Кавалеристы песенники проходили над самой телегой.

— Ах, запропала да ежова голова.

Да на чужой стороне живучи, —

выделывали они разгульную и неприличную плясовую песню.

Ехавший ближе всех песенник, красный, здоровый солдат, оглянулся на Пьера и на телегу, над которой он стоял, подмигивал ему и в такт песни пожимал плечом.

Солдат с распухшей щекой прошамкал что-то своим кривым ртом, глядя на кавалериста.

— Заиграете, дай срок... — или что-то в этом роде, как послышалось Пьеру.

— Нынче не то, что солдат, а и мужички, видял? Мужичков и тех под француза гонят, — сказал со вздохом солдат, стоявший за телегой. — Уж когда тут. Под Москву подошел.

Дорога расчистилась, и Пьер сошел под гору.

Теперь, когда он ехал дальше и, испытывая то страстное любопытство, которое волновало его, он вспоминал эту телегу с ранеными, песенников и кавалеристов, весело шедших туда, откуда везли раненых, и вспоминал эту тень от откоса по изрытой горе, тужение лежавшего и веселый утренний свет [1424]на другом откосе и перебор, перезвоны в соборе, ему смутно представлялось, что вопрос, занимавший его, [1425]очевиднее представлялся ему там, на горе. Но в чем состоит этот вопрос? — говорил он себе, и, так как прежде читал военные книги, ему опять казалось, что более всего его интересуют вопросы стратегические, и потому он торопился поскорее и поскорее приехать вперед на передовую линию и осмотреть позицию, позицию, которую он воображал себе почти с такою же определенностью и ясностью, какие он видал на плане сражений. Он останавливался несколько раз, всходил на высоты, разговаривал с офицерами, но всё не мог себе составить ясного понятия о том, что будет, и торопился ехать вперед к главному штабу, который, как ему сказали, находился в деревне Татариновой и где он надеялся найти знакомых, которые ему объяснят дело. Офицеры же, с которыми он говорил, казалось, вовсе и не знали и не думали о том, что завтра будет сражение и что избрана какая-нибудь позиция. Один уланский майор сказал Пьеру, что даже, вероятно, вовсе не будет сражения и мы опять отступим.

— А как же укрепляют позицию? — сказал Пьер.

— Это мы от Смоленска всё копаем, — сказал майор. — Покопают, да и уйдут.

Пьер ехал дальше, оглядываясь по [1426]обе стороны дороги, отыскивая новые лица.

[1427]Pierre [1428]снял шляпу [1429]и стоял, [1430]слушая пенье и глядя на лица, которые окружали икону. Много было разнообразных лиц и в кружке генералов, стоявших на первом очищенном месте позади священников и дьякона. Были тут: один плешивый, прямо держащийся генерал, очевидно немец, потому что он не крестился, и маленький, добродушный Дохтуров, которого знал Пьер и который старательно крестился и кланялся, и франт генерал, стоявший в воинственной позе и потряхивавший рукой перед грудью. На лицах генералов выражалось приличие, но на лицах солдат, ополченцев и большинства офицеров, большим кругом стоявших вокруг иконы, выражалось серьезное умиление. Как будто то чувство серьезности ожидания на завтра смерти, рассеиваемое случайностями дня, вдруг, найдя себе выражение, сосредоточилось. Все глаза были неподвижно устремлены на черный лик, губы были сложены в строгое выражение, и, как только уставшие дьячки (певшие 20-й [1431]молебен) и одни вместо умиления высказывавшие развязную усталость, начинали петь: «Спаси от бед рабы твоя, богородице» и священник и дьякон подхватывали: «Яко [1432]все по бозе к тебе прибегаем, [1433]скорой помощнице и молитвеннице о душах наших», на всех лицах разнообразных проявлялась одна мольба о спасении от своей беды и общей беды, которую все понимали одинаково, и с одной надеждой на [1434]скорую помощницу.

Слышно было только пение духовенства и звуки вздохов и ударов крестов по груди. Опять для Пьера вопрос, занимавший его, из стратегии перенесся [в дру]гую, неясную, но более значительную область. Он не успел еще себе дать отчета в своих мыслях, как [1435]по той же дороге из-под горы, от Бородина, послышались звуки экипажа и топота лошадей, и толпа, окружавшая икону, раскрылась. Это был Кутузов, который, объезжая позицию и возвращаясь к Татариновой, подошел к молебну, чтобы еще раз приложиться к иконе. Пьер тотчас же узнал Кутузова не по тому, что так поспешно солдаты и офицеры и генералы давали ему дорогу, не потому, что в рядах заговорили: «Светлейший, Светлейший», но по той особенной, отличавшейся от всех, фигуре, которая вошла в круг. В длинном сюртуке на огромном, толстом теле, с сутуловатой спиной, с открытой белой головой и с вытекшим белым глазом Кутузов вошел своей ныряющей, раскачивающейся походкой в круг и сморщенной рукой стал креститься. Когда читали Евангелие, он низко нагнул голову и потом, с детски наивным выпячением губ, поцеловал Евангелие. За Кутузовым был Бенигсен и свита. Пьер оглянулся на солдат и ополченцев. Ни один из них не смотрел на главнокомандующего, все продолжали молиться. Когда кончился молебен, Кутузов подошел к иконе, тяжело опустился на колена, кланяясь в землю, и поцеловал икону.

Генералитет последовал его примеру, и, давя друг друга, полезли солдаты и ополченцы.

Пьер вышел из давки, глазами отыскивая свои дрожки.

— Граф Петр Кириллович; вы как здесь? — сказал ему чей-то голос. Пьер оглянулся. Борис Друбецкой, обчищая рукой коленки, которые он запачкал (вероятно, тоже прикладываясь к иконе), улыбаясь, подходил к Пьеру. Борис был одет элегантно, [1436]с оттенком походной воинственности: на нем были большие сапоги и плеть через плечо так же, как у Кутузова. Пьер рад был знакомому человеку и отошел с ним к деревне, расспрашивая его. [1437]

Кутузов между тем подошел к кургану, на который влезал Пьер, и сел в тени кургана на лавку, которую бегом принес казак. Огромная, блестящая свита окружала. Икона тронулась дальше, сопутствуемая [1438]огромной толпой. Пьер шагах в 30 остановился, разговаривая с Борисом. Несколько знакомых, увидав Пьера, подошли к нему и окружили его, расспрашивая о Москве [1439]и рассказывая ему.

Пьер объяснил свое намерение участвовать завтра в сражении и осмотреть позицию.

— Вот как сделайте, — сказал Борис. — Je vous ferai les honneurs du camp. [1440]Лучше всего вы увидите всё оттуда, где будет граф Бенигсен. Я ему доложу. А ежели хотите объехать позицию, то поедемте с нами, мы сейчас едем на левый фланг. А потом вернемся, и милости прошу у меня ночевать и партию составим, вон мой дом, — он указал 3-й дом в Горках.

— Но мне бы хотелось видеть правый фланг, говорят, он очень силен, — сказал Пьер. — Я бы хотел проехать от Москвы-реки и всю позицию.

— Да, да, — сказал Борис, — ну, это после можете, я вам лошадь дам.

— А где князя Андрея найти? — сказал Пьер.

— Все на левом фланге, я вас проведу к нему.

— [1441]Что же позиция наша? — сказал Пьер. [1442]