Правительство выпустило специальный циркуляр об отношении к иностранцам. Явные издевательства стали реже, но надменное, высокомерное отношение к представителям других, «не арийских», народов сохранилось. Разница с тем, как обстояло дело раньше, была такой, что, если бы я уехал из страны до прихода Гитлера к власти, мне трудно было бы верить тому, что писали и рассказывали о Германии этих коричневых лег.

…Раньше на всех границах проверка документов и таможенный контроль проводились опытными, вышколенными чиновниками. Они были хотя и сухи, но вежливы, не придирались по пустякам, но и не отступали от установленных правил. Все стало иначе, когда их заменили штурмовики. Они особую ненависть питали к советским людям. Их годами убеждали в том, что советский народ является врагом немецкого.

Вот они входят в вагон. Массивные, в форме, плотно обтягивающей тучные тела. На головах форменные фуражки с лакированными козырьками. На околыше большой орел с распластанными крыльями.

– Pass Kontrolle![1] – разносится по коридору вагона, когда пограничники подходят к очередному купе. У контролеров бесстрастные лица и выработанные автоматические жесты. Два пальца слегка касаются лакированного козырька фуражки. Руки перебирают листы документов. Нажатие печатки о подушку с краской, удар ею по странице паспорта – виза погашена. Рука протягивает документ, и два пальца вновь слегка касаются блестящего козырька.

Вот, наконец, и у моего купе также раздается «Pass Kontrolle!». Пограничник формально вежлив, но он каждым своим действием хотел причинить неприятность. Рассматривая через стекла пенсне паспорт, он, кажется, замер над раскрытыми красными обложками документа, напоминая застывшую в ожидании добычи змею. Я бы не удивился, если бы он вдруг раскрыл рот и длинным тонким язычком поболтал над его страницами.

Накипело раздражение, но надо сдерживаться и ждать. Вот наконец пограничник вынул печатку, стукнул ею по страничке паспорта, с шумом захлопнул его и, не глядя на меня, протянул документ. Два пальца отработанным движением коснулись козырька форменной фуражки.

Через минуту его голос был слышен у следующего купе: «Pass Kontrolle!».

Контролеры ушли. Раздражение улеглось. В купе я один, и хотя уже поздно, но спать не хочется. В памяти воскресли другие встречи на границах.

Осенью 1932 года я возвращался в Германию из Англии. Пересек на пароходике Ла-Манш и из Дьеппа рано утром в субботу прибыл в Париж.

На северном вокзале сдал чемодан в камеру хранения. С этого вокзала вечером того же дня я должен был выехать дальше в Германию, в город Эссен.

В Париж я попал впервые, и весь день прошел в беготне по городу. Площадь Бастилии, кладбище Пер-Лашез, Собор парижской богоматери, Эйфелева башня… Ну вот, кажется, основное из того, что я наметил, осмотрено, и день закончился. Уже вечер, а у меня во рту с утра маковой росинки не было.

Недалеко от вокзала в маленьком ресторанчике я наконец расположился за столиком и заказал обед. Когда официант записал в блокнотик заказанные блюда и отошел, я решил проверить, все ли у меня в порядке с документами.

Железнодорожный билет на месте и в порядке. Паспорт у меня распух от большого количества вклеенных дополнительных листков, заполненных различными визами.

Французская транзитная виза выдана на сутки, германская въездная виза получена еще в Эссене. Но где бельгийская транзитная виза – Лессе-Пассе? Она дается на отдельном листке. Ее в паспорте нет! В Лондоне забыли взять бельгийскую визу.

Что же делать мне? Завтра воскресенье, и все учреждения закрыты. Оставаться до понедельника не могу: у меня могут возникнуть недоразумения с французскими властями.

Пойти в посольство и посоветоваться там? Но кого, кроме дежурного, я найду там в субботу вечером?

Вот так ситуация!

И оставаться нельзя, и ехать без визы невозможно.

А может быть, все-таки рискнуть? Я еду транзитом, у меня спальное место. Неужели бельгийцы высадят? Неужели будут беспокоить ночью? Поеду! Ведь рано утром я буду уже на германской границе в Аахене.

Самочувствие неприятное. Проводник вагона предлагает отдать ему билет и паспорт и лечь спать, границу будем пересекать во втором часу ночи.

Но разве заснешь? Беру книгу, но читать не могу. Неотступно преследует мысль – проеду через Бельгию или задержат? И вдруг вспоминаю, что у нас нет с Бельгией дипломатических отношений. Стало еще тоскливее.

Вот и граница. Если поезд отойдет и в мое купе никто не явится, то лягу спать, – ноги гудят, и их хочется вытянуть. Каждая минута кажется вечностью.

Вдруг легкий стук, в дверях появляется проводник. У него растерянное лицо, а в руках мой паспорт:

– У вас паспорт не в порядке.

Только он успел произнести эти слова, как за ним выросла мощная фигура бельгийского жандарма. У жандарма круглое мясистое лицо, украшенное мощными кустистыми черными усами, кончики которых нафабрены и подняты кверху, что делает его удивительно похожим на Вильгельма Второго.

Он подносит руку к козырьку фуражки и хрипло произносит:

– Вам надо получить разрешение на проезд через Бельгию, – и он берет паспорт из рук проводника.

А в это время я мучительно искал выхода. Ведь у меня французская-то виза есть. Отношение Франции и Бельгии близкие, раз французы выдали мне визу, чего же бельгийцам-то беспокоиться?

И под влиянием этих мыслей, я выпалил:

– Mais j’ai le visa francais![2]

И тотчас же понял, какую глупость я совершил.

Жандарм покраснел и с раздражением произнес:

– В вашем паспорте я видел визы многих стран мира, вы считаете, вероятно, необходимым их получать. А разве Бельгия не такая же страна, как и другие, в которых вы побывали?

Его голос был полон гнева: «Нет, я не могу вас пропустить без разрешения бельгийских властей».

Что же теперь мне делать? Помимо того, что у меня нет визы, я еще умудрился обозлить жандарма. Только этого мне и не хватало.

Как же быть? Меня высадят на этой маленькой пограничной станции. Надо находить выход из этого положения.

Дать ему на чай? Но как это сделать? Да и возьмет ли он? Можно еще больше осложнить все дело.

А жандарм продолжал твердить: «Вы должны получить разрешение у представителей бельгийской власти на проезд через территорию Бельгии».

Мне показалось, что он как-то подчеркивал слова – «представителей бельгийской власти», а раздражение у пего как будто бы улеглось.

И вдруг выход нашелся! Обращаясь к жандарму, я произнес:

– Вот, как к представителю бельгийских властей, я и обращаюсь с просьбой разрешить мне проехать через вашу страну.

Жандарм поднял руку и тронул пальцами кончик уса.

– Конечно, я могу это сделать, но я принужден буду вас оштрафовать.

Ну, как будто бы появляется какая-то надежда.

– Раз я допустил нарушение установленных правил, конечно, у вас есть основания наложить на меня штраф.

По глазам жандарма я видел, что он доволен моим ответом.

– Но я вас крепко оштрафую.

У меня упало сердце. Хватит ли денег? Только бы хватило.

– Я рассчитываю на вашу справедливость.

Казалось, жандарм оценивал ситуацию. Он окинул взглядом купе, посмотрел на полку, где лежал мой чемодан, и затем произнес:

– Я возьму с вас десятикратную стоимость визы.

«Только-то!» – подумал я.

Виза стоила восемь с половиной французских франков, а за обед в самом дешевеньком ресторанчике Парижа в то время надо было заплатить не менее двадцати франков.

Следовательно, сумма моего штрафа не превышала стоимости пяти посредственных обедов.

Я вынул из бумажника стофранковый билет и передал его жандарму. Он поспешно вынул из кармана портмопе и слегка дрожащей рукой попытался вынуть из него деньги для сдачи.

Я сразу же почувствовал уверенность и, улыбаясь, сказал ему: