Подводя итог, скажем, что французское государство «приросло» Артуа и Руссильоном, прощенный Конде получил обратно все свои титулы и владения, а Людовик по брачному контракту с инфантой Марией-Терезией отказался от всяких претензий на трон Испании (наследование было под угрозой из-за смерти нескольких детей)… за приданое в 500 000 золотых экю, которое, по точным сведениям Мазарини, Испания не могла заплатить (неплатежеспособность следовало тщательно проверить; сумма, во всяком случае, по мнению французов, не казалась такой уж громадной).
Триста лет историки восхищаются этим самым изобретательным «за», позволявшим Людовику требовать — по частям, а затем и целиком — «испанское наследство». Утверждать, что то было мгновение славы и победы, значит курить фимиам перед обожествляемой статуей Людовика Великого, а ведь война за «испанское наследство» стала закатом «французского превосходства», единолично созданного Мазарини.
Король Франции присоединял к своей короне три территории Северной Каталонии, Руссильон, Валлеспир, Конфлан, Сердань и Сегр. В Каталонии существовало нечто вроде конституции, которую короли должны были поклясться уважать, прежде чем стать графами Барселоны: так сделали Испанские Габсбурги, так поступил и Людовик XIII в 1641 году. С превеликим трудом были обозначены границы по горам так называемого графства Руссильон-Сердань (анклав Лливиа, существует и сегодня), эдикт, подписанный в Сен-Жан-де-Люзе 7 июня 1660 года, заявил об уважении прежних «обычаев». Тот же эдикт учреждал Верховный совет провинции, который должен был следить за исполнением эдикта. Совет играл роль парламента в миниатюре: долгое время все вопросы обсуждались на каталонском наречии. Людовику XIV предстояло навести порядок, и он начал с того, что ввел габель, после чего здесь вспыхнул бунт. Вины Мазарини в том не было: он уже умер.
Переговоры о северной и северо-восточной границах, слишком близких к Парижу, были очень трудными, а результаты многозначными. Артуа французы получили легко, Эр и Сент-Омер — к Северу — остались (временно) испанскими. Гораздо труднее было вести переговоры о «фортах». К завоеваниям подходившей к концу войны примешивалась невозможная мечта (ее лелеял Тюренн, иногда она будоражила воображение Мазарини) о завоевании «Бельгии» (тогда она так не называлась), на что ни Англия (даже ослабленная на какой-то момент смертью Кромвеля), ни Голландия, ни даже Империя (получившая наконец императора) никогда бы не согласились. Кроме того, Конде, чье «прощение» было главным камнем преткновения, оборонял и захватил много крепостей, чей статус оставался неясным. Следовало действовать решительно. Одиннадцать городов, начиная с Гравелина, что на подступах к Дюпперну и Монмеди, до Тьонвиля в Люксембурге, перешли к Франции. Три города — Эно, Филипвиль, Мариенбург и Авен — купили прощение Конде. Мазарини и Людовик XIV никогда не даровали бы его, если бы Филипп IV не выдвинул свой «вопрос чести», по которому договориться было еще меньше шансов. Было решено, что Конде возвратится и ему вернут титулы и владения (даже Шантийи, которое король предпочел бы оставить себе), но он не получит богатую и беспокойную Гиень, которую совсем недавно Конде сам подталкивал к бунту.
Людовик отослал Конде бумаги с разрешением на въезд в королевство в середине ноября 1659 года, а принц подписал документ о полном подчинении 26-го. Он выехал из Брюсселя в конце декабря в великолепной карете (в ней были окошечки), подаренной испанцами, когда он выезжал из города звонили колокола и стреляли пушки, за каретой следовала блестящая свита. Путешествие Конде длилось почти месяц, в пути принцу устраивали пышные приемы. Наконец он предстал перед королем и королевой-матерью и трижды опустился перед ними на колени в зале архиепископства в Эксе. Нам неизвестно, о чем они говорили. Принц вымаливал прощение, убеждая монархов в полном своем уважении и послушании, король долго хранил холодность и держал дистанцию, но Конде принял, собираясь использовать в будущем.
Возвращение высокородного смутьяна, честолюбца без всякой цели, десять лет отравлявшего жизнь Мазарини, решало — не слишком красиво, но эффективно — одну из главных проблем, с которыми кардиналу пришлось столкнуться.
Долгая карьера Мазарини была изматывающей. В Эксе, в начале 1660 года, на Бидассоа, в Париже и во многих других местах окружающие наблюдали, как физически слабеет кардинал. Он страдал подагрой, как Гастон и Конде, мучился язвами на ногах, у него было дурное пищеварение. Кардинал использовал свои обширные знания, готовя духи и таблетки от невралгических колик, болей в почках из-за камней и легочных недомоганий, часто переходящих в отек легких. Джулио худел и слабел, ему приходилось прибегать к помощи румян, чтобы придать свежесть лицу. Его все чаще носили четверо слуг на стуле, в кресле или на матрасе, он хирел и, по-видимому, находился на пороге смерти, хотя ему исполнилось всего пятьдесят лет (тогда это было преддверие старости), но полностью сохранил интеллект, проницательность, терпеливость, способность вести с десяток интриг одновременно, писать или диктовать до сорока писем в день (Клод Дюлон насчитал сорок восемь за один только день 16 июля 1659 года, а ведь некоторые могли потеряться). Помимо серьезных дел он занимался проблемами переездов, жилья и еды, парадными костюмами, праздниками и даже музыкантами (часто итальянскими). Удивительная жизнеспособность ума преобладала над всеми хворями тела, держа его в узде до последнего часа, наступившего в марте 1661 года…
Нас тем более удивляет объем проделанной за два последних года работы, что мы еще не изложили полностью содержания Пиренейского договора и всего того, что ему сопутствовало. 7 ноября на Фазаньем острове оба монарха поклялись не мешать друг другу в Португалии, Италии и Империи.
Португалия, присоединенная к Испании Филиппом II в 1580 году, восстала в 1640 и после множества сражений разбила испанскую армию в Элвасе. Франция и Англия поддержали Португалию, соблюдая осторожность, Мазарини пообещал не вступать более в войну (что не помешало Людовику XIV вмешаться несколько лет спустя, и вполне успешно). Король пишет в своих «Мемуарах»: «Договоры не всегда соблюдаются буквально» и следует «отдавать предпочтение интересам монархий», не останавливаясь перед взятыми на себя когда-то обязательствами. Филипп IV успел умереть, когда подоспела решающая помощь Португалии, позволившая ей наконец получить свободу.
По вопросу об Италии Испания окончательно согласилась с оккупацией и аннексией Пиньероля — ворот к Пьемонту, обязавшись не тревожить клиентов короля Франции, молодого герцога Модены и старого герцога Савойского. Таким образом, кажется, были восстановлены мир и договоры 1630-х годов, а соперничество корон на полуострове на время стихло.
Гораздо сложнее и важнее были пункты о землях Империи и герцогства Лотарингского: первые ратифицировали недавнее прошлое, вторые готовили почву для будущего.
Не прошло и десяти лет после заключения Вестфальского мира, ослабившего одновременно Империю и императора, как произошло событие, которое легко было предсказать, давшее Мазарини возможность совершить один из тех удивительных, гибких, приводящих в замешательство маневров, секретом которых он владел. Император Фердинанд III Габсбургский умер 2 апреля 1657 года, а его старший сын, «король романцев», то есть законный наследник, умер еще раньше, так что имперская корона оказалась свободна и выборы были неизбежны. Больной, воюющий с Испанией, Мазарини задумал, спланировал и осуществил Широкомасштабную операцию, роскошное сочетание обещаний, соблазнов и коррупции: предложив совершенно неприемлемую для Империи кандидатуру молодого Людовика XIV, он добился создания Рейнской Лиги.
Описание политико-дипломатической операции полно сочных деталей, и немецкие историки (в том числе Федерн в 1923 году) воспроизвели их во всех деталях. Когда кампания 1657 года была завершена, Мазарини повез своего ученика в Мец, чтобы там всю осень принимать немецких князей и вельмож, добрых рейнских католиков. Мазарини приказал распространять противоречивые слухи о будущих выборах. Прощупав почву и поняв, что шансы Людовика равны нулю, кардинал начал искать «проходного» кандидата в роду Виттельсбах, среди вековых соперников Габсбургов. Выбор пал на Баварского курфюрста, который мог обратить в капитал присоединение к молодому Леопольду, второму сыну Фердинанда III, королю Богемии и Венгрии (вернее, той территории, которую оставили ему турки). Мазарини устраивал банкеты, балы, поил вином, раздавал деньги и подарки, подкупая духовных лиц и герцогов, графов и вельмож пониже рангом. Чтобы избрать Леопольда, потребовалось золото (около двух миллионов), но положительный результат был достигнут: новый император выполнил данные им обещания, и месяц спустя была образована Рейнская Лига.
