пижаму, позируя.

— Неплохо для старушки? — спросила она. — Правда?

Сильное, крепкое тело, нервное, гибкое, как у барракуды.[12] Я понял, что в постели она способна свести с ума.

— Крыша может поехать, — ответил я. — Сколько тебе лет, Никки?

— Двадцать четыре, — честно сказала она. — Дело идет к тридцати. Спасибо за гостеприимство, Питер. Ты хороший парень. Правда-правда.

Взмахнув рукой, она исчезла. Я выключил лампу в изголовье, натянул одеяло, закрыл глаза. Перед ним все еще стояло это смуглое сухое тело, гладкие бедра и невероятно острые соски.

Я дремал, но в комнате становилось все холодней, и я беспокойно заворочался. А потом, примерно через час, в спальню, в постель, пробралась Марта и согрела меня.

Тем январем, вдобавок к погоде, наш бюджет подорвали непредвиденные расходы.

Так, например, безнадежно недоставало постельного белья и полотенец, и пришлось закупать простыни, пододеяльники, личные и банные полотенца дюжинами. Теперь белье стали менять после каждой «сцены». «Это повысит класс обслуживания», — настаивал я.

Когда бизнес набрал обороты, мы наняли через агентство горничную на полный рабочий день. Базальтовочерная гаитянка по имени Пэтси объявила, что ей пятьдесят восемь лет. «Тогда мне — двадцать три», — сказала Марта.

Мы прикинули, что Пэтси, как нелегальная иммигрантка, будет рада работать за две сотни чистыми по сорок восемь часов в неделю.

Ей потребовался час, чтобы понять, что происходит, после чего она запросила триста.

Мы сдались. Работала Пэтси как дьявол и к тому же оказалась изумительной поварихой. Мы даже выплачивали ей премию, когда она задерживалась по пятницам дольше обычного и готовила свой фирменный буйабесс[13].

Следующую брешь в финансах пробил детектив Люк Футтер. Он хотел тысячу в месяц.

— Послушайте, — с противной ухмылкой сказал он, — в Ист-Сайде все намного дороже. Потом в Вест-Сайде я работал на своей территории. А тут надо подмазывать еще трех-четырех парней. Я хочу сказать, это их кормушка. Радуйтесь, что отделались грандом в месяц.

Поворчав, мы заплатили, надеясь обеспечить себе надежную защиту от уличных полисменов и прочих представителей закона.

Предусмотрели в бюджете взятки служащим «Делакруа». Управляющий, язвительный насмешник, употреблявший «Шанель № 5», просил триста в месяц в ценных бумагах. Не зная, чем ублажить трех привратников, мы наконец решили обратиться за советом к старшему над ними, Максу.

Пригласили его наверх, предложили пива, рассказали, чем занимаемся. Макс — прошедший жизненную школу на улицах Бруклина грек с непроизносимой фамилией и густыми, торчащими в разные стороны черными усами — внимательно выслушал и спросил:

— Никаких шумных сборищ?

— Абсолютно, — заверил я.

— Никаких пьянок?

— Исключено, — сказала Марта. — И никаких наркотиков. Наши клиентки — настоящие леди, и мальчики умеют себя вести.

— Это обойдется вам в две сотни в месяц, — сказал Макс, закручивая усы. — Одна мне. Семьдесят пять — другому дневному швейцару, и двадцать пять — ночному придурку.

— А если они не согласятся? — спросил я.

— Пусть только попробуют, — свирепо сказал Макс.