Молчание собеседника затянулось. Владимир уже стал беспокоиться, но рация снова ожила:

— Я предлагаю вам пять миллионов. Долларов, конечно. Счет на предъявителя в первоклассном европейском банке.

Про контейнеры и станцию в Калчах невидимый собеседник промолчал. Железной дороги в поселке отродясь не было.

— Ну что, Димка, соглашаемся? — спросил Владимир. — Деньги хорошие. Сапоги тебе новые справим, штаны купим. Твои-то вон как пообтрепались. А себе я зуб вставлю. Вот здесь, коренной. Дырка, видишь? Просил ее, заразу, не выдергивай, вылечить ведь можно. Нет, изуродовала человека.

— А за что деньги? — спросил Дима. — Пять миллионов — это, наверное, много. Не одни сапоги — две пары купить можно. А уж штанов…

— Может быть, вам больше по душе блокада дома, газовые гранаты и — пытки? Или все же попытаемся конкретно и по-деловому? Не очень-то упивайтесь значимостью собственной персоны. — Голос приобрел угрожающие интонации.

— Нам нужен вертолет, — сказал Владимир. — Запас горючего, продовольствия. Груз необходимо искать, и делаться это будет без сопровождающих. А насчет моей доли… Знаешь, заяц, мои запросы, может, и не поднимаются выше дачи с машиной. Но и не опускаются ниже способности врезать кому-нибудь по сопатке, а не совать ближнему иглы под ногти да вырезать на груди звезды. Отдам я тебе твой груз. Правильно сказала Лина — тут надо кровь, не захлебываясь, пить, а я уж, наверное, не научусь. Только не потирай ручонки раньше времени. У меня тоже свои условия будут.

— Вы сделали правильное решение, — одобрили на той стороне. — Мы внимательно выслушаем ваши доводы.

— Во-первых, прекратите играть в войну. Калчи — это не полигон для упражнений. Освободите заложников. И главное — надо разлучить командира в/ч с игрушкой — на этом ведь все держится, так?

— У вас невыполнимые требования, — сухо сказали из рации. — И вообще, вы странный человек. С вами неудобно вести дела. Калчи, люди, часть… Ну хорошо, сбить верхушки мы сможем, а там уже дело правительственных войск. Но шахта? Проникнуть туда невозможно. Как и в командный пункт пусковой. А если и удастся провести такую операцию, то где гарантии, что ее не пустят при малейшем подозрении на провокацию?

Владимир почувствовал, как у него начинает медленно кружиться голова, к горлу подкатывает тошнота, а в груди закипает злоба.

— Я недельку назад тут общался с одной из ваших, — сказал он в темноту. — Так вот, перед тем, как лечь в постель, мы с ней вели словесную игру — такая, знаете, разминка перед траханьем. У нас с вами, похоже, такое же мероприятие. Только извините, я раком стоять не хочу. Короче — где-то в глубине души мне действительно нас… на кровавых мальчиков с семью пальцами, которые образуются через …надцать поколений у лысых матерей. Я философ-одиночка по натуре и даже собственную смерть воспринимаю спокойно — он был, его не стало. Но если есть возможность ощутить себя героем и спасителем, то почему бы этого не сделать? Вы… нет, не давали. А вот тем, кто совал сторублевки нищим старухам на улицах, знакомо благостное чувство отпущения грехов и собственной значимости. Я — такой же. Да и на Камчатку поперся, в общем-то, ради приключений, в которых вам не было отведено никакой роли. Но — факт, как говорится, на лице. Какая-то часть ситуации контролируется мной. А поскольку убрать вы меня все равно попытаетесь всеми силами, то почему бы не использовать предоставленную возможность что-то поиметь? В общем так: вертолет, один летчик из местных и деньги.

— Сколько? — ожил в темноте голос собеседника.

— Честное слово, не знаю, сколько у вас просить, — сказал Владимир. — Профан я в этих делах. Дайте столько, чтобы не возникло соблазна высылать потом за нами батальон ниндзя.

— Плохо вас слышу, — просипели в темноте. — На южной окраине… Калчи… утром… вертолет.

Владимир взял рацию со стола и грохнул об пол.

— Все, сдохла, — сказал он Диме. — Пойдем отсюда. В тайге безопаснее.

Ночь была мягкая, звездная, по-южному теплая. Они вылезли через окно и, легко ориентируясь в рассеянном свете Млечного Пути, направились в обход части.

«„Тридцаточка“, — почти что с нежностью думал Владимир, угадывая силуэты складов, детского садика, пристроя к телецентру, который они возводили за месяц до дембеля. По уму-то — побродить по тайге, на речке посидеть с удочкой, а не копаться во всем этом дерьме. Будь проклят тот день, когда с неба свалилось это металлическое барахло».

— Димка, — сердито сказал Владимир, — кончай портить воздух.

— Ничего я не порчу, — обиделся Дима. — Это вон из сарая несет.

Прямо по курсу высилась громада металлического сварного сарая.

— Капустой прокисшей воняет, — сказал Владимир. — Этому сараю, Дима, лет тридцать. Там в бочках квашеной капусты тонн десять. Хочешь?

Дима сморщился:

— Пахнет она… не капустой.

— Да это, наверное, ошметки на полу гниют, — успокоил Владимир. — В бочках-то свеженькая. Давай зайдем, никакой охраны.

Они проскользнули в полуоткрытые двери сарая и остановились. Глаза постепенно привыкли к темноте. На бетонном полу обозначились гигантской восьмеркой две вмурованные вровень с полом бочки, стоящие рядом.

— Осторожнее, Диман, — сказал Владимир. — Не поскользнись. У них глубина метра три. Усолеешь там, как кочан.

Залитые по края рассолом бочки излучали призрачный рассеянный свет. Дима опустился на колени и, закатав рукав кителя по локоть, погрузил руку в одну из бочек.

— Точно, капуста, — сказал он. — Кочан. Сейчас я его… Тяжелый.

Он поднатужился и выдернул из жидкости округлый предмет. Владимир чиркнул спичкой.

Они помертвели от ужаса. На них в упор смотрели мертвые глаза. Дима держал за волосы голову. Туловище отсутствовало, из того, что было когда-то горлом, свисали какие-то темные лохмотья.

Волосы выскользнули из ослабевших Димкиных пальцев. Рассол жирно блеснул, и на поверхности появилось еще несколько светлых пятен. Дима застонал и бросился прочь из сарая.

Их долго выворачивало наизнанку. Вырвав с корнем куст, Дима с ожесточением тер листьями руки.

Облегчение выступило холодным потом и головной болью. Владимир выплюнул горькую слюну и в изнеможении упал в темную теплую траву. Неподалеку шумно дышал Дима.

— Как вы можете с ними о чем-то договариваться, дядя Вова, — сказал он наконец сдавленным голосом. — У меня бы не получилось. Я бы весь рожок кончил, сам на пулю нарвался, но беседовать с этими гадами не стал. Какие тут деньги, если такие вот головы по ночам сниться будут! Неужели мы не сможем этих сук в расход пустить? Сядем завтра на вертушку, улетим — и все? Вы как хотите, а я остаюсь.

Дима протяжно вздохнул, брякнул автоматом, закидывая ремень на плечо, и захрустел по листве в сторону части.

— Погоди, Димка, — негромко сказал Владимир. — Останемся, так вместе. Только не надо в камикадзе играть. Придумаем что-нибудь.

— Вы все думаете, — зло сказал Дима. — Вы, Владимир Евгеньевич, слишком много думаете. А может, действовать надо? Силу силой ломают. К тому времени, когда вы решение примете, уже всех перестреляют. И засолят в бочках, как капусту.

Владимир почувствовал, как в нем начинает расти раздражение. Зелень, а туда же!

— Ну и что ты предлагаешь? — спросил он, сдерживаясь. — Штурмовать часть? Брать склады с оружием, телефонный узел, штаб? «Барышня, где пиво есть?» — «В Смольном». — «Ура!» Ты понимаешь, что здесь все притихло, как перед бурей? Неустойчивое равновесие. Устроим шухер — и та, что в шахте, пойдет на прогулку. Мелочь, понимаешь, а неприятно.

— Так что же делать? — несколько поутих Дима.

— А надо ли вообще что-то делать? — трезво рассудил Владимир. — Ты что, супермен-Бэтмен? Здесь целая часть солдат, офицеров, поселок с жителями — рыбаками да охотниками. Есть среди них и покруче нас. И ничего — молчат. И никто их не осудит. А мы прям защитники Белого дома — грудью на танки. Я понимаю — ты молодой, кровь горячая, но к чему бессмысленные шаги? Жизнь мудрости требует. Уйдем в Калчи, переждем. Ведь не вечно же они тут хозяевами будут. Решится все, и скорее всего без кровопролития. Уговорят, денег дадут этому охламону. Ведь ради чего-то залез он в шахту?