И мы заснули.

Кинг Хейес вошел в кабинет и плюхнулся в кресло.

— Выпьешь? — спросил я.

Вороной затряс головой. Выглядел он подавленным.

— Что тебя мучит? — продолжал рассуждать я. — Кроме клиенток?

— Знаешь черную курочку? Луэллу?

Конечно, я ее знал. Она приходила как минимум дважды в неделю, всегда к Кингу, так что я считал ее одной из его «жен».

Луэлла была маленькой, энергичной, бронзовато-коричневой, с прической в африканском стиле. Одевалась обычно в сшитые на заказ фланелевые, как у мужчин, костюмы и блузки с пышными жабо. Всегда сдержанная, полная самообладания. По моим оценкам, было ей около тридцати.

Хейес вздохнул.

— Помнишь, ты просил меня выяснить, что она делает в таком заведении?

— Помню. Янс считает ее феминисткой.

— Хо, ничего подобного. У нее другие причины. Леди она непростая. Имеет степень магистра по менеджменту, хорошее место в банке. Ну, поначалу ей было трудно подыскивать черных парней, таких же образованных, как она, а потом получалось, что согласны они всего на один раз или мечтают о белой подружке. А белые парни не хотят связываться с черной женщиной.

— Ты шутишь?

— Я не шучу, — покачал Кинг головой. — У нее свой дом, машина, полно нарядов и всего прочего, и она так одинока, хоть плачь.

— Боже, — спросил я, — так только это привело ее сюда — одиночество?

— Точно, — ответил он. — Наверно, она думает, это лучше, чем ничего. Питер, так живет большинство образованных черных женщин.

Я пристально посмотрел на него.

— Кинг, похоже, она тебя зацепила.

— Мне кажется, я перед ней виноват, — признался он. — Смешно, потому что я так и не закончил восьмого класса и ей не ровня. Я хочу сказать, она выговаривает длинные слова, которых я никогда даже не слышал. Она такая чистая и нарядная, что я рядом с ней — прямо Кинг-Конг.

— Но ты ей, наверно, нравишься, — заметил я. — Она всегда заказывает тебя.

— Да… но… — продолжал он беспокойно ерзать на стуле, — тут свои причины. Признаюсь, если пообещаешь, что никому не скажешь.

— Ты знаешь, что я никогда не болтаю.

— Да… но… когда она пришла сюда в первый раз… она была девушка.

Я присвистнул:

— Ты уверен?

— Парень, я точно знаю. Во-первых, она мне сама сказала. Во-вторых, вся зажалась в кулак. В-третьих, запачкала простыни. Мне пришлось застирывать прежде, чем отдать Марии. Это был первый прокол, будь уверен. Ну, ты знаешь, у женщины в сердце всегда есть местечко для парня, который ее надкусил. Она его помнит до самой смерти. Поэтому Луэлла меня и заказывает.

— М-м-м… — сказал я, глядя на него во все глаза. — Кинг, если это тебя угнетает, я попрошу Марту, в следующий раз она скажет, что ты занят, и пошлет другого жеребца.

— Нет, — быстро проговорил он. — Все в порядке. Я сам.

В офисе Хоффхаймера, как всегда, царил беспорядок. И даже больше, чем всегда. Слой пыли, толщиной в солдатское одеяло, в воздухе запах сигарных бычков и перегара.

Сол, распустив губы, сидел за своей конторкой. Не было еще и одиннадцати, но он явно успел приложиться к кувшину, который держал рядышком в ящике. Глаза его были пустыми и мутными, лицо — как помятая подушка.

— Денежки, — пропел я и бросил конверт через стол.

Не взглянув на него, он тупо сказал:

— Я видел Мориса Эванса в «Гамлете». А вам не довелось?

— Нет.

— Я видел Гилгуда в… в чем-то, — продолжал он бубнить. — А вам не довелось?

— Сол, ради Бога, очнитесь. Пересчитайте деньги.

Он покосился на меня.

— Все тут?

— Конечно, все.

— Так зачем пересчитывать?

Он издал безумный смешок, и я вдруг подумал, что мы погубили его. Но он все еще работал, он обеспечивал постоянный приток жеребцов на передовую. В некотором смысле я перед ним в долгу. Не мне его судить.

— Что за пьянка? — спросил я как можно теплее. — Раньше с вами этого никогда не случалось. Причем тогда вы сидели в калоше, а теперь у вас твердый доход.

