Прекратив пересчет, курсанты завязали узлы и поспешили к каптерке. Но пришли они все же не последними. Последним пришел четвертый взвод в лице Мухсинова и узбека Абдухаева. Игорь и Лупьяненко едва успели сдать белье до завтрака, а вот Мухсинову и Абдухаеву пришлось отправляться назад.

После завтрака всю роту построили перед казармой, и прапорщик Атосевич произнёс длинную речь:

— Сегодня для четвёртого и пятого взводов, как обычно, баня. А вот для первого, второго и третьего баня впервые. Для первых трёх взводов рассказываю, для остальных напоминаю. Вначале едем на троллейбусе номер пять, затем пересаживаемся на девятнадцатый. По городу идём только строем, в порядке нумерации взводов. Вместе со мной колонну поведёт старший сержант Дубиленко. Остальные сержанты — перед своими взводами. Моемся по очереди. Мы идём после первой роты. За нами ещё третья придёт, так что надо шевелиться. Моемся повзводно. Опять же в порядке нумерации взводов. Гражданских не будет, но баня самая обыкновенная, городская. В бане ничего не красть — если кто что-нибудь «нечаянно» прихватит, я из его рожи задницу сделаю. В троллейбусе на баб не пялиться и не орать от восторга, если кусок сиськи или письки под юбкой увидите. Само собой не материться. Если кто ругнётся — после бани сразу на очки пойдёт. И ещё — сколько раз не ездим, вы вечно как понасрёте в салоне, что люди в троллейбус не входят, а следующего ожидают. Поэтому предупреждаю — в троллейбусе не пердеть, чтобы было видно, что едут не кони, обожравшиеся горохом на завтрак, а курсанты учебного подразделения.

Последние слова были встречены взрывом смеха (впрочем, достаточно умеренным из-за дисциплины в строю).

После своего яркого выступления Атосевич отправил роту в казарму собираться в баню.

В баню разрешалось взять два вещмешка на взвод, в которые все положили по полотенцу и мылу, а также три мочалки… на всех. Гришневич и Шорох, как и остальные сержанты, положили всё своё в персональный пакет и отдали его нести Гутиковскому.

В десять утра вторая рота в полном составе вышла за ворота КПП. Впереди и позади строя нужно было нести красные флажки. Игорь не видел, кто нёс флажок впереди, а вот в арьергарде с красным флажком в руках шёл маленький Рахманкулов из пятого взвода. С одной стороны было неприятно идти с этим флажком, но с другой тот, кто нёс флажок сзади, часто шёл вне строя, а это тоже имело свои преимущества. Когда открылись массивные металлические ворота, многие призывники (в том числе и Тищенко) испытали волнение — впервые после призыва они вышли за территорию части и сейчас шли в ГРАЖДАНСКУЮ баню по ГРАЖДАНСКОМУ тротуару. Слово «гражданский» в армии соответствует слову «свободный». Навстречу попадались девушки, но Атосевич и сержанты так грозно смотрели на строй, что ни у кого не возникало желания обратить на себя внимание прекрасного пола. На улице кипела гражданская жизнь, полная воли и очарования. Солдаты были вырваны из неё и могли вернуться сюда лишь через долгие два года. Теперь всё за забором части было не для них — и пёстрые киоски, и притягательные магазины, и броские афиши гастролей. Теперь гражданская жизнь казалась Игорю не чем-то обыденным, а самым настоящим, волшебным сном.

Напротив автопарка, расположенного рядом с частью, была остановка, и рота остановилась возле неё в ожидании троллейбуса.

— Чего задумался? — спросил у Игоря Лупьяненко.

— Да вот вспомнил, как мы сюда рано утром двадцать седьмого приехали. Только дней десять прошло, а кажется, будто целый месяц.

— Это потому, что здесь не дом отдыха. Всегда, если человеку где-то не нравится, ему и время дольше идёт, а где нравится — мигом пробегает. Но это все ерунда. Вот Доброхотову точно можно заскучать — «пятерка» прямо к его дому идет. Эй, Доброхотов!

— Что?

— Может, мимо дома сегодня проедешь?

— Может, и проеду — смотря в какую баню едем…

— В третью, — вмешался в разговор Гришневич.

— Э нет, тогда я, товарищ сержант, не доеду. Мой дом дальше. Мы ведь с пересадкой. Наверное, после железнодорожного моста сойдем? — откликнулся Доброхотов.

