Ему казалось, что Москва была какая-то машина или даже лошадь, от которой он держал в руках поводья. Он думал, что, когда Брокер, Ивашкин или Волков проскачут, сопутствуемые драгунами, донести, что приказано и исполнено, он думал, что это действительно так. Он не знал того, что многое и очень многое нельзя ни приказать, ни исполнить, что «донесение исполнено» означает только то, что я — Ивашкин или Волков — сделали так, что меня нельзя упрекнуть в неисполнении; он не знал, что Москва — не город Москва, а 300 тысяч человек, из которых каждому дана от бога та же власть жить, страдать, наслаждаться и думать, как и Растопчину.
— Я ее держал вот как, я всё сделал и теперь меня ставят в такое положение с этой толпой... Хорошо же!
Он сел на диван, сложил руки, задумался [2325]и вдруг быстро вскочил [2326]и направился к двери балкона.
— Здесь Верещагин? Этот мерзавец, изменник, — прибавил он. [2327]Ему отвечали, что он был здесь.
«Им нужно жертву. Им нужно крови. Они, как звери, которым нужно мяса, — думал он, глядя на толпу. — Вот она, lа plèbe, la lie du peuple, la populace», [2328]думал [2329]он. — Les grands moyens dans les grandes circonstances, dans les grandes calamités publiques. [2330]On m’a fait des avances, mais cela ne me donne pas le droit de négliger le bien publique. Il faut apaiser la populace. Il leur faut une victime. Une victime pour le bien publique. [2331](Da, le bien publique, [2332]против силы этого аргумента — ничто не может устоять. Что может сказать и божий, и людской, и Моисеев, и христианский закон, когда известно то, что составляет le bien publique. А для человека, убивающего другого, всегда это известно. Граф Растопчин в своей служебной карьере не такие жертвы, как этот купчик в лисьем тулупе, видел приносимые на алтарь du bien publique.) [2333]
Граф Растопчин открыл дверь и вышел быстрыми, решительными шагами на балкон.
Говор замолк. Шапки и картузы снялись, и все глаза поднялись к нему.
— Здравствуйте, ребята, — сказал он громко и твердо, высоко держа свою энергическую голову. — Спасибо, что пришли. Я сейчас выйду к вам, и мы вместе управимся с злодеем, от которого погибла Москва, а вы будьте смирны и покойны.
И он вернулся в покои.
— Видал! — заговорили в толпе, надевая шапки. — Он все [2334]порядки укажет. А ты говоришь: не отдаст расчет хозяин-то. Он, значит, злодеев управит увсех. Вот так граф. Да он може и сам не знает, — говорили в толпе, совершенно не поняв того, что сказал им начальник.
(Новая глава)
Граф Растопчин велел вывести Верещагина на крыльцо и вслед за ним вышел сам. Толпа жадно надвинулась. [2335]
На широком крыльце, между двумя драгунами в синих мундирах и красных воротниках, стоял молодой, [2336]чернобровый, красивый молодой человек [2337]с тонкими губами, горбатым [2338]носом и усталыми глазами. [2339]Голова его [2340]— одна половина обритая — заросла [2341]коричневой щеткой, другая была покрыта вьющимися русыми кудрями. На нем был крытый синим сукном лисий тулупчик и высокие, с сморщенными голенищами, тонкие сапоги, [2342]и на [2343]ногах висели цепи.
Общее впечатление его фигуры с бритой головой и кандалами было страшное, но стоило немного вглядеться в него, чтобы заметить в его позе и на его молодом лице два борющиеся выражения: молодеческого щегольства [2344]и удальства и вместе с тем робости, которую он старался подавить.
Он стоял, отставив ногу [2345](кандалы висели между колен), согнувшись одним плечом, держал одну руку в кармане, а другой с тонкими пальцами приглаживал волосы и, [2346]полуулыбаясь, поглядывал на толпу. [2347]Ему, видимо, весело и страшно было оттого, что он знал, что пришла решительная минута, и оттого, что он [2348]боялся за свои силы в эту решительную минуту.
Выйдя на верхние ступени крыльца, Растопчин взглянул на [2349]колодника, стоявшего между двумя драгунами. Рука Верещагина опустилась и задрожала. [2350]Растопчин, нахмурившись, повернулся к толпе.
— Прежде всего мне надо управиться с изменником! [2351]— сказал граф Растопчин с таким выражением злобы, как будто Верещагин сейчас только чем-нибудь жестоко оскорбил его. — Вы видите этого человека. От него погибает Москва, [2352]— с торжественным жестом сказал Растопчин и, как это часто бывает в минуту вспыльчивости, интонация этих слов была такая, что после них надо было говорить еще; но вдруг Растопчин замолчал. Испуганные лица смотрели на Растопчина [2353]и на Верещагина, ожидая того, что будет дальше. [2354]
— Он — изменник своему царю и отечеству, [2355]— продолжал Растопчин, [2356]— он передался Бонапарту, он один из всех русских осрамил имя русского, и от него погибает Москва.
В то время, как Растопчин говорил это, Верещагин [2357]робко, как бы на зло себе, слабо улыбнулся [2358]и [2359]вздохнул.
Растопчин быстро взглянул на него, и этот взгляд как бы порохом взорвал [2360]графа. Он отодвинулся и закричал, обращаясь к драгунам:
— Бей! Руби его! Бей... я приказываю...
— Ваше... ваше... сиятельство... — проговорил трясущимися губами драгун, расставляя руки.
— Что?!.. Вы головой мне ответите! — крикнул Растопчин.— Я приказываю.
— Сабли вон! — крикнул офицер драгунов, сам вынимая саблю, и вдруг Верещагин схватился за лицо, по которому его ударил тупым палашом, и закричал страшным, тонким голосом.
Драгун с злым лицом [2361]ударил его [2362]раз, другие сделали то же, и Верещагин, запутавшись в кандалы, упал.
— Братцы! [2363]закричал он.
[2364]В то время, как Растопчин с крыльца начал говорить народу, в числе выдвинутых вперед лиц больше всех бросились ему в глаза два лица: покрытое веснушками лицо с рыжими бровями и рыжей, закрутившейся бородой кучера или извозчика и черное, закопченное, худое лицо кузнеца с большими черными глазами.