— Лечу змеиный укус, — насмешливо заявил он, с трудом складывая губы в некое подобие ухмылки. — Никто не знает, когда его укусит змея.

Я счел свидание не слишком приятным и собрался уже уходить, когда дверь офиса отворилась и появилась женщина. Она взглянула на меня, взмахнув ресницами, похожими на метелки для пыли.

— Ой, извините. Я помешала?

— Клара, — заговорил Сол. — Любовь моя. Познакомься с Питером Скуро, очень-очень-очень ценным клиентом. Питер, познакомьтесь с Кларой, моей верной женой.

Она протянула мне руку с двадцатью тремя кольцами и обмокнутыми в кровь ногтями.

— Ка-а-ак приятно, — протянула она. — Сол часто рассказывает о вас.

— Рад познакомиться с вами, миссис Хоффхаймер.

— Клара, — сказала она.

— Клара, — повторил я.

— Клара, — вторил мне Сол.

Мы игнорировали его.

— Мне надо бежать, — извинился я. — Было так…

— Ой, как неловко, — надула она губки. — Наверно, я помешала важному разговору.

Клара напоминала ходячую рождественскую елку. Браслеты и браслетки, бусы и ожерелья, кольца, брошки, всевозможные цацки. Вся увешана побрякушками. Рыжие волосы зачесаны вверх, взбиты, как крем на мороженом.

Она излучала бесстыдство. Мощные бедра, налитой зад. Запах духов валил с ног. Бедный Сол. Связан узами с ней и связан узами со мной.

— Папуля, — бодро сказала она, — мне надо еще кое-что купить, и…

— Возьми, — ответил Сол, пуская мой конверт по столу.

— Приятно было познакомиться, Клара, — уверенно улыбнулся я. — Надеюсь снова увидеться.

— Питер, — пропела она, сделав глазки, — вы здесь не чужой.

— Нет, — сказал Сол. — Чужой.

На том я с ними расстался.

В конце концов неизбежно подошла моя очередь обслуживать Сьюзен Форгроув. У этой похожей на ребенка девятнадцатилетней особы были сальные волосы, старомодные очки в стальной оправе, и она с поразительным пылом перебирала всех «жеребцов» в «конюшне». Янси Барнет отказался иметь с ней дело, так как было широко известно, что от нее дурно пахнет. Поскольку все наши жеребцы имели право на отказ, Янс уклонился, и мне пришлось браться за работу.

Она оказалась скорее жалкой, чем противной. Безнадежный случай. Изо всех сил стараясь выглядеть циничной, она превращалась в карикатуру. Я мог посоветовать ей действовать потоньше, чаще уклоняться, чем наступать. Играть не vigoroso, a dolcemente[23].

Я посчитал, что клиентке, порхающей от жеребца к жеребцу, некоторое разнообразие доставит удовольствие, и предложил для начала вместе постоять под душем, что заодно решило бы и обонятельную проблему. Сьюзен охотно согласилась, захихикала, но не пожелала снять очки. «Без них я совсем слепая», — призналась она.

Намылив меня, она намылилась сама. Она выскребла нас обоих щеткой на длинной ручке. Причем действовала с энтузиазмом, вода струилась по ее длинным оранжевым волосам, заливала очки. И с лица ее ни на миг не сходила кривая усмешка, из приоткрытого и перекошенного рта вырывалось визгливое ржанье.

Она не причиняла мне боли, и я позволил ей делать что хочется, но в то же время был готов скрутить ее, если слишком уж разойдется. А это было вполне возможно. Я понял, что она не придуривается, она — сумасшедшая. Когда мы подошли к концу, я сидел на дне ванны, а она трепыхалась на мне, как пришпиленная муха.

Ну и видок у нее был с этой пустой кривой ухмылкой! Мокрые волосы прилипли к плечам, по стеклам очков бежит вода. Казалось, она льет слезы.

Потянувшись, Сьюзен завизжала мне в ухо:

— Ну, давай же! Давай!

Я считал, что уже дал, но иногда просто медленно соображаю. Теперь, припоминая все эти крики и вопли, я начинал понимать, чего она хочет. Я противник грубости, однако роль насильника мог сыграть. Представление чисто механическое, но оно доставило ей удовольствие. Голова ее все время моталась, как у китайского болванчика.