Но вначале вспомним, какой была система. Используя подставное лицо, финансисты подписали нечто вроде годового арендного договора, по которому они давали королю аванс — половину или треть суммы. Деньги были их собственными, принадлежали их компаньонам или заимодавцам, главным образом высокородному дворянству, размещавшему таким образом свои капиталы. В обмен король давал откупщикам платежное распоряжение с разрешением взимать с «людей» суммы, намного превышавшие авансированные. Разница и составляла прибыль заимодавцев… если им удавалось ее получить.

Возможно, что по истечении арендного договора некоторые банкиры и их помощники получали так называемые «государственные бумаги» — платежные распоряжения (не имевшие большой ценности) на уже исчерпанные фонды или на деньги, которые невозможно было собрать. Обесцененная государственная бумага могла переходить из рук в руки — ее продавали за небольшую цену — и в конце концов обесцениться окончательно. Случалось, однако, и так, что крупные финансисты, осторожные и прекрасно осведомленные, представляли в казначейство заведомо обесцененные бумаги и требовали оплатить их наличными деньгами, причем по начальной стоимости … или же использовали их вновь, чтобы дать в долг королю, и тот вынужден был принимать им же подписанные обязательства (опустошая таким образом свой пассив). Все эти сложные приемы были обычным явлением в мире финансов. Риск потерять все существует (так случалось), риск много заработать — тоже. Во времена Мазарини государственные бумаги часто оплачивались вполне справедливо…

Фуке, о котором мы с удовольствием рассказываем читателям, был великим мастером финансовой «кухни».

Хорошо нам сегодня известный Никола Фуке обладал двумя важными достоинствами: умом и богатством. И то и другое было исключительным, кроме того, Фуке был наделен весьма опасным обаянием.

Таланты достались Фуке по наследству. Его семья происходила из Анже, благодаря удачно заключенным бракам Фуке породнились с богатыми бретонскими и парижскими родами, попали в парламент, получили церковные бенефиции и завоевали доверие Армана дю Плесси, который был почти их соотечественником, поскольку родился в Ришелье, что в губернаторстве Сомюр. Юный Никола, которого всегда поддерживали родственники, дважды заключал очень выгодные браки: первый — в Нанте, в 1640 году (в 25 лет), с одной из самых богатых наследниц Бретани, которая скоро умерла, оставив ему все свое состояние и дочь; второй — намного позже, в 1651 году, в Париже, с молоденькой девушкой пятнадцати лет, родившейся в одном из самых богатых, влиятельных и набожных семей королевства, — Мари-Мадлен де Кастий, особой не менее замечательной, чем ее мать Мари де Мопу. За спиной молодой жены стояли двадцать высокородных персонажей, занимавших важные посты в финансовом и юридическом ведомствах, в парламенте, Государственном совете, а также, судя по некоторым признакам, в Обществе Святых Даров. Семья второй жены Никола Фуке «стоила» несколько миллионов ливров, то есть была богаче самого великого финансиста.

Никола женился в феврале, в тот момент, когда в стране происходили беспорядки, а Мазарини вынужден был бежать, причем бегство организовал именно Никола.

Получив в 20 лет должность государственного докладчика в совете, которую купил ему отец, молодой человек быстро выделился на общем фоне, несмотря на неприятности в трудном Дофине в сложной период 1643—1644 годов. Потом Фуке служил в военном интендантстве, занимал какую-то должность в Париже, прежде чем в 35 лет занял место государственного докладчика в Парижском парламенте, то есть стал представителем короля. Все это свидетельствует о высоком доверии Мазарини, оценившего живой ум, ловкость и верность этого человека. Генеральный прокурор ловко (вероятно, с помощью денег) склонил парламент и другие суды к повиновению и благоразумию. Когда умер суперинтендант финансов Лавьевиль, Мазарини (не без колебаний) решился (за наличные деньги) доверить этот пост своему блестящему протеже — возможно, слишком блестящему, так что он приставил к нему осторожного Сервьена.

Не исключено, что внушительное состояние фуке (от 3 до 4 миллионов) сыграло решающую роль в выборе кардинала. Восемь лет Никола Фуке будет делать изнурительную работу «по доставанию» «живых» денег. Он был всегда готов снабдить Мазарини деньгами, в которых тот всегда нуждался.

Фуке знал, где и как найти живые деньги, а если ни один заимодавец или откупщик не мог удовлетворить его просьбу, он брал суммы из собственных средств. Так, в ноябре 1657 года, когда Мазарини оказался в отчаянном положении (Северная армия находилась в опасности, солдатам давно не платили денег), Фуке дал государству в долг 11,8 миллионов ливров вместе с кузеном Жанненом де Кастием и банкиром Эрваром, которым он предоставил личную гарантию. В том трудном 1658 году Фуке удалось получить займы у самых крупных финансистов, таких, как Лабазиньер, казначей ведомства накопления, и братья Моннеро. Он смог частично вернуть те деньги, которые дал в долг в ноябре 1657 года за счет налоговых поступлений в зимние месяцы, но его преданность была столь безгранична, что долг монархии Никола Фуке достиг в начале 1659 года более 5 миллионов, а к моменту ареста в сентябре 1661 года эта сумма удвоилась. Деньги, предоставленные в долг королю, помогли аннулировать актив прежнего состояния Фуке, которое он щедро отдал государству, — ни Мазарини, ни Кольбер не пошли на подобную жертву.

Вместе с Фуке и через него финансисты предоставили королю займы и авансы, помогая добиваться военных побед и поддерживать блеск и славу двора. Нам известны почти все имена людей, поместивших, через Фуке, свое золото и серебро в дело «короля». Назовем некоторые из них.

Генеральный арендный договор «Пять крупных откупов», заключенный на восемь лет на имя некоего Никола Пенсона, в действительности заключили девять финансистов, среди которых были три брата Грюена, а также Никола Жакье.

Генеральный откуп на продукты (1653—1659 годы) на сумму около 2,5 миллионов в год получил некий Жак Андре, подставное лицо, за которым скрывались пять финансистов, в том числе два брата Жирарден, очень близкие родственники Мазарини.

Наконец, отметим арендный договор генерального откупа «Габели Франции», подписанный неким Ленуаром на четыре года на кругленькую сумму 8.6 миллионов ливров в год. Реальных арендаторов было двенадцать человек: Жан де Беренген, дворянин, кузен первого шталмейстера короля, Пьер Обер, Тома Бонно, один из Жирарденов, один из Грюенов и один из Моннеро. В начале 1660 года заключается новый арендный договор (более крупный, поскольку в стране наступил мир) на 14,75 миллиона ливров годовых, и получает его тот же квинтет, в котором Жакье заменил Моннеро. Добавим, что в получении своей доли были заинтересованы и Грюены, и Моннеро, и пятеро сыновей Никола де Рамбуйе. Рамбуйе были знатной и очень богатой протестантской семьей финансистов, состоявшей в родстве с Тальманами.

Среди крупных финансистов были три жителя Тура, двоюродные братья Овер, Бонно и Шатлен. Первый тридцать лет царил на откупе «Габели», хог я был участником всего двенадцати договоров, правда, весьма значительных. За пятнадцать лет Бонно поучаствовал в 159 договорах и был одним из столпов двора во времена Фронды, он находился в родственных отношениях со Скарронами и Кольберами и представлял радикальные католические финансовые круги (в семье было три епископа — братья Го, которые наследовали друг другу в Марселе, и племянник Паллю, первый епископ Китая; сюда можно добавить и племянницу, госпожу де Мирамьон, знаменитую своей набожностью). Прекрасный классический пример союза финансовых воротил и религиозных бонз. У Бонно и его наследников (он умер в 1662 году) были серьезные столкновения с Кольбером и его приближенными.

Третий — Клод Шатлен — занимался одновременно соляными амбарами и поставками для артиллерии, но в конце жизни познал серьезные трудности. Шатлен, родственник Пьера Обера, связанный со всем итало-лионским финансовым миром (Поллезон, Люмань, Маскрани) и с Марион Делорм, сердечный друг знатных дам, в том числе герцогини д'Эгийон, жены маршала Эффиа и жены канцлера Сегье; он участвовал в 34 договорах, но занимал господствующее положение вплоть до смерти Мазарини. Кольбер безжалостно отстранил его с помощью созданной им Палаты правосудия и заменил его своими родственниками, а команду своего прежнего хозяина — собственной командой.