— А денежные мешки с других планет платят целые состояния за такое времяпровождение, — с горечью констатировал Тау, стараясь устроиться так, чтобы искусанные части тела не касались скалы под ним.

— Вряд ли за это, — откликнулся Джелико, и Дэйн увидел, что Нумани скалит зубы в улыбке с одной стороны рта — другая щека хатканца вздулась и стала розовой.

— Мы не всегда встречаем в один день и обезьян, и огненных ос, — сказал главный лесничий. — К тому же, в заповедниках гости носят спасо–пояса.

— Не думаю, — фыркнул Джелико, — что ваши клиенты захотели бы повторить свой визит, окажись они на нашем месте. Что мы встретим завтра? Стадо грасов, бегущее в панике, или что‑то более миниатюрное, но более убийственное?

Нумани встал и отошел немного в сторону. Он смотрел вниз по склону, и Дэйн заметил, что его ноздри раздуваются, как это было при исследовании пещеры.

— Там что‑то есть, — медленно сказал он. — Что‑то очень большое. Или…

Азаки сделал большой шаг вперед и, оказавшись рядом с ним, резко кивнул головой. Нумани заскользил по склону.

— Что это? — спросил Джелико.

— Тут может быть несколько вариантов, в том числе и такие, которых надеюсь, мы не встретим, — несколько уклончиво ответил лесничий. — Я пока поохочусь на лаббу, у ручья есть свежий след.

Через полчаса Азаки вернулся с добычей, перекинутой через плечо. Он сдирал с нее шкуру, когда вернулся Нумани.

— Ну, что?

— Западня, — сообщил охотник.

— Браконьеры? — поинтересовался Джелико.

Нумани кивнул. Азаки продолжал работу, со сноровкой специалиста разделывая добычу. В его глазах появился блеск. Затем он посмотрел на тени, простиравшиеся позади скал.

— Я бы тоже посмотрел, — сказал он Нумани.

Джелико встал, и заинтересованный Дэйн последовал за ним. Через пять минут каждому из них не понадобилась особая острота чувств, чтобы унюхать впереди источник вони. В душном воздухе запах гниения был почти осязаемым и становился все сильнее по мере их продвижения. Когда они подошли к краю западни, Дэйн, едва взглянув вниз, поспешил отойти назад. Тут был такой же кошмар, как и на поле битвы со скальными обезьянами. Но капитан и два хатканца стояли спокойно, оценивая добычу, оставленную скрывшимися браконьерами.

— Грем, грас, худра, — комментировал Джелико, — клыки и шкуры, полный набор товара торговли.

Азаки с мрачным выражением лица отошел от западни.

— Однодневные телята, старики, самцы — все подряд. Они бессмысленно убивают всех, в том числе и тех, кто им не нужен.

— След, — Нумани указал на восток, — ведет в болота Мигра.

— В болото?! — Азаки был поражен. — Они, наверное, сошли с ума!

— Или знают о нем больше, чем ваши люди, — поправил его Джелико.

— Но если браконьеры действительно ушли в Мигру, то мы можем последовать за ними, — сказал Азаки.

“Но не сейчас”, — запротестовал про себя Дэйн.

Ведь главный лесничий сам назвал именно это болото местом неисследованных смертельных ловушек и, конечно же, надеялся Дэйн, он не поведет их туда вслед за нарушителями закона.

Дэйн проснулся среди ночи и, усевшись, уставился широко, открытыми глазами в темноту. Центром их лагеря, окруженным скалами, была пригоршня пылающих углей. Он нагнулся к ним, едва понимая, зачем это делает. Его руки дрожали, по коже, мокрой от испарины, бегали мурашки. Хотя Дэйн уже полностью проснулся, он не мог вспомнить кошмар, от которого только что очнулся. Однако, у него осталось гнетущее впечатление опасности, источника которой он не мог определить. Что подкрадывалось к нему из темноты? Слушало, шпионило, ждало?

Дэйн наполовину поднялся на ноги, когда заметил силуэт, двигающийся в тусклом свете костра. Вглядевшись, он узнал Тау. Врач обратился к нему с отрезвляющей настойчивостью:

— Плохой сон, да?

Дэйн ответил ему кивком почти против своей воли.

— Что ж, ты не один. Помните что‑нибудь из него?

Стараясь вспомнить что‑нибудь, Дэйн посмотрел в окружающую темноту. Казалось, страх, заставивший его проснуться, теперь воплотился и скрывается там. Он потер смыкавшиеся глаза.

— Нет, не помню.

— И я не помню, — заметил Тау. — Но эти сны, очевидно, были кем‑то внушены.

— Ну, думаю, после вчерашнего можно было ожидать ночных кошмаров, — предложил Дэйн логическое объяснение случившемуся.

Но в то же время, что‑то глубоко внутри его протестовало против каждого его слова. У него и прежде бывали кошмары, но ни один из них не оставлял такого осадка. Осадка настолько плохого, что он больше не захотел этой ночью ложиться спать. Дойдя до груды дров, он подбросил в огонь несколько поленьев и уселся вместе с Тау у костра.

— Здесь что‑то другое… — начал Тау, но затем замолчал.

Молодой человек не стал нарушать его молчание. Он был слишком занят собой, борясь с желанием вскочить и послать огненный луч в темноту, где, как он чувствовал, что‑то есть. Что‑то прячущееся, крадущееся и ожидающее своего часа, что‑то такое, что надо было уничтожить, пока не поздно. Несмотря на все старания, Дэйн все же задремал и проспал до утра. Утром, чувствуя себя неотдохнувшим, он так и не смог, к своему разочарованию, объяснить себе свой ночной страх перед окружающей местностью.

Азаки, как выяснилось, и не думал вести их следом за браконьерами в топи болота Мигра. Вместо этого главный лесничий хотел поскорее добраться до заповедника, находящегося в противоположном от болота направлении. Там он сможет быстро собрать карательную команду, которая и займется нарушителями закона. Поэтому они начали подъем вверх, который уводил их от влажной духоты низин к раскаленным скалам наверху. Солнце было ярким, слишком ярким, и почти не было тени. Дэйн шел, изредка останавливаясь, чтобы сделать глоток воды из своей фляжки, и никак не мог избавиться от чувства, что на него направлен чей‑то взгляд, что за ним следит кто‑то чужой. Но кто? Скальные обезьяны? Но как ни хитры были эти существа, все же следить в полной тишине в течение длительного времени они были не в состоянии. Может быть, лев?

Азаки и Нумани шли сзади и, сменяя друг друга, охраняли их маленький отряд. Дэйн заметил, что каждый из них был насторожен, однако шли они как люди хорошо отдохнувшие и выспавшиеся, чего нельзя было сказать о Дэйне. Это было достаточно странным после прошедшей ночи. Они упорно Продолжали подниматься вверх по склону. В этой местности ручьев не было и пополнить запасы воды им было негде, но, имея опыт путешествий по Диким местам, они тратили глоток воды на значительное расстояние.

— Стоп!

Они застыли, взяв оружие наизготовку. Скальная обезьяна, огромное тело которой было ясно видно, прыгала, кашляя и ворча. Азаки выстрелил с бедра и обезьяна завопила, заскребла лапами грудь и бросилась на них. Нумани еще одним выстрелом свалил чудовище и они напряженно застыли, ожидая атаки зверей, которая должна была последовать за неудачным нападением их разведчика. Но ничего не произошло — ни звука, ни движения. От того что последовало за тем, их моментально охватило холодом.

Разрубленное тело обезьяны снова начало двигаться, собралось вместе и поползло по направлению к ним. Любое животное, получив такие раны, не могло бы оставаться в живых. Дэйн знал, что это невозможно. Но все же чудовище двигалось вперед, его голова с невидящими глазами смотрела прямо на солнце. И оно ползло, прямо к людям, которых не могло видеть.

— Демон! — закричал Нумани и, выронив игольчатое ружье, отпрянул обратно к скалам.

Пока существо приближалось, на их глазах произошло невозможное — пылающие раны на его теле закрылись, голова выпрямилась и из свиного рыла потекла слюна. Джелико подхватил брошенное Нумани игольчатое ружье и прицелился. Со спокойствием, которому позавидовал Дэйн, капитан выстрелил и обезьяна, разорванная на клочки, вторично упала. Нумани застонал, а Дэйн попытался сдержать испуганный протестующий крик. Мертвое существо ожило и во второй раз. Сначала ползком, потом кое‑как встав на ноги, оно, залечив раны, пошло прямо на них. Азаки с бледно–зеленым лицом медленно отступал назад так, словно каждый шаг был для него пыткой и давался с трудом. Он выронил свое игольчатое ружье и схватил камень величиной с его собственную голову. Подняв этот импровизированный снаряд над головой и размахнувшись так, что мускулы на его руках выступили словно канаты, он швырнул его в чудовище. Дэйн увидел, что камень попал в цель, и скальная обезьяна упала в третий раз. Когда одна из когтистых лап обезьяны начала двигаться, Нумани сломался. Он закричал от ужаса и побежал. Под его удаляющиеся крики существо, голова которого как кровавая маска болталась из стороны в сторону, поднялось, шатаясь, и сделало несколько шагов. Охваченный ужасом Дэйн, если бы ноги подчинялись ему, последовал бы за Нумани. Из последних сил он поднял лучемет и прицелился в неуклюжее животное.