Они замолчали.

— Ну что, голуби, — вдруг весело сказал лейтенант, — семи смертям не бывать — одной не миновать. Как-нибудь отбрешемся. Хозяин тоже человек — авось поймет. Мы здесь вроде и ни при чем. Давайте пожабим по сигаретке — и в путь.

Оба капитана немного повеселели. Этот лейтенант, прибывший неделю назад с Большой Земли, хоть и внушал им неясное опасение, но, в общем-то, казался своим парнем.

— Я угощаю.

Свой парень похлопал себя по карманам, засунул руку в китель, и через мгновение ближний к нему «кэп» упал на колени, тщетно пытаясь вдохнуть воздух взрезанным горлом. Второй с перекошенным от ужаса лицом даже не пытался сопротивляться. Лейтенант почистил лезвие о траву, внимательно осмотрел поляну и ушел в тайгу по одному ему ведомому маршруту.

«МИ-4» оставил возле болванки лейтенанта с двумя сопровождающими и, круто развернувшись, лег на обратный курс — на Калчи. Для двух пилотов это был вполне обычный полет. Разве что пассажиры были не рядовые поисковики, а офицеры. Впрочем, какая разница — в армии не принято интересоваться, что, как и почему. Офицеры как офицеры. Ровно татакал двигатель, уже надвигался прямо по курсу Шивелуч. Первый пилот плавно потянул ручку управления на себя, поднимая машину над вулканом, но «МИ-4» шел на той же высоте. Все ближе надвигалась гора.

— Серега, мать твою, что с машиной? — встревоженно закричал он в ларингофон.

Штурман растерянно пожал плечами:

— Приборы в порядке.

— Какой на х… в порядке! Сейчас в скалу въ…ся!

Он стал судорожно дергать за ручки управления.

Вертолет, не сбавляя скорости, зацепился за глыбу на вершине Шивелуча и рухнул в кратер.

К концу второй недели Владимир, уже плохо соображая от голода, жажды и усталости, вышел к знаку. Большая деревянная тренога, вдвое превосходящая по высоте окружающий лес, была похожа на шагающего марсианина из «Войны миров». Обхватив одну из опор знака, Владимир полез наверх. Зачем это делает, он не понимал. Разум уже отказывался служить ему — тело, как машина, двигалось самостоятельно, пытаясь убежать от настигающей смерти.

Ни вертолета, ни то, как втроем отрывали его от деревянной опоры капитан Смолин с ребятами из БОПР, он не помнил. Просто боролся из последних сил — потому что за жизнь, как это ни тривиально, надо бороться до конца. Владимир провалялся в госпитале больше месяца. Его постоянно навещали ребята из БОПР, автороты и других подразделений. Тащили, что могли — яблоки, апельсины, сигареты. Он складывал все это в тумбочке и сам угощал этими подарками гостей. Перед самой выпиской к нему пришел эта сука сержант Кислов. Посидел у кровати, рассказал о житье-бытье в батарее, сообщил, что через два дня уезжает — дембель. Уходя, он поставил на тумбочку литровую банку с красной икрой:

— Ешь, поправляйся.

— Ты, наверное, домой приготовил?

— Да ну ее. Неужели на Большой земле икры нет? Куплю где-нибудь и скажу, что с Камчатки. Она же не меченая.

«Вот так, — подумал Владимир, когда Кислов удалился. — Вот так».

После выписки время припустило галопом. Знойное лето, еще несколько вылетов. Пожелтели листики на каменных березах, все чаще набегали дожди. Двенадцатого октября в отутюженных шинелях, парадной форме они — восемь человек одного призыва — вышли с чемоданчиками на плац. Провожать их высыпала вся батарея. Салаги и новоиспеченные деды с завистью смотрели, как они строем последний раз прошли перед казармой. Командир БОПР — уже майор Смолин — подошел к оркестру, который недалеко от них репетировал марш. Грянул «Прощание славянки». У Владимира перехватило дыхание.

На аэродроме их ждал попутный «ЛИ-2». Они расселись на лавочках и прилипли к иллюминаторам.

