Много говорилось об излишних потерях металла, простоях оборудования, браке, приводились яркие примеры бесхозяйственности и ошибочных решений и вместе с тем были показаны достижения передовых людей производства и те возможности, которые скрыты на каждом заводе и могут быть использованы для дальнейшего увеличения производства и снижения затрат труда, энергии, материалов.

После этого совещания интерес к вопросам снижения себестоимости продукции значительно поднялся. Мы также стали обращать большее внимание на себестоимость продукции и не ограничиваться только количественной стороной выполнения плана.

Как снизить расход электроэнергии, материалов и труда? Что необходимо сделать, чтобы все механизмы бесперебойно работали? Эти вопросы неизменно стали подниматься на всех собраниях и технических совещаниях.

На производительности труда особенно сильно сказывались длительные простои печей во время их ремонта. Простои вызывались рядом причин, некоторые из них не зависели от завода.

Наиболее пагубными были ограничения в снабжении электроэнергией. Энергетические мощности на Урале развивались более медленными темпами, чем другие виды промышленности. Каждое указание из Уралэнерго о необходимости снизить потребление мощности на десять-двадцать тысяч киловатт вызывало большую тревогу за судьбу плана.

Второй грудной проблемой было обеспечение основными материалами. Запасы руды и кокса на заводе были мизерными. Даже по более чем скромным нормативам, установленным в то время, они могли обеспечить работу печей всего лишь на три-четыре недели.

На заводе Круппа запасы основного сырья – руды и стального лома были вполне достаточны для бесперебойной работы печей в течение шести-восьми месяцев.

В кабинете директора Власова висела большая черная доска, на которой каждое утро работники планового отдела завода писали цифры, характеризующие выполнение плана по видам продукции и состояние с запасами основного сырья. Все могли видеть, что иногда запасы руды или кокса доходили до трехдневной потребности в них завода.

В такие дни все на заводе были охвачены тревогой. Директор непрерывно звонил во все места, выясняя реальною возможность поступления на завод этих материалов, а мне вместе с начальниками цехов приходилось обсуждать вопросы о том, что мы должны будем предпринять в том случае, если на завод вовремя не поступит руда или кокс.

Но на производстве было много также таких помех, устранение которых целиком зависело от нас.

Наиболее крупными из них были брак, о котором я уже рассказывал, и длительные простои оборудования во время ремонтных работ. Затяжной ремонт печей прямо сказывался на выполнении программы. Основные работники завода точно знали, сколько теряется металла за каждый день простоя на каждой печи в отдельности.

Эти потери происходили не только потому, что во время ремонтных работ на печах вообще не производилось плавок, но и потому, что перед остановкой печей на ремонт их производительность снижали, после ремонта на них сразу нельзя было получить большой производительности.

Необходимо было снизить до минимума как время ремонтов, так и их частоту.

По плану, утвержденному главным управлением в Москве, на ремонт больших печей отводилось тридцать дней в году. Печи одна за другой останавливались ежегодно на ремонтные работы. Было подсчитано, что каждый день простоя большой печи приносил ежедневно 40 тысяч рублей убытка. Следовательно, если бы удалось сократить время ремонта на десять дней, завод сэкономил бы 400 тысяч на каждой большой печи. Но как это сделать?

Тем более что даже в запланированные тридцать дней ремонтные работы укладываются далеко не всегда.

Решил посоветоваться с работниками ремонтной бригады. На следующий день собрал совещание и стал излагать кое-какие соображения. Но не успел я докончить своих рассуждений, как меня перебил голос одного из слесарей ремонтной бригады:

– Оно хорошо пахать-то, лежа на печке, да круто заворачивать. Вы пойдите сами, да и сделайте ремонт за двадцать дней, а мы посмотрим, как это у вас получится. Надо знать дело, прежде чем говорить. Печь-то жаром пышет даже через два дня после остановки. Ни к одной детали дотронуться нельзя. Когда работаешь, потом истекаешь. Рубаха коробом стоит. На спине соль выступает.

– А вы подождите, я еще не закончил, – спокойно остановил я крикуна. – Вот если бригада сделает ремонт за двадцать дней, то помимо обычной зарплаты получит премию – сто тысяч рублей.

В уме я прикинул, что из четырехсот тысяч рублей экономии не грех бригаде дать сто тысяч.

Но мои размышления нарушил тот же голос:

– Какой дурак сто тысяч даст?

– Я дам. Подумайте, как сократить на десять дней время ремонта, и скажите мне.

Все молчали. Наконец разговорчивый слесарь как бы за всех ответил:

– Ну что же, за сто тысяч и подумать можно.

Бригада готовилась к ремонту. После разговора ее как будто подменили. Я никогда не видел так интенсивно думающих людей. В обсуждении плана ремонта принимала участие вся бригада ремонтников. Когда я подошел, меня вначале даже не заметили, говорили сразу несколько человек.

– Да разве мы работаем? Больше детали да инструмент ищем.

– Ремонт можно сразу начинать после остановки печи. А чтобы не жарко было, ее нужно закрыть. Соорудить специальную площадку и надвинуть на печь, тогда все, что выше, можно будет ремонтировать.

– Прежде чем останавливать печь, надо сначала изготовить все детали, которые заменять придется, разложить их по порядку – старую снимать, а новую на место ставить.

Тщательно разработанный план ремонта и отлично проведенная подготовка к нему позволили бригаде закончить ремонтные работы за семнадцать дней. Как и было условлено, я распорядился выдать бригаде сто тысяч рублей.

Выдать-то выдал, но потом полгода давал объяснения в самых различных инстанциях. Оказывается, я сразу сделал ряд нарушений: сюда входило и нарушение установленного порядка выдачи премий, и превышение власти, и еще много других прегрешений.

Только вмешательство Тевосяна спасло меня от крупных неприятностей. Но дело было сделано. С тех пор уже никогда никто на ремонт не планировал тридцати дней. А ремонтники почувствовали вкус к поискам путей улучшения ремонтных работ и довели в конце концов простои печей до одной недели в году.

Насколько я помню себя, мне всю свою жизнь приходилось слышать разговоры о сокращении штатов. До революции разговоры о сокращении штатов были зловещими – они предвещали безработицу. Позже, при Советской власти разговоры эти стали означать перемещение работников с одних мест работы на другие, с одних должностей на другие.

Позже, когда я уже после окончания Горной академии стал работать, мне пришлось самому принимать участие в этой процедуре. Надо сказать, что организацией труда у нас занимались только в начальный период становления промышленности, а затем эта работа была заброшена – все было подчинено выполнению планов любыми средствами. И только в последнее время НОТу стали вновь уделять большое внимание.

Обычно на наших заводах количество работающих больше, чем на аналогичных производствах многих стран. Это бросалось в глаза даже при беглом сравнении. На немецком ферросплавном заводе в Эшвайлере, где мне приходилось часто бывать в начале тридцатых годов, на таком же самом производстве, как и в Челябинске, при таком же примерно объеме продукции, было занято всего 113 человек, в то время как на Челябинском заводе работало 452. Это меня волновало.

– В чем дело? Что, у нас оборудование хуже? – нередко спрашивал я товарищей.

– Нет, лучше. Мы приобрели печи самой последней конструкции.

– Люди в цехах у нас нерадиво относятся к делу?

– Нет, вот они! Подивилов, Карнаухов, Калюжный…

– Может быть, инженеры с меньшей инициативой?

– Опять нет. На заводе собран энергичный, инициативный коллектив энтузиастов – Носаль, Дыханов, Сухоруков, Стрельцов, Рунов, Гусаров.