Моряки уже собирали плавник для костра. Два других корабля тоже подгребали к берегу. Мы с чернокожим стали помогать команде "Европы" собирать топливо – для моряков было делом чести успеть все приготовить до высадки двух других команд.

Берег был низкий, скалистый, кое-где поросший чахлыми деревцами. Однако стоило чистым волнам морским коснуться прибрежных скал, как все ожило. Вот коршун вылетел из-за гребня горы, камнем упал вниз, выхватил что-то из воды и снова взмыл в небеса, едва шевельнув могучим крылом. Каменистый берег походил на растопыренную пятерню, один "палец" которой был зеленого цвета: там виднелся лесок.

Гиперид, взяв с собой трех воинов и несколько моряков, отправился в деревню, чтобы купить припасы. Ацет послал двоих в дозор на вершину холма, а все остальные, скинув одежду, полезли купаться. Даже пленным, как я заметил, разрешено было зайти в воду, хотя плавать им не позволяли оковы.

Сам я поплавал совсем немного – боялся намочить свои бинты. Я заметил, что лучники отошли как можно дальше от остальных – наверно, не хотели никого из нас видеть хотя бы во время купания.

Когда я вылез на берег, девочка, сидя на камне, сторожила мои пожитки.

Я поблагодарил ее, и она сказала:

– Я боялась, что кто-нибудь возьмет твою книгу, господин мой. Ведь тогда ты бы никогда не узнал, кто ты такой и кто я.

– А кто ты? – спросил я ее. – И почему называешь меня "господин мой"?

– Я твоя рабыня Ио.

Я удивился и сказал, что до сих пор считал ее дочерью той пары, с которой она была скована цепью.

– Я так и знала! – воскликнула девочка. – Хотя мы совсем недавно познакомились с ними, а я твоя рабыня уже давно, меня еще в Фивах даровал тебе Светлый бог.

Я покачал головой.

– Но это правда, господин мой! Клянусь палицей Геракла. И стоит тебе начать читать свою книгу, как ты сразу узнаешь об этом и о проклятии Великой Матери-богини. Конечно, со мной поступили несправедливо – это ты тоже поймешь. – Она показала мне на свою цепь. – Ведь если ты не считаешься пленным, я тоже должна быть на свободе и служить тебе.

Я попытался вспомнить, о чем рассказывала мне утром та женщина, и спросил:

– Эти солдаты взяли нас в плен, когда мы куда-то шли?

– Не эти солдаты, господин. А рабы Спарты. И они избили тебя, а меня изнасиловали. У меня кровь шла, хоть я еще и не женщина вовсе. Гилаейра говорит, что ребенка-то у меня точно не будет, а вот у нее может быть. – Ио вздохнула, должно быть, вспомнив выпавшие на ее долю страдания. Я же не помнил ровным счетом ничего. – А потом мы встретили настоящих воинов, в шлемах, с гоплонами [64]и копьями. Они заставили рабов Спарты передать нас им. И тогда я спрятала твою книгу – боялась, что ее у тебя отнимут.

Эти воины повели нас в Коринф, но, по-моему, там мы были совсем не нужны – жители Коринфа, как и многие в Элладе, боятся спартанцев, так что они вовсе не хотели принимать пленных, которых афиняне отбили у рабов Спарты.

Однако они и афинян тоже боятся, а воины из нашего города, фиванцы, помогали Великому царю жечь Афины и Коринф, так что коринфяне просто отдали всех нас Гипериду. Он нас тут же разделил, и, по-моему, ты ему особенно понравился. А когда ты подошел к нам и заговорил со мной, я передала тебе твою книгу. Я прятала ее под пеплосом, привязав к телу веревкой. Ты хоть немного почитал ее? Я ведь тебя об этом просила.

– Не помню, – сказал я.

– Возможно, ты кое-что все-таки прочитал, но если с тех пор ничего более не записывал, то теперь это уже не важно.

– Ты очень много знаешь для своего возраста, малышка, – похвалил я ее, надевая хитон.

– Ну это мне не больно помогло. Вот в Фивах моими хозяевами были действительно очень милые люди. А здесь самое большое удовольствие для меня после такого "путешествия" – просто выкупаться. Может быть, ты попросишь Гиперида и он разрешит мне снять эту цепь?

– Но ты же не можешь снять эту цепь сама, это все-таки не сандалии.

