— Можешь, — согласился другой. — Да только не захочешь — когда вся эта бодяга кончится, кто первым загремит? Тот, у кого на погонах золота больше — им и отвесят на всю катушку. Скажи спасибо, что к вертушке приставили, а не в охрану определили. Знаешь, что они там творят?

— Слышал, — понизил голос первый, — мертвяков — море. И зачем это все? Ты не в курсе, куда этот капитанишка зобовский клонит? Нам-то выгода в чем?

— Не докладывал. Знаю только, что нам потом столько баксов отвалят — в мешке не унесешь.

— Задницы вы свои отсюда унести не успеете, — сказал идущий впереди вертолетчик. — Дураки. Вас используют, как проституток, во все дырки, а вы надеетесь на что-то. Он первый отсюда сбежит, а вам придется нары парить.

— Ты у меня поговори! — прикрикнул один из конвоиров. — Разбазарился, не спросили тебя. Не забывай, что баба твоя тут, недалече. Поставим раком, а тебя свечку держать заставим.

— Заставишь, — сказал вертолетчик, — если башку отрежешь. Только знай: что бы ты ни сделал — как дерьмом был, так дерьмом и останешься.

— Не, он меня достал, — вскипел первый. — Я его щас…

— Не дергайся, — остановил его второй. — Успеешь. Ему вертушкой рулить надо. Еще обидится, грохнет об Калчевскую.

— Хорошо бы, — мечтательно сказал вертолетчик, — чтобы яйца всмятку.

— Нет, ты слышишь? — снова возмутился первый. — Пугает, сука!

— Не грохнет, — успокоил первый. — Баба у него тут.

Они забрались в приземистый «КА-50». Вертолетчику освободили руки и пристегнули наручниками к штурвалу.

— Он сказал — поехали, — скомандовал второй. — Трогай, дядя.

Вертолет раскрутил лопасти и, свистя турбинами, сорвался с площадки. Казармы уменьшились, превратившись в однообразные темно-коричневые прямоугольники, соединенные между собой серыми отрезками бетонок.

— По кругу, — повел пальцем первый. — Десять раз — и хватит. Других тоже небо зовет.

Набирая скорость, вертолет рыскнул вдоль кромки тайги. Приблизились и остались позади ДОСы, длинные с плоскими крышами продовольственные склады, уснувший в зелени детский садик.

— Сегодня че-то сильней горит, — прокричал первый, указывая на дымную тучу, пухнущую возле Дворца культуры, — вчера меньше шаяло.

— Там все время что-нибудь горит, — отмахнулся второй ПОшник, — говна много набросали, до дембеля хватит.

— Не, ты смотри, — еще громче заорал первый, — там, блин, толпа! Вон, уже у самых Калчей чешут.

Второй секунду оценивал обстановку.

— Давай за ними, — махнул он рукой вертолетчику и, вытащив из кармана рацию, забубнил: — Земля, здесь патруль на вертолете, отвечайте.

Перебив трескучий рокот двигателя, из черной коробочки прорвался голос:

— Вы что, мудаки, приказа не знаете! Режим радиомолчания не для вас?! Что там случилось? Да короче!

— Видим бегущих людей, — доложил ПОшник. Человек сто, а то и больше. Бегут по направлению к реке. Похоже, вырвались из ДК.

— Преследуйте, — приказали с земли, — высылаю еще пару машин.

Задыхающаяся от бега, галдящая, плачущая толпа остановилась на берегу Камчатки. Привязанная канатами небольшая баржа тихо покачивалась рядом с деревянным причалом.

— Бегом на баржу! — закричал коренастый мужик, размахивая автоматом. — С баркасом кто управляться может?

— Я могу, — выскочил из толпы молодой парень, — я курсы кончал.

— Цепляй его к барже. Да быстрее, уже засекли, кажись.

Пятнистый, зелено-серый вертолет хищной щукой пролетел над рекой. Отталкивая друг друга, люди полезли по сходням на судно. Баркасик вспенил винтом воду, задком приближаясь к барже. С кормы, разматывая кольца, взлетел канат.

— Теперь жми на всю катушку! — закричал коренастый парню на баркасе. — На тот берег давай, по реке не уйдем!

Баржа нехотя отвернула нос от причала. В небе снова послышался рокот — на этот раз в нем слышался угрожающий говор двигателей нескольких машин. Оценивая обстановку, тройка «КА-50» на бреющем полете пронеслась над баржей, набрала высоту и, нестройно развернувшись, стала возвращаться.

— Народ, ложись к бортам! — закричал коренастый. — С автоматами, бегом на корму!

