Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Со своей стороны, Швеция получила несколько кусков территории Германии: часть Померании, Бременское епископство и кое-что еще. Вечный верный союзник Франции получил единовременно хорошую компенсацию.

Главная часть договора была посвящена урегулированию политического устройства Империи и Германии, где уже тридцать лет шла война. Для Мазарини, как когда-то для Ришелье, было очень важно, чтобы желание императоров объединить, политически и религиозно, Германию с выгодой Аля себя провалилось окончательно и бесповоротно. А дела шли вполне успешно. С одной стороны, все три конфессии впервые были признаны законными, их положение определялось в каждом городе или государстве желанием князя. С другой стороны, деление Германии на 360 частей, маленьких, средних и редко больших, было формально признано, как и теоретически независимость каждой из них. Все это умаляло мощь и реальную власть императора, ставшего своего рода духовным лидером, феодалом, владевшим тем не менее самыми обширными и богатыми провинциями, не говоря уж о заграничной жемчужине в короне Империи — венгерском королевстве (правда, две трети его оккупировали турки). Именно в эту сторону вскоре повернется политика Империи: защищать христианство от Османской империи будущий император Леопольд (избранный в 1658 году) будет лучше Великого короля[56].

Завершение, пусть и наполовину, долгой войны, восхваляемой большинством историков (во всяком случае, французских, другие высказываются сдержаннее), как и первый заключенный мир было понято, оценено и признано далеко не всеми подданными юного короля. Они были слишком заняты: одни — трудами и заботами, другие — конфликтами, интригами, ссорами и денежными претензиями. Короче говоря, кого-то целиком поглощала Фронда, кого-то — нищета.

ГЛАВА ПЯТАЯ.

Главные финансовые вопросы

(до 1648)

Оплачивать войну и все с ней связанное — снабженцев, полковников, капитанов, солдат, союзников, бунтовщиков (которых всегда можно подкупить) — было проблемой для Людовика XIII, Ришелье и их небольшой команды министров. Деньги оставались главной проблемой, особенно если вспомнить те непомерные расходы (впрочем, пустяшные, по сравнению с тратами на войну), на которые шли королева и Мазарини во имя прихода к власти и ради сплочения рядов колеблющихся сторонников. Общеизвестно (об этом не устают писать и говорить), что Мазарини был на редкость алчен (такая черта характера была не так уж редка: Иосиф Бергин недавно доказал скупость Ришелье) и что прежнему режиму всегда не хватало денег, при том, что общим место было утверждение, будто во Франции царит нищета.

Все это несерьезно. Старые исследования уважаемых, но почти забытых сегодня авторов, и совсем новые, известные узкому кругу, но замечательные работы, позволяют ответить на большинство поставленных вопросов.

Чтобы прояснить для себя проблему, следует различать правительственный уровень и уровень налогоплательщиков (говоря современным языком). Неприятностей и шума было больше от последних. Однако разобраться в проблеме легче, рассматривая политические и финансовые верхи.

О том, что не называли «бюджетом» королевства

Работы Франсуазы Байяр с осторожной, но впечатляющей точностью устанавливают, сколько Франция получала и, следовательно, тратила на деле (само слово, как и понятие «бюджет», было неизвестно в ту эпоху).

В мирное время, то есть между 1620 и 1630 годами, эта сумма составляла почти 40 миллионов ливров. Когда после 1630 года Ришелье получил разрешение готовиться к войне, предварительные расходы оказались очень большими: с 1634 года они утроились, составив более 120 миллионов; а в 1635 году возросли в пять раз — невероятная сумма в более чем 200 миллионов; позже, когда война началась, расходы составляли около 90 миллионов; в первые пять «мазариниевских» лет сумма расходов колеблется между 124 и 143 миллионами, начиная с 1648 года они несколько снижаются. Это перечисление сумм с предельной ясностью доказывает, что единственной причиной резкого увеличения расходов (и, следовательно, введения разных налогов) была война, причем связывать его стоит скорее с именем Ришелье, чем Мазарини.

Итак, что же означают все эти цифры? И прежде всего, что такое турский ливр[57]? В королевстве была введена единая денежная единица (довольно долго параллельно существовал парижский ливр, несколько более устойчивый, но вышедший из употребления, возможно, из-за того — кто знает? — что монархия много лет предпочитала Луару Сене). Турский ливр был расчетной монетой, поскольку ни одна золотая или серебряная монета и, уж конечно, не биллон[58] ему не соответствовали. Стоимость монет — экю и луидора (их великолепно чеканили начиная с 1641 года) — была в принципе определена королевским указом (которому торговцы следовали или не следовали по собственному желанию) и никогда не обозначалась на монете, что, без сомнения, облегчало многие расчеты. Профессиональные историки былых времен и современности определяют стоимость ливра по весу в нем серебра, а иногда и золота, обычное отношение стоимости одного металла к другому приблизительно равно 1 к 14. Самые изощренные приравнивали стоимость ливра к стоимости центнера зерна, товара менее стабильного, чем оба драгоценных металла: они и только они в то время определяли стоимость национальной валюты, они ею, по сути дела, и были. Все бумаги, векселя, обязательства, документы на право ренты и т.д., о которых так часто шла речь и о которых мы еще будем говорить, есть не что иное, как обязательство их обмена на золото или серебро: только они были реальностью, с их помощью оплачивались армии, набирались и снабжались войска. Кстати, во Франции золото и серебро почти всегда — во всяком случае, до 1914 года (за исключением двух эпизодов — введения системы Ло[59] и ассигнаций) — были единственной уважаемой валютой. Прикоснемся теперь к реальному положению дел, если можно так сказать. Уже больше ста лет известен эквивалент турского ливра в серебре (9/10 чистого серебра). Во времена доброго короля Генриха он был равен приблизительно 11 граммам; с 1641 года — точно 8,33 грамма; после нескольких небольших падений в 1654 году восстанавливается тот же эквивалент. Это означает, что 1000 ливров весила больше 8 наших килограммов и что когда какой-нибудь сборщик налогов отсылал из провинции в Париж 100 000 ливров — что было обычным явлением, — приходилось использовать несколько хорошо охраняемых повозок, чтобы перевезти 8,33 центнеров серебра. А в частной жизни к конторе нотариуса, бывало, подъезжало несколько тяжелых карет, груженных приданым богатой невесты. Итак, Франсуаза Байяр убедительно доказывает, что Ришелье тратил больше денег, а Мазарини расходовал ежегодно, с 1643 по 1647 год, чуть больше 1000 тонн чистого серебра (а если бы это было золото, так случалось, оно весило бы 80 тонн). Легко вообразить неудобства, кортежи сопровождения, опасности…

Так откуда же бралось все это золото и серебро? И как соотносились металлы со своего рода «кубышкой» (по-другому и не назовешь), которая частью «дремала», пополнялась, расходовалась и циркулировала во французском королевстве, которое нам представляют таким несчастным? Смелые историки и экономисты пытались, с одной стороны, высчитать объем годового денежного обращения французского королевства, а с другой — определить то, что мы сегодня называем «валовым национальным продуктом»: к 1650 году денежное обращение могло бы составить около 200 миллионов ливров, а валовой продукт — 800 миллионов (впрочем, какой уж там ВНП в 1650 году?!). Сопоставление этих гипотез с серьезными результатами исследований Франсуазы Байяр тотчас вызывает мысль о значительной недооценке. Многолетний опыт и интуиция заставляют меня предполагать, что в реальности цифры должны были быть намного выше (возможно, вдвое). Итак: Франция была гораздо богаче, чем об этом говорят или признают; другие европейские монархи были прекрасно об этом осведомлены и, похоже, завидовали. Мазарини очень быстро понял это в 1630 году — в том, что касалось денег, он был воистину гениален.

вернуться

56

Людовик XIV. — Прим. пер.

вернуться

57

См. также приложение «Ливр и франк». — Прим. пер.

вернуться

58

Биллон — низкопробное серебро. — Прим. пер.

вернуться

59

Джон Ло — шотландский финансист, создал во Франции частный банк, который имел право выпускать бумажные деньги. — Прим. пер.

32
{"b":"218740","o":1}