– В том-то и дело, что могу! У них цепи для крупных мужчин – непокорных матросов, пленных варваров и так далее; они слишком велики для маленьких девочек вроде меня. Если постараться, не так уж трудно вынуть из кандалов ногу. Я уже вынимала – вчера ночью.

– А ну-ка покажи.

Она положила ногу на ногу и, высунув язык, стала возиться с кандалами; они действительно были слишком велики для нее.

– Когда нога чуточку влажная, получается лучше, – сказала она. – А теперь еще и песок попал.

– Ты так кожу себе сорвешь.

– Не сорву. Господин, придержи вот здесь, пожалуйста, а пятку мою прижми большим пальцем. Так, теперь тяни.

Оковы легко свалились с ее тонких щиколоток, точно расстегнутый ножной браслет.

– Ты, должно быть, пошутила, когда сказала, что не можешь сразу вынуть ногу, – сказал я. – По-моему, достаточно тебе было сделать шаг, и цепи остались бы на песке.

– Возможно, я чуточку и притворялась, но ты ведь не сердишься на меня, господин мой?

– Нет. Но ты лучше снова надень кандалы, пока тебя кто-нибудь не увидел.

– Вряд ли я теперь смогу это сделать, – возразила она. – Но ничего, я просто скажу, что цепи с меня свалились сами, в воде.

– Тогда их, наверное, лучше где-нибудь спрятать?

– Я знаю отличное место. Присмотрела, пока ты плавал. Видишь вон ту большую скалу?

У самого края скалы виднелось довольно большое отверстие – голову можно было просунуть, – и эта "труба" уходила почти вертикально вниз. Я сунул туда руку.

– Лучше бы ты этого не делал, – сказала Ио. – Оттуда так отвратительно воняет! – И она бросила в дыру цепь с кандалами. – Не думаю, чтобы они захотели снова заковать меня: небось побоятся, что и вторая цепь тоже соскочит и потеряется.

Один из наших моряков – только что они помогали вытаскивать второе судно на берег – принес бронзовую топочную коробку. Отверстия в ней светились на удивление ярко. Солнце уже скрылось за береговым выступом, и все кругом окутала густая тень.

– Попробую-ка я раздобыть нам поесть, – радостно заявила Ио. – Это ведь, в конце концов, моя обязанность.

– Вряд ли уже успели приготовить ужин! – крикнул я ей вслед, но она даже не обернулась. Тогда я подобрал свиток и двинулся за нею, но тут кто-то хлопнул меня по плечу.

Это оказался один из лучников.

– Она ничего дурного не сделает, – сказал я ему, – она всего лишь ребенок.

Он пожал плечами, показывая, что Ио его совершенно не интересует.

– Меня зовут Оиор, – сказал он. – Я сын Сколота. А ты Латро. Я слышал, как тебя этим именем называли фиванцы.

Я кивнул.

– Мне эти места совсем не знакомы, – сказал он.

– Мне тоже.

Он, казалось, удивился моим словам, однако продолжал:

– У этих эллинов слишком много богов! Вот у меня на родине приносят жертвы лишь красному огню, невидимому воздуху, черной земле, светлой воде, солнцу и луне, ну и еще стальному мечу. А их богов я не знаю. Тревожно мне, и моя беда станет общей для всех нас, чужих здесь. – Он настороженно огляделся. – Денег у меня, правда, немного, но тебе я отдам все. – Он протянул мне горсть бронзовых монет.

– Мне не нужны твои деньги, – сказал я.

– Возьми. Так в здешних краях скрепляют дружбу.

Чтобы доставить ему удовольствие, я взял одну монетку.

– Вот и хорошо, – сказал он. – Однако лагерь – не место для серьезных разговоров, да и ужин скоро поспеет. Когда поешь и выпьешь вина, поднимись на холм, – он указал мне на часовых, силуэты которых виднелись на фоне почти черного неба, – и дождись там Оиора.

И вот я жду его; и пока ждал, успел все записать в свой дневник. Солнце село, вскоре погаснет и его последний луч. Уже встает луна, и, если этот Оиор не придет в ближайшее время, я спущусь к костру и лягу спать.

Я пишу, сидя у костра. Когда посмотришь вокруг, кажется, весь мир спит, бодрствуем лишь я и чернокожий. Он бродит по берегу, глядя на море, точно высматривает в ночи чей-то парус.