– Дайте мне Hitler Hering[20].

– У нас такого блюда нет, и мы не знаем, как оно готовится.

Подошедший к растерянному официанту старший официант вмешивается в разговор и разъясняет ему:

– Hitler Hering нетрудно приготовить, для этого у селедки надо вынуть мозги и пошире разорвать ей рот».

Позже положение стало меняться. Национал-социалисты все выше поднимали головы. Речи Гитлера стали на многих действовать опьяняюще. Рассказывать о нем анектоты стало опасно.

Меня всегда влекла исследовательская работа, и после нескольких месяцев пребывания в сталеплавильном цехе Тевосян посоветовал мне перейти в лабораторию.

У Крупна исследованиями занимались и в цехах, и в специально построенном на территории завода исследовательском институте. В сталеплавильном цехе, где мы с Тевосяном работали, было небольшое помещение, в котором работал старик Мелис. Мелис занимался контролем за качеством наиболее ответственных марок стали. В то время на заводе изготовлялось большое количество стали для производства авиационных коленчатых валов. Эту сталь завод не только использовал внутри страны, но и отправлял за границу, как в форме стальной заготовки, так и в форме готовых коленчатых валов.

В обязанности Мелиса входило проверять качество слитков каждой плавки – химический состав стали и структуру слитка.

От каждой плавки брали один слиток, от него на станке отрезали верхнюю часть – прибыль, а затем на этом же станке срезали диск толщиной около двадцати миллиметров. Этот диск – тамплет шлифовался и затем подвергался травлению кислотой, в результате чего выявлялась кристаллическая структура стального слитка.

Мы с Тевосяном любили заходить к Мелису. Ему было уже далеко за шестьдесят, и он всю жизнь провел в этом цехе. Старику было что порассказать, да и та работа, которую он вел в эти дни, представляла для нас значительный интерес. Сталь он знал настолько хорошо, что по одним ему известным признакам мог без приборов давать безошибочные оценки качества.

Да не только о стали верно мог судить Мелис.

К Тевосяну он относился с глубоким уважением и за глаза с какой-то особей теплотой называл его (из-за густых черных волос) «черный Иван».

Когда Тевосяна поблизости не было, Мелис говорил мне:

– О-о, черный Иван большой человек будет. Думаю, что он директором завода будет.

(Самым большим человеком он считал директора завода.)

У Мелиса мы учились многим приемам по технике контроля, методам распознавания дефектов стали, суждению -о ее качестве.

Как-то мы находились с ним у сталеплавильной печи. Рабочий только что взял пробу, отлил ее в формочку, надрубил и сломал на две части. Один кусочек направил в экспресс-лабораторию для определения содержания углерода, вторую половину пробы положил на конторку.

Через несколько минут из лаборатории принесли анализ. В записке стояло: углерод 0,04 процента. Мелис взял с конторки вторую половинку пробы, посмотрел излом и сказал: «Неверно, здесь не 0,04, а 0,06. Что они глупости пишут! Я направил бы пробу на повторный анализ. Ясно же видно, что здесь 0,06, а не 0,04».

То, что было ясно для Мелиса, для нас было совершенно непонятно. В это время из экспресс-лаборатории принесли вторую записку, в которой лаборант сообщил, что в первой записке он ошибочно указал 0,04 – на самом деле в пробе содержание углерода составляет 0,06 процента.

– Как это вы так точно определяете содержание углерода по излому? – спросил Тевосян.

– Пойдемте ко мне. Я это вам лучше на образцах объясню.

На деревянных полочках «лаборатории», как называл свое рабочее помещение Мелис, были аккуратно разложены пробы металла.

– Вот смотрите, в этом образце 0,10 процента углерода, а вот в этом 0,09.

Мы смотрели и, не видя никакой разницы в структуре, сказали об этом Мелису.

