А когда мы одевались, я заметил у нее на руках следы от уколов.

Она ушла, а я пошел в фойе к Марте и велел вычеркнуть Сьюзен Форгроув из наших списков. Марта согласилась, но, как мы вскоре узнали, было уже поздно.

Я позвонил Артуру Эндерсу и взял адрес новой дизайнерской студии Дженни Толливер на Западной Тридцать шестой улице.

Сразу после Дня труда я послал ей цветов на сто баксов, вложив карточку с пожеланиями успеха. Она ответила холодной благодарственной запиской. Я не был обескуражен.

В среду раздался звонок секретарши Октавия Цезаря, которая сообщила, что великий человек желает видеть нас завтра в три часа. Я ликовал.

— Всеми фибрами чувствую, что он решился, — сказал я Марте.

— Что мне надеть? — озабоченно спросила она.

— Марта! Успокойся. Оденься в консервативном стиле.

Она надела черное креповое платье, длинное, застегнутое доверху, и ожерелье из мелкого жемчуга. Ногти не накрашены, макияж минимален. Но платье плотно облегало тело, и, подойдя поближе, можно было почувствовать слабый запах духов «Опиум».

— Сногсшибательно, — заверил я.

Офис Октавия Цезаря выглядел точно так же, как при первом нашем свидании, если не считать отсутствия Канниса и Гелеско. Мы оставались втроем, чему я был очень рад.

Я представил Марту, старик взял протянутую ею руку в свою белую лапку и накрыл сверху другой.

— Я счастлив, моя дорогая, — просиял он, — я ждал, когда…

Подтащив одно из кресел поближе к столу, он усадил, в него Марту с легким намеком на учтивый поклон. Мне было указано место по другую сторону стола.

Я знал, что Марта не упустит возможность маневра, и она не ударила в грязь лицом. Медленно закинула ногу на ногу. На ногах колготки стального цвета и черные кожаные лодочки. Ноги полные, великолепной формы. Мускулистые икры. Все это не укрылось от Октавия Цезаря.

— Знаете, — говорил он своим надтреснутым голосом, — все мы должны быть благодарны, что живем в такой… Где еще, кроме Америки, можно надеяться… Система свободного предпринимательства… Отлично служит. Я уверен, что это лучшая экономическая система, изобретенная… Пусть безбожники-коммунисты попробуют… Как же мне повезло, что мои родители решили начать новую жизнь в этой…

Приступая к речи, он переводил взгляд с меня на Марту. И снова на меня, но постепенно глаза его прочно прилипли к Мартиным коленкам.

— Нет никаких границ, — дребезжал он, пытаясь оторвать взор от Марты. — Но я утомил вас своими старческими восторгами.

— Вовсе нет, мистер Цезарь, — горячо возразила Марта, — это так увлекательно.

— Правда, дорогая? — улыбнулся он своей ледяной улыбкой. — Как мило с вашей стороны… Ну, хватит об этом. Дорогие друзья, я рад объявить вам, что мои коллеги сочли ваше предложение заслуживающим внимания. И, разумеется, финансовой поддержки. Мы считаем, что вы разработали впечатляющую новаторскую идею, которая…

— Спасибо, сэр, — порывисто произнес я.

— Благодарю вас, мистер Цезарь, — сказала Марта.

Он милостиво улыбнулся, глядя на ее ноги.

— Мистер Каннис и мистер Гелеско… с которыми вы, Питер… свяжутся с вашим поверенным и бухгалтером, — продолжал он. — Как всегда, возникли небольшие разногласия по поводу конкретной финансовой структуры этого… Но если обе стороны проявят добрую волю и терпение, я уверен… И, заверяю вас, оперативное руководство останется в ваших…

Спускаясь в лифте, я взорвался:

— Мы победили! Какая победа, Марта! На нашей улице праздник!

— Он меня напугал, — сказала она.

Детектив Люк Футтер явился в апартаменты без своей обычной усмешки. Мы провели его в кабинет. Он не захотел выпить и отказался сесть.

— У вас есть клиентка по имени Сьюзен Форгроув? — спросил он.

Мы с Мартой переглянулись.

— Она была нашей клиенткой, но мы ее вычеркнули, — осторожно сказал я.

— Ей пятнадцать, — сообщил Футтер.

— Господи Иисусе! — охнул я.

— Дерьмо собачье! — сердито сказала Марта. — Она сказала, что ей девятнадцать. Она предъявила водительские права.

На губах Футтера вновь заиграла усмешка.

— Дайте мне пятьдесят баксов, я выйду на улицу и через полчаса принесу водительские права на любое имя по вашему выбору. Купить их так же легко, как почтовую марку. В любом случае вы попали в переплет. Отец ее твердит, что вы тут торгуете белыми рабами или чем-то в этом роде, отлавливая несовершеннолетних девчонок. А мамаша заявляет, что ребенок свистнул деньги из ее кошелька и что ребенок объяснил, где их потратил. Отец намерен предъявить вам иск.

— Да бросьте, — сказал я. — Неужели вы думаете, что мы пустили бы ее, если б знали, сколько ей лет?

Футтер пожал плечами.

— Я просто вам говорю, что отец собирается жаловаться. Его зовут Лестер Форгроув, он крупный-прекрупный брокер с Уолл-стрит, до ушей набитый бабками.

— Люк, милый, — умоляюще застонала Марта, — вы ведь можете что-то сделать?

— Ничего. Ноль. Полный ноль. Дырка от бублика. Типчик этот связан с политиками в Ист-Сайде, крепкий парень, хочет выпустить пар. Я не желаю связываться.

— Большое спасибо, — язвительным тоном заметил я.

— Послушайте, — объяснил он. — Я знаю об этом только потому, что мой корешок услышал шорох и стукнул мне. Если вы пожелаете корешка подмазать, могу попросить его потянуть, пока вы чего-нибудь не разнюхаете. Но предупреждаю, похоронить это дело он не может, и Форгроув не желает его замять. Купите немного времени — больше помочь ничем не могу.

— Мы заплатим вашему другу, сколько он пожелает, — твердо заявил я. — Попросите его потянуть подольше.

Мозги затикали, я действовал решительно. Это была новая роль, и я наслаждался ею.

Когда Футтер ушел, мы с Мартой хлебнули коньяку.

— Вот грязная писюшка! — сердито буркнула она. — Питер, что делать?

— Дай подумать! — Я расхаживал по кабинету. — Знаю одно: сейчас, когда мы получили согласие Цезаря, нас никто не закроет. На карту поставлено слишком много.

Я подошел к столу, вытащил телефонный справочник.

— Лестер Форгроув. Восточная Семьдесят девятая улица. Возле Мэдисон.

— Ну?

Я задумчиво смотрел на нее.

— Марта, твой друг живет в Ист-Сайде?

В ее глазах мелькнуло удивление.

— Да.

— Так если он политик из Ист-Сайда и отец Сьюзен политик из Ист-Сайда, они должны быть знакомы.

— Ты хочешь, чтоб я послала своего друга заступиться за нас в таком деле? — резко спросила Марта. — Ни в коем случае. Он даже не знает, чем я занимаюсь, Боже сохрани!

— Нет-нет, — успокоил я, — ничего подобного. Просто попытайся разузнать о семействе Форгроув. Если придется бороться, надо знать с кем.

— Я могла бы спросить, — нерешительно проговорила Марта, — но под каким предлогом?

— Он знает, что у тебя есть сын?

— Конечно.

— Ему шестнадцать, правильно? Ну вот. Скажи своему другу, что твой сын познакомился с этой Сьюзен, когда приезжал в последний раз в Нью-Йорк. Что она его зацепила. Что тебе надо убедиться, подходящее ли это знакомство для мальчишки.

— Питер, — сказала она с восхищением, — жулик ты первостатейный!

Я убедил Дженни Толливер пообедать в чуть более приличном месте, чем «Стыд и срам». Ни на один из ресторанов, где мы обычно бывали раньше, она не соглашалась, так что остановились на погребке «Керри-Хаус» на Восточной Сорок четвертой улице с лампами — подделкой под Тиффани, и ростбифом — настоящим.

Я приехал первым и занял отдельную кабинку с прокопченными дымом панелями и потертой кожаной обивкой. Когда пришла Дженни, я допивал вторую порцию. Встал, помахал ей. Понадеялся на дружеский поцелуй в щеку, но счастье пролетело мимо.

Она извинилась за опоздание и объяснила, что пришла прямо из студии, проработав двенадцать часов подряд. Рассказывая, жадно прихлебывала джин с тоником.