Мы пили вино, и Диокл с Пиндаром объясняли мне, как проводятся Игры.
Оказывается, там есть состязания в музыке и пении, а не только в силе, ловкости и быстроте. И вот сейчас я даже прервал свои записи, чтобы еще раз уточнить порядок проведения Игр. В основном он таков.
Пение под аккомпанемент лиры. Пиндар как раз стал репетировать, когда мы допили вино. Стихи непременно должны принадлежать самому участнику соревнований и исполняться впервые.
Игра на флейте.
Соревнования в беге на короткую дистанцию – один круг. Побежит Пасикрат.
Соревнования в беге на среднюю дистанцию – два круга. Тоже Пасикрат.
Бег на длинную дистанцию – двадцать четыре круга. Бежит Пасикрат.
Пятиборье – бег, метание диска, прыжки, метание дротика и борьба.
Борьба.
Кулачный бой – в этом участвую я.
Панкратион – тоже я.
Скачки – Павсаний записал своего коня Аргаса; наездник – Ладас.
Соревнования в беге для юношей.
Пятиборье для юношей.
Кулачный бой для юношей.
Бег на среднюю дистанцию для юношей.
Гонки на колесницах – возничим на колеснице принца Павсания буду я.
Игра на лире – сыграет Симонид.
Бег в доспехах – последний вид соревнований.
* * *
В некоторые дни проводится несколько видов соревнований. Например, в первый день Пиндар и остальные будут утром петь, а играть на флейте соревнующиеся будут днем. Ближе к вечеру состоится забег на стадионе. Все соревнования для юношей (за исключением скачек) будут проводиться в один день, а в последний день Игр сперва будут состязаться музыканты в умении играть на лире, а потом состоится забег в полном боевом снаряжении.
Ио разыскала нас, когда мы мирно пили вино, и принесла новость: прибыл Фемистокл Афинский на серебряной колеснице. Я этого человека не помню, но Ио и чернокожий сказали, что мы вместе с ним проделали весь путь до Спарты. Амазонки хотят воспользоваться его колесницей, если им разрешат участвовать в состязаниях.
Выпив вина, мы снова отправились туда, где записывают будущих участников состязаний, чтобы имя Пиндара тоже занесли в список. Там мы встретили Фемистокла, плотного, веселого человека в хорошей одежде, и с ним старика Симонида. Симонид будет состязаться в игре на лире. Фемистокл сказал Пиндару, что сам он приехал только посмотреть, и рассказал, как чернокожий и я стали жителями Спарты. Потом Пиндар рассказал всем, как он ездил в Фивы, чтобы раздобыть денег для того, чтобы нас выкупить, – хотя, по правде, мы никогда рабами и не были. Когда он вернулся в Афины, нас там уже не было, и он оставил деньги одной своей знакомой и снова вернулся в Фивы, где обратился с просьбой к отцам города как-нибудь убедить афинян освободить нас.
Слушая его рассказ, я чувствовал, что он мне все больше и больше нравится. Я знаю, что далеко не всякий, кто шумно и радостно приветствует тебя, твой истинный друг, но Пиндар, по-моему, – настоящий наш друг. Я спросил, не споет ли он для меня, чтобы разогнать мою печаль. Я знаю, у музыки есть такая власть. Он сказал, что обязательно споет, если я сегодня вечером приду к нему в гости. Теперь я уже не думаю, что его пение мне поможет, хотя Кихезипп уверяет меня, что поможет непременно.
Еще много чего надо записать; постараюсь быть кратким.
Амазонки влетели на стадион, точно камень, пущенный из пращи, влетел в окно, и мгновенно смолкли всяческие разговоры. Все головы сразу повернулись в их сторону; нашим изумленным взорам предстали пять весьма мрачного вида женщин, более высоких, чем множество мужчин, исключительно ловких, одетых в лохмотья, однако обладавших великолепным оружием. Но когда самая высокая из них вдруг бросилась меня обнимать и целовать, тысяча глоток, наверное, радостно приветствовала нашу встречу! Даже сейчас щеки мои пылают, когда я пишу об этом. Оказывается, мы с Фаретрой были любовниками еще во Фракии. Я решил поговорить с судьями, чтобы Фаретре и остальным амазонкам разрешили участвовать в состязаниях, но судьи куда-то ушли, и нам пришлось подождать.