— Точно, там и сойдем. Хорошо вам, черт — дома служите. Если бы я был минчанином, наверное, всю службу бы завалил, — пошутил Гришневич.

Подошла «пятёрка», но в неё влезли только первый и второй взвода. Три остальных во главе с Атосевичем остались дожидаться следующего троллейбуса.

— Гришневич, там нас на остановке ждите, сами не идите! — закричал вслед Атосевич.

Когда двери троллейбуса закрылись, Гришневич толкнул своего коллегу замкомвзвода Петраускаса:

— Вальдас, Атосевич боится, что мы полным составом в самоход уйдем. А что, вдруг сержант Петраускас и в самом деле махнет в аэропорт, и ищи его тогда в Вильнюсе?

Петраускас лишь весело рассмеялся в ответ.

Многим курсантам второго взвода (в том числе и Тищенко) нравились Петраускас и егопомощник младший сержант Щукин. Гонять курсантов они гоняли, но почти не матерились и дрались очень редко. Петраускас носил большие очки и казался Игорю интеллигентом. Впрочем, так оно и было — год назад Петраускас закончил какой-то институт в Вильнюсе. Щукин был чуть поглупее и грубее Петраускаса, но он был всего лишь командиром отделения и играл только вторую скрипну. На «очки» первый взвод бегал раза в три реже второго и во втором завидовали такой «сладкой жизни».

Троллейбус был переполнен, но все же многие курсанты сидели. Гришневич и Шорох сели раньше всех. Чуть позже к ним присоединились и сержанты первого взвода. Но чувствовали они себя не очень удобно, так как через остановку в троллейбус вошла старушка и вопросительно остановилась прямо перед ними. Вслед за сержантами сидели Петренчик и Улан. Гришневич обернулся назад и выразительно посмотрел в их сторону. Но курсанты оживленно болтали, не замечая командира. Тогда сержант уступил место бабке, а сам встал рядом с Уланом. Улан, наконец-то, заметил Гришневича и поспешно вскочил, но сержант так и не стал садиться.

— Сгорел Улан, Гришневич ему это припомнит, — заметил Лупьяненко.

— Да — или в наряд, или на очки пойдет. Был бы повод, — согласился Игорь.

— Повод всегда найдется, — уточнил Лупьяненко.

Когда проезжали через железнодорожный мост, Игорь смотрел на проходящий внизу пассажирский поезд. «Может, он со стороны Городка приехал? Скоро ли я поеду по этим рельсам?» — думал Тищенко.

Вскоре после железнодорожного моста вышли. Ждать остальных пришлось долго. Лишь минут через двадцать приехал Атосевич с третьим взводом, а ещё через десять — остальные. Из-за давки Атосевич пришёл в дурное расположение духа и решил больше не доверять общественному транспорту:

— Рота, строиться в колонну по четыре! До бани всего пару остановок, поэтому пойдём пешком. В сторону подземного перехода шагом марш!

Пешком, так пешком. Игорь был даже рад этому — после надоевшей казармы приятно пройти по оживлённой городской улице. В переходе строй сбился, но на выходе сержанты быстро навели порядок.

Прошли мимо огромного девятиэтажного дома. Дом был необычным и резко выделялся среди однообразной, серой архитектуры — участки нормальной стены чередовались с большими треугольными выступами. «Интересно, никогда еще не видел треугольных квартир. С одной стороны занимательно, а с другой, наверное, неудобно — мебель не поставишь. Зато всю улицу видно», — думал Тищенко. Дело в том, что треугольные выступы заканчивались окнами, и из крайних квартир действительно можно было наблюдать улицу.

Через несколько сот метров повернули направо, и рота оказалась в небольшом дворике. Внутри дворика находилась трёхэтажная баня, выделявшаяся своими стенами из красного кирпича. Рядом с баней располагались две жилые пятиэтажки и тыльная сторона какого-то продовольственного магазина. Рота пришла как раз вовремя — предшественники уже построились на улице и собрались уходить.

После первого взвода разрешили мыться второму, и курсанты весело двинулись в предбанник, находящийся на втором этаже. Здесь Игорь понял, что баню солдатам предоставили не полностью, а дали лишь два зала. Игорь вошёл в числе последних, и ему не хватило шкафчика. Тогда Тищенко разделся в одном шкафчике с Лупьяненко.