Когда я взглянул на человека слева от меня, он уже лежал мертвый, и Урей стоял над ним, вытирая рот. — Шея — самое лучшее место, — сказал Урей. — Быстрее всего убивает именно удар в шею.

Я согласился, что это правда, хотя Фальката рассекла большого человека до пояса и он упал, как камень.

В открытой могиле мы нашли кожаный мешок, в котором лежало несколько драгоценностей — в том числе принадлежащие Мит-сер'у — и еще несколько вещей. Я бы вернул их в могилы, из которых убитые нами люди украли их, но невозможно было узнать, откуда они и не было никакой возможности починить сломанные двери. Мит-сер'у обыскала тела и вернула себя кинжал, а также немного золота и достаточно много серебра и меди.

— Это все мое! — заявила она и показала две полные горсти с монетами.

— Тогда, — сказал я ей, — ты ничего не получишь из нашего мешка.

— Но ты же дашь мне несколько красивых вещичек, а, Латро?

— Ни одной жемчужины, — сказал я. — Все это Урея и мое.

— Ха! — Она выпрямилась и сплюнула. — Твое, ты хотел сказать. Урей — твой раб, хотя ты и не хочешь сказать нам, где взял его.

— Мы, рабы, можем иметь деньги, иногда, — прошипел Урей. Он, казалось, очень рассердился.

— Только если твой хозяин разрешит тебе, — высокомерно сказала Мит-сер'у, — а я его речная жена и свободная женщина.

— Мертвая женщина, в тот момент, когда мой хозяин захочет это.

— Он никогда не убьет меня. Да, да, дорогой? И не ограбит меня. А что касается этого, — она опять показала деньги, — ты же знаешь, что я всегда отдам их тебе, если попросишь. Я тоже сражалась. Я ударила большого кинжалом. И я — они должны были заплатить три сикля за то, что взяли у меня.

В конце концов мы разделили все поровну и каждый из нас получил треть. Урей нашел приятную гостиницу около храма Ап-уата для меня и Мит-сер'у, и один единственный дарик купил нам два ужина и хорошую комнату наверху, с самым холодным и чистым воздухом, и еще принес серебро и несколько медных монет. Все это время мне зуделось поговорить с Уреем наедине, но никак не получалось. Он дал мне футляр с моим свитком и еще один из мешков Мит-сер'у, в который она сложила свою долю нашей добычи, а потом вернулся на корабль поесть и поспать. Он присоединится к нам утром.

Сейчас Мит-сер'у лежит в постели и терзает меня упреками, что я слишком долго пишу. Но я должен записать еще кое-что, прежде чем засну. Во-первых, еще до того, как мы разделились, к нам пришел трактирщик и спросил, не слышали ли мы что-нибудь о телах, найденных в городе мертвых. Конечно я сказал, что ничего не слышал, и Мит-сер'у добавила, там любой может найти бесконечное число тел.

— Три человека, которых убили сегодня вечером, — сказал трактирщик. — Двое убито мечом, и раны настолько глубокие, что ни один живой человек не в состоянии их нанести — так мне сказали! — и еще одного укусила кобра. И никто не знает, как это произошло.

— Никто кроме меня, — величественно сказала ему Мит-сер'у, — и любой другой глупой девушки, которых никогда не слушают. Третий человек убил первых двух, а потом его укусила кобра и он умер сам.

Трактирщик покачал головой. — Ты что, не слышала мои слова? Никто живой не мог нанести таких ран. Говорят, что даже топором не получится так сделать. Кроме того, у третьего не было меча.

Новый клиент, который нес свою чашу с пивом мимо нас, сказал: — Расскажи им о собаке. Давай. Испорть им ужин.

— Это был шакал, а не собака, — сказал нам трактирщик. — Он громко тявкал, как делают шакалы, и, когда их подобрали, все три тела были описаны шакальей мочой. Что вы думаете об этом?

Мит-сер'у встала. Я вспомню и напишу завтра.

ОЖЕРЕЛЬЕ, кольцо из слоновой кости и серебряное кольцо действительно очень привлекательны. Я знаю, что Мит-сер'у будет пытаться заполучить их. Как раз сейчас она примеривает ожерелье перед только что купленным зеркалом и восхищается сама собой. Я могу подарить их ей или продать, но я не подарю и не продам этого скарабея. Это жук из золота и небесно-голубой эмали, жук с сияющими крыльями. Прошлой ночью, когда я случайно подышал на него, мне показалось, что его крылья задвигались. Этого не может быть — я думаю, что они серебряные. И все-таки мне кажется, что я видел, как они двигались. Сам жук похож на анкх, знак Хепри. Она говорит, что этот Хепри — самый старый бог. Остальные боги — его дети, а смертные мужчины и женщины — его потомки во многих поколениях. Анкх, потому что он дарует жизнь, и скарабей, потому что утреннее солнце — один из его символов. По-моему блестящий жук и солнечный восход никак не связаны, но я не уроженец Кемета. Мит-сер'у говорит, что печать в виде скарабея удостоверяет, что послание содержит в себе только правду — действительно, на животе моего есть какое-то изображение и нарисован крошечный анкх — и на сердце покойника кладут жука перед тем, как тело завертывают в саван. Таким образом мертвая женщина уверена, что живой желает ей легкой загробной жизни и будет обращать внимание на предзнаменования, которые она пошлет.

УРЕЙ говорит, что скарабеи — священные существа, их нельзя убивать и я не должен играть с моим. Я и не играю — только поставил его так, чтобы на него падал свет. Он невероятно прекрасен — работа очень великого мастера.

Урей присоединился к нам в гостинице. Я купил черного ягненка, потому что он и Мит-сер'у сказали, что я должен это сделать, и вместе со своими людьми отправился в храм бога с головой волка. Жрец, одетый в шкуру леопарда, с радостью его принял и шутил вместе с нами. Я надеюсь, что и бог тоже улыбнулся.

Вернулся ветер, сильный северный ветер, который сгибает пальмы и кружит пыль по красной земле. Муслак клянется, что к вечеру мы доберемся до Уасета, но Азибааль сомневается, что мы сможем уплыть так далеко за один день.

МЕНЯ позвал Чаниу. Он и Тотмактеф работали в тени парусины, которую натянули Люди Пурпура. Если я действительно герой, как они настойчиво утверждают, тогда все, что они сказали, очень важно и я запишу каждое слово, которое смогу вспомнить.

— Я пренебрегал тобой, Луций, — сказал мне Чаниу. — Не было нужды в твоих восьми солдатах, и, как мне кажется, ты управляешься с ними ничем не хуже, чем любой другой. Я уверен, ты меня понимаешь. Всегда занимаешься тем, что плохо, и не обращаешь внимания на то, что и так хорошо. — Он улыбался, когда говорил все это. Он улыбается как мудрый взрослый, вынужденный улаживать ссоры между неразумными детьми.

Я сказал, что не считаю, что мной пренебрегают и всегда обращусь к нему или Тотмактефу, если потребуется их помощь.

— Точно. Но сейчас нам требуется твоя помощь. Окажешь ли ты ее нам?

Конечно, сказал я. Мит-сер'у сказала мне, правитель Кемета приказал Чаниу командовать всеми людьми на нашем кораблем.

— Отлично, — сказал Тотмактеф. — Я знаю, что ты забываешь все, но, быть может, это ты не забыл. Есть ли у местного бога, Ап-уата, причина любить тебя?

— Конечно, — сказал я. — Утром я купил черного ягненка и принес его в жертву от себя и моих людей, объяснив, что я командую ими и прошу дать мне такую же память, как у других людей, чтобы мы могли хорошо сражаться.

Чаниу кивнул. — Есть другая причина?

Я покачал головой.

— Я никогда не был в твоем городе, — сказал Тотмактеф, — но слышал, что в нем волк — священное животное.

— В это нет никаких сомнений, — сказал я ему. — Волк — животное, которому необходимо поклоняться. Этот Ап-уат — человек с головой волка. Сегодня утром в храме я видел его изображения.

Теперь кивнул Тотмактеф. — Я заранее знал об этом, но тоже видел их. Большое, на котором нарисовано, как он вместе с Анубисом пеленает мумию мертвого генерала, просто великолепно.

Это меня удивило и я сказал им об этом, добавив, что не помню такого. — Я забываю, — сказал я, — но не так быстро.

— Тем не менее я видел его, как тебя. Могу ли я рассказать ему больше, о благородный Чаниу?