Тогда-то я и разглядел приз, предназначенный победителю в гонках на колесницах. Прежде я его не замечал. То была высокая красная ваза – работа замечательного мастера, – наполненная, как мне сказали, самым лучшим из масел и запечатанная воском. Но меня поразило куда сильнее то, что эта ваза была из дворца моей памяти! И когда я мысленно вошел в тот дворец, она почему-то продолжала стоять там! А вокруг нее прыгали чернокожие танцоры с бородами, лошадиными ушами и хвостами.
Вернулись судьи, человек двенадцать, по-моему, и тут же принялись качать головами. Никаких женщин, утверждали они. Женщинам запрещено участвовать в соревнованиях! То, что царица амазонок была не замужем, никакого значения не имело – просто женщины не допускались, и все. Как и все неэллины; к тому же ни одна из амазонок не умела говорить по-эллински, разве что несколько слов знала.
Я и не заметил, как Ио куда-то ушла, но теперь она снова пробиралась к нам сквозь толпу, ведя за собой довольно красивого хромого человека с курчавой бородой. Фемистокл приветствовал его как друга, судьи тоже, а царица амазонок обняла его. Пока он говорил то с одним, то с другим, Ио рассказала мне, что это Великий прорицатель – куда более известный даже, чем Тизамен. И он был на севере вместо с Фаретрой, Ио и со мной.
Он знает язык амазонок и заверил судей, что этих женщин послал сюда великий Бог войны. Но судьи по-прежнему отказывались допускать их к соревнованиям.
Тогда он повернулся к Фемистоклу и старому Симониду, и они втроем стали что-то очень быстро обсуждать, но говорили так тихо, что подслушать было невозможно.
Наконец они согласно закивали головами, и Фемистокл выступил вперед, обращаясь к судьям – а точнее, ко всем присутствующим. Его зычный голос разносился по всему двору.
– Вы должны извинить мне мое невежество, друзья, – начал он, – но прошло уже много лет с тех пор, как я принимал участие в этих Играх.
Судьи заверили его, что они очень рады прибытию столь великого человека.
– Мне сказали, что мой дорогой друг регент Павсаний из Спарты решил принять участие в гонках на колесницах, – продолжал Фемистокл. – Но неужели он сам будет управлять своей колесницей? Неужели сам будет держать поводья?
При этих словах кто-то из судей указал на меня, пояснив, что управлять колесницей от имени Павсания буду я.
– А та прекрасная ваза – это и есть главный приз? Так это ее получит Латро, если выиграет? Счастливчик!
Судьи поспешили объяснить Фемистоклу, что ее получу не я, а Павсаний – ведь считается, что это он участвует в состязаниях.
– Ах вот как! – сказал Фемистокл. – Тогда все понятно. Но я хорошо знаю Латро, и он никакой не эллин…
Судьи сказали, что решили считать меня эллином и потому разрешили мне участвовать в двух видах состязаний.
– Но не в гонках на колесницах, – возразил Фемистокл. – Ведь в этом виде состязаний участвует регент Павсаний, не правда ли? Скажите, а что, закон запрещает всем женщинам участвовать в Играх?
Этот вопрос, казалось, ужасно озадачил судей. Они пошептались, а потом сказали, что, поскольку женщины участвовать не могут, то, согласно правилам, им это и не разрешается.
– Замечательно! – Фемистокл потер свои крупные руки и широко улыбнулся.
– Но я-то могу участвовать? Я ведь мужчина и эллин, да и колесница у меня отличная.
Судьи сказали, что были бы счастливы включить его в число участников; вопрос о его мастерстве даже стоять не может.
– Ну так я приму участие в Играх! – заявил он. – Запишите меня, пожалуйста. Я – Фемистокл из Афин, а эта женщина будет моим возничим. – И он указал на Фаретру.
Потом я долго тренировался под наблюдением Диокла – занимался тем, что пинал ногами бурдюк, набитый просом и подвешенный на веревке. Агатарх, один из судей, пришел посмотреть, поскольку именно он вносил мое имя в списки. Он сказал, что многих записавшихся, возможно, вычеркнут, когда судьи понаблюдают за их тренировками, но меня не вычеркнут совершенно точно. Диокл заявил, что я работаю все лучше, и он, хоть и совершенно не одобряет занятий любовью во время тренировок и перед началом Игр, все же устроил мне кое-что приятное, отчего я, видимо, и повеселел. Я его не понял; но у Ио, которая смотрит, как я пишу, спрашивать мне что-то не хочется. Я чувствую… Вон какие там скалы – если с них броситься либо на камни, либо в море, то непременно погибнешь.