Головной вертолет накренил хищный нос и выплюнул из-под крыльев первые очереди. Водяные бурунчики быстро пробежались по воде, уперлись в борт баржи и, превратившись в щепу, наискось пересекли палубу судна. Кто-то громко закричал от боли и тут же затих. Четыре автомата вразнобой ударили с кормы. Пятый молчал — рябой, кудлатый мужик изо всех сил давил на неподатливый курок.

На бронированном брюхе вертолета блеснули несколько искорок. Благополучно миновав баржу, «КА-50» круто разворачивался для следующего захода. Теперь машины выстроились в правильный треугольник и одновременно открыли огонь, поливая баркас и баржу ливнем свинца. В считанные секунды рубка и борта баркаса покрылись многочисленными пробоинами. Он замедлил ход, развернулся поперек течения и стал медленно погружаться. Баржа догнала его и, подмяв под себя, довершила его гибель.

Автоматные очереди смолкли. Трое мужиков лежали неподвижно, и только коренастый с рябым, догадавшимся, наконец, передвинуть предохранительную скобу, продолжали отстреливаться.

На барже началась паника. Люди метались по палубе, спотыкаясь о тела погибших, прыгали в ледяную воду и, отплыв несколько десятков метров, схваченные судорогами, шли на дно. Растрепанная женщина, прижимая к себе мертвого сынишку, подбежала к коренастому мужику.

— Ты… ты во всем виноват! — дико закричала она, пытаясь добраться до его горла. — Там мы бы живые были! В аду тебе гореть, без покаяния! Будь ты проклят!

Пуля из крупнокалиберного пулемета клюнула ей в спину, без труда пробила оба тела — ее и коренастого — и, оставив дырку в борту, нырнула в реку.

Стоны и крики стихли. Окровавленная баржа, набирая воду простреленными боками, грузно оседала в холодную Камчатку.

— Круто! — возбужденно закричал первый ПОшник, разминая затекшие от гашетки пальцы. — Ты видел! Как зайцев! Мне понравилось. Я штук двадцать ухайдокал. А ты считал?

— Не считал, — огрызнулся другой. — Да уймись ты, пацан!

Вертолеты покружили над местом, где река проглотила баржу, и легли на обратный курс. Первый ПОшник хлопнул вертолетчика по плечу:

— Ну вот и ты оскоромился. А то все целочку строил — да как же, как же… совсем и не больно.

— Он-то не стрелял, — заметил второй.

— Какая, на хер, разница! Не стрелял, так летал. Как он от этих, с автоматами ушел. Класс!

— Жаль, — вдруг сказал летчик.

— Что жаль? — не понял ПОшник.

— Жену не увижу.

— Куда она денется! — заржал первый. — Если до смерти не затрахали, обнимет и расцелует. Ты у нас герой!

Они приближались к взлетно-посадочной полосе. Прямо по курсу равнодушно дымила Калчевская.

— Эх, Юлька, — снова сказал вертолетчик, — малышка моя… Рвалась за мной, в тайгу к мужу-подлецу. А ведь могла бы остаться в Москве. В театры бы ходила, на выставки. Познакомилась бы с хорошим парнем. Была бы у вас жизнь как жизнь… Сгубил я тебя.

— Эй, ты че? — встревоженно спросил второй ПОшник. — Умом, что ли, тронулся?

— Ты только прости. Мне больше ничего не надо. В тебя стреляли, девочка моя, а я помогал. Но я исправлю. Прости только.

Летное поле осталось позади. Под вертолетом замелькала молодая зелень тайги.

— Он куда летит? — растерянно сказал первый. — Он че задумал?

— Поворачивай, сука! — заорал второй и, передернув затвор, уперся стволом в спину вертолетчика.

Полоса тайги закончилась. Набирая скорость, вертолет мчался на Калчевскую. Первый ПОшник бросил автомат и забился в истерике.

— Ты только прос…

Калчевская вздрогнула от взрыва и выпустила облако пепла.

На берегу реки Камчатки сидел маленький сухощавый мужичонка и, обхватив голову руками, повторял:

— А я им… рыбу ловил.

В особняке генерала Зобова горел свет. Были включены все осветительные приборы: люстры в зале, в спальной, бра в коридоре, круглый матовый светильник в вестибюле, но наружу, в синюю прохладу тихого камчатского вечера, сквозь тяжелые металлические ставни не просачивался ни один лучик. В кабинете на втором этаже за вычурным письменным столом сидел Мещеряков и медленно накачивался «Смирновской».