Самолет разбежался и…

Владимир изогнулся, стараясь в последний раз увидеть Калчевский вулкан. Но так и не увидел. Армейские дни закончили свой отсчет. Все. Ноль. Домой.

В школу КГБ Николай Забейворота попал в 1967 году, сразу после службы в погранвойсках. Сухонький юркий майорчик, тщательно изучив личные дела кандидатов, отложил несколько папок в сторону. Одно из дел привлекло его внимание.

— Ишь, длиннорукий какой, — сказал он, показывая помощнику фотографию Николая, где он был запечатлен рядом со знаменем части. — Что у нас на него есть еще?

Протянув бумаги, помощник заметил:

— Руки-то здоровы, да вот что в башке? Может, у него все мозги в конечности переродились?

— В башке будет то, что нам нужно, — сказал майор. — Изначально любой человек — предатель и диверсант. Воспитаем как надо — будет патриот и защитник.

Данные на Николая были идеальными. Крестьянский сын, отец — один из первых коллективистов в селе, отдавший жизнь в борьбе с фашистской нечистью. Мать — передовая труженица полей, награжденная медалью «За трудовую доблесть». Ни родственников, ни знакомых за границей нет и не было. Не привлекался, не был. В общем, чистый лист бумаги, на котором можно писать повесть любого сюжета.

Продолжить службу в славных рядах КГБ Забейворота согласился сразу — во-первых, ему не хотелось возвращаться в село, где развлечений — девок по вечерам обжимать да кино два раза в неделю. Во-вторых, ему очень польстило, что не кого-то, а именно его пригласили вести беспощадную войну со шпионами. Написав матери подробнейшее письмо, из которого цензура вымарала девять десятых текста, он получил первый «втык» от начальства.

— С этих пор у тебя все должно быть вот здесь, — сказал майор и постучал себя пальцем по плешивому затылку. — Какого хрена ты тут нацарапал? «Если я паду в борьбе с мировым капитализмом, то выполните, мама, мою последнюю просьбу — похороните рядом с могилой бати». Чтобы этого больше не было! Для всех ты продолжаешь службу на сверхсрочной — и точка.

Николая перевели в закрытую спецшколу под Орлом, и учеба началась.

— Прием проведен в корне неверно, — заявил Николаю инструктор по боевому самбо, когда курсанты сообща привели его в чувство. — Вы, Забейворота, давите силой. А если бы я успел провести бросок?

Николай стыдливо опустил голову. Минуту назад, когда инструктор, ухватив его за борцовскую куртку, пытался сделать «вертушку», Николай облапил учителя поперек туловища своими огромными лапами и сдавил. Внутри инструктора что-то щелкнуло, будто там раздавили грецкий орех, и, издав тонкий писк, он рухнул на маты. Кесарю — кесарево. Уяснив вскоре, что длиннорукий курсант вряд ли потрясет мир своими успехами на интеллектуальном поприще, руководство школы перевело Забейворота в группу сопровождения ценных и секретных грузов.

На новом месте Николаю понравилось. Никакой головной боли. Получил груз, расписался и строго по инструкции, где оговорен каждый шаг: маршрут, время, место, — доставил груз куда надо. И усё!

В 1972 году Свердловское областное УКГБ, где после школы проходил службу Николай, получило приказ переправить особо ценный груз с одного из металлургических комбинатов в Подмосковье. К тому времени Забейворота считался одним из лучших «почтальонов». Ранним июльским утром его вызвал к себе сам начальник управления.

— Садись, Коля, — ласково сказал полковник, и лейтенант Забейворота понял, что предстоит нечто важное.

— Как проходит служба, Коля? — продолжил полковник.

Привыкший отвечать «так точно» или «никак нет», Николай в ответ растерянно молчал. Видя, что ответа ему не дождаться, полковник сказал:

— Ты у нас на хорошем счету, Коля. За четыре года службы одни благодарности от командования. — Полковник показал на личное дело Николая. — Мы долго думали, кому поручить очень важное дело, и решили, что лучшей кандидатуры, чем твоя, нам не найти. Предстоит важная операция — переправка ценного груза. Ты сможешь сделать это, Коля?