– Смотреть следует на самый кант, вот сюда, – показал Мелис. – Видите: серое кристаллическое вещество находится как бы в светлой рамочке, а у этой пробы рамочка разорвана, а вот на этом образце ясно видны у светлой полоски – вюрмельхен[21].

Видя наше смущение, старик, стараясь как-то ободрить нас, спокойно продолжал:

– Все смотрят почему-то в центральную часть излома. Кромку, кромку надо рассматривать! – И уже чисто философски добавил: – Все интересное происходит по краям и границам.

…Мелис был очень изобретательным человеком. Шлифовать тяжелые стальные диски-тамплеты было очень трудно, и он приспособил для этого старый токарный станок. Вместо резца зажимал дубовый брусок, обтянутый кожей, которую он пропитывал составом для полировки. Чтобы выявить кристаллическую структуру, оп по краям тамплета укреплял валик из пластилина и превращал стальной диск в своеобразную неглубокую тарелку, заполнял ее кислотой и наблюдал за появлением фигур травления.

Когда структура отчетливо выявлялась, Мелис удалял часть бортика «тарелки», и кислота сливалась в фарфоровую чашечку.

– Современный человек должен больше головой работать, а це руками, – часто можно было слышать от старика.

Такие «лаборатории», как лаборатория Мелиса, на заводе были почти во всех цехах, но помимо них имелась еще одна – мы прозвали ее лабораторией по изучению брака. Официально же ее именовали «Штальбетрибсферзухраум»[22]. Возглавлял это интересное учреждение доктор Каллен, большой знаток специальных сталей, автор интересных статей об их свойствах. В этой лаборатории работало всего несколько человек, размещалась она в небольших комнатах.

Я любил бывать здесь, где концентрировался огромный материал, поступающий из различных стран мира. Сюда для исследований поступали вышедшие из строя детали машин, поставленные заводом Круппа.

Если ломался валок прокатного стана, проданный заводом Круппа, представители завода выезжали к месту аварии и забирали поломанную деталь для исследования.

Когда я впервые попал в лабораторию доктора Каллена, там находилось более восемнадцати тысяч отчетов о проведенных исследованиях. Это были короткие, размером в одну-две и не более пяти страничек заключения о причинах поломок деталей, о разного рода аномалиях при обработке и использовании поставленного заводами Круппа металла.

– Здесь, в этих документах, – сказал мне один из работников лаборатории, показывая на стеллажи, заставленные папками с отчетами, – нет ни теорий, ни эмоций, – здесь только опыт и описания фактов.

В лаборатории доктора Каллена я познакомился с большим количеством разнообразных и иногда необычных претензий, предъявленных в свое время к изделиям завода. Прочитав одну из них, я вспомнил случай.

Как-то, просматривая в сталеплавильном цехе программу производства, я увидел в журнале начальника цеха странную, на мой взгляд, запись.

Для одной марки стали, которая шла на изготовление ружейных стволов, был указан предельно допустимый процент содержания серы и фосфора. Обычно по этим элементам, признаваемым всеми металлургами мира вредными примесями, в инструкциях и указаниях записывается не более 0,025, 0,030 или 0,035 процента и т. д. Но для этой марки Мюллер почему-то записал: «Содержание серы и фосфора – 0,012-0,018 процента». Было бы понятно, если бы он указал: «Не более 0,018 процента». Но был дан и нижний предел – 0,012.

Почему? Я решил переговорить с мастером.

– Что вы будете делать, если у вас содержание серы или фосфора будет ниже 0,012 процента?

– Добавляю, чтобы держать эти элементы в установленных Мюллером пределах, – спокойно ответил мастер.

Я опешил. В высококачественную сталь умышленно вводить серу и фосфор! Загрязнять сталь примесями, от которых все металлурги мира стараются освободиться!

– А может быть, все-таки это какое-то недоразумение?

Мастер, видя, что я нахожусь в замешательстве, показывая пальцем на две аккуратно сложенные около печи кучки какого-то материала, сказал: