— Ладно, Владимир Евгеньевич, — хмуро сказал Дима, все еще продолжая тереть ладони пучком травы, — уговорили. Идем в Калчи, выберем домик на окраине и переждем. Хотя…
— Ну, что еще?
— Да нет, ничего.
Молча они похрупали по веткам в темную середину ночи.
«Понять тебя, Димочка, можно, — размышлял Владимир, поглядывая на темный силуэт спутника. — Погибли друзья, пепел, так сказать, стучит в сердце. Но ведь бессмысленно что-то предпринимать. Зароют или, точнее, „засолят“ — вот и весь результат. В такие большие игры, как ядерные ракеты, большие мальчики играют, а не такая мелочь, как мы. Да и что мы могли бы сделать в этой ситуации? Может так сверкнуть, что в Лос-Анджелесе белые ночи появятся. Рискованно».
Владимир поморщился, вспомнив, сколько лапши навешал он на уши сегодня ночью невидимому собеседнику. Торги какие-то выдумал, про бабушек-нищенок вспомнил. Чтобы поверить этим волкам, надо быть последним идиотом. Он уже сумел убедиться, что ждет тех, кто знает о грузе. Ать-два — и в гроб, без музыки. А жить — ой, как хочется. И лучше всего — хорошо жить. Так что на встречу он завтра не пойдет. Идеально было бы смыться на материк, и побыстрее, предоставив паукам доедать друг друга. Уважения к себе этот шаг, конечно, не прибавит, но жизнь удлинит.
Он решил это. И решил раз и навсегда. Проблемы других его не трогают. Так же, как и его проблемы не нужны никому. Но все же на душе скребло и было пакостно. Ощущать себя трусоватым человечком не хотелось. Все же это ОН, в единственном числе — а значит, в чем-то самый-самый. Самый сильный, самый храбрый, самый умный!
Калчи привольно разлеглись вдоль реки Камчатки на ее левом пологом берегу несколькими рядами разнокалиберных деревянных домов. Широченная в центре поселка улица змеиными хвостами истончалась к его окраинам. Дома становились поразвалистее, небрежнее в постройке, без вычурных резных ставень и наличников. В центре поселка двумя двухэтажными каменными зданиями, похожими на уцелевшие коренные зубья, вросли в землю здания вулканологической станции и кабака «Калчи».
Сейчас, ночью, Калчи казались заброшенными — не светилось ни одного окна, только уносился к звездному небу визгливый лай-плач какой-то собаки.
Они подошли к окраинному домику — расползшейся постройке времен первооткрывателей Камчатки. Раскрытая настежь дверь лучше всех плакатов «добро пожаловать» говорила, что хата пустует. Владимир поморщился от визгливого приветствия скрипучего крыльца и проскользнул внутрь развалюхи.
Похоже, тут явно обосновались бомжи. «Кровать» из драного одеяла рядом с кучей битых кирпичей, корки хлеба, несколько пустых бутылок.
— Здесь и останемся, — сказал Владимир. — В этот санаторий вряд ли кто полезет из посторонних. Хозяева, как видно, сбежали со страху.
Димка молча проследовал в угол, где мохнатилась охапка сена, и засопел, устраиваясь спать.
— Пойду осмотрюсь, — сказал Владимир. — Подходы, то да се.
— Ладно.
«Перекипит», — подумал Владимир, перелезая через «пьяную» изгородь и направляясь в сторону высокого холма.
Холмишко был так себе — почти лысый, перетоптанный крест-накрест тропинками. Одна вела из Калчей к вещевым складам части, другая неизвестно куда — из тайги возникала и в тайгу уходила. Владимир уселся поудобнее в жесткую колючую траву, снял кроссовки, остужая распухшие от ходьбы ноги, и направил бинокль на поселок. Направил — и еще раз восхитился совершенству чужеземных умельцев. Прощупав невидимыми датчиками освещенность и выяснив, что вокруг темнота, прибор переключился на инфракрасный режим работы. Владимир пошарил объективами наугад, привыкая к непривычному зеленому свечению изгородей, кирпичных груб и стен, нагретых за день камчатским солнцем. Потом нашарил на дальней от себя окраине Калчей потухшую трубу рыбокомбината и методично, дом за домом, стал «процеживать» уснувший поселок, запасаясь информацией. Какой и для чего — он пока не знал. Поселок был пуст. Это явствовало не только из того, что на улице и переулках не было ни одной живой души. Взгляд цеплялся за распахнутые двери домов, раскрытые ставни, в нескольких дворах Владимир увидел лежащих неподвижно собак на цепи.
Их тела в инфракрасном диапазоне должны были сиять ярким салатовым блеском, но по окоченелым их позам и темному цвету можно было понять — мертвы. Выпученные глаза бинокля наткнулись на выгоревший переулок, сбегающий к реке. Среди помеси кирпича и обгоревших досок что-то шевельнулось. Владимир увидел дворнягу, которая, приседая и оглядываясь, рвала зубами кусок чего-то, до жути напоминавшего часть человеческого туловища. Его снова затошнило.
Он убрал бинокль, откинулся спиной на траву и зажмурился, пытаясь утихомирить бегающие огоньки под веками. Успокоился, рывком встал и пошел по склону холма к «бомжатнику».
После режущей глаза зелени в избе ему показалось темно, как в колодце. Он вдоль стеночки прошел в дальний угол, стараясь не влететь в дыру в прогнившем полу. Добрался до сена, скукожился на травяном матраце и забылся неспокойным сном.
Владимир проснулся, как от хлопка в ладоши, и, задыхаясь от бьющего в поддых сердца, осмотрел помещение.
При дневном свете убогость жилища подчеркивалась еще более резко. Вдобавок из приоткрытого погреба плыл запашок то ли гниющих отбросов, то ли…
Вытерев потный лоб, он хрипло сказал Диме:
— Нет, эта хибара нам не годится. Найдем другую. Может, меньше, да лучше.
Не услышав ответа, он посмотрел вокруг и с неприятным удивлением обнаружил, что кроме него в доме больше никого нет. Охваченный нарастающей тревогой, Владимир схватил автомат, проверил, есть ли в казеннике патрон, и прополз по полу к окну.
Со стороны части доносились слабые щелчки выстрелов. Ни во дворике, заваленном рухлядью, ни на дороге, исчезающей в тайге, никого не было. Владимир пощупал кучу сена, не обнаружил второго «калаша» и понял, что Дима сорвался ночью искать на свою задницу приключений. Владимир обложил непутевого, как умел, но скоро замолк.
Возможно, выстрелы, отзвуки которых долетали сейчас до Калчей, и были следствием опрометчивого поступка Димы.
Владимир повесил на грудь автомат, на плечо закинул рюкзачок и вышел на освещенный солнцем двор. Он решил не испытывать судьбу и укрыться в тайге рядом с поселком, совершая по ночам набеги в Калчи за водой и продуктами.
Где-то в стороне возник звук вертолетного двигателя. Владимир присел за изгородью и сквозь щели проводил взглядом темно-зеленую стрекозу, направляющуюся к рыбокомбинату. Неизвестный посланник летел на встречу с ним. Представив, какое ждало его разочарование, Владимир заторопился прочь. Противник мог сделать что угодно — от облавы до бомбежки Калчей.
Он быстро миновал холм, с которого ночью разглядывал поселок в бинокль, и взобрался на другой, повыше, обросший бородкой из кустов жимолости и парочкой березок.
Владимир срубил несколько деревьев, соорудил небольшой шалаш и, выждав с часок, неторопливо направился к магазинчику в центре поселка за хлебом.
Серая в колдобинах улица насквозь просвечивалась солнцем. Держась поближе к домам, Владимир с каждой минутой убеждался, что поселок жителями покинут. Вспомнилась Юля — не найти ей своих родственников. Они либо в тайге, либо в земле.
Было тихо. Владимир еще раз огляделся по сторонам и взбежал по ступенькам магазина. Огромный, иссиня-черный ворон с сухарем в клюве вылетел из распахнутой двери и, кося фиолетовым глазом, заложил крутой вираж за забор.
Магазин был разграблен полностью. Пол был усыпан осколками стекла вперемешку с крупой, полусгнившими фруктами и раздавленными пряниками, среди которых копошились мыши. У кассы валялась пачка презервативов.
Что-то не понравилось Владимиру в этом беспорядке. Слишком уж вчистую был оприходован магазинчик. Солдатня смела бы смерчем водку и сигареты, насовала в карманы, сколько смогла, и убралась бы. А чтобы вылизать полки до блеска, надо было прийти не раз, поработать не спеша и обстоятельно.
