Совершенно нежданно-нагадано курсанту помогло одно незапланированное событие. К складу, где курсанты чистили сапоги, подъехал кунг-«Урал» (грузовой автомобиль с металлической будкой, в которой размещается аппаратура связи), и оттуда быстро выскочили несколько чурбанов второго года службы. Они силой вырвали у растерявшихся крайних курсантов две пары сапог, вновь заскочили в кабину, и «Урал», взревев, как растревоженный в берлоге медведь, быстро скрылся за складом. Все произошло настолько быстро, что Иванов не смог ничего сделать. Когда он подбежал к месту событий, от «Урала» давно простыл след.

— Они что, сапоги у вас вырвали? — спросил он у двух тщедушных курсантиков.

Те подтвердили и растерянно свесили головы вниз.

— Что же вы, раззявы?! Вот возьму сейчас с вас пятикратную стоимость сапог!

Иванов еще долго кричал на растерянных и ничего не понимающих курсантов, потом понял, что это все равно бесполезно и принялся спрашивать у всех, кто стоял поблизости, куда повернула машина. Голос его дрожал от досады за потерянное имущество. Игорь подумал, что Иванову теперь, может быть, придется оплатить стоимость сапог, и ему стало жалко прапорщика. Но никто ничего вразумительного так и не сказал, и расстроенный Иванов сам побежал в сторону склада. Когда он повернул за угол, почти все без исключения курсанты принялись стаскивать с себя сапоги и обувать те, что выдали для чистки. Игорь сделал то же самое, но его не покидало чувство неловкости за то, что он воспользовался затруднительным положением прапорщика.

Иванов, так ничего и не узнавший о дерзких грабителях, вскоре вернулся и приказал заканчивать чистку.

Курсанты выстроились в очередь для сдачи сапог. Игорь пока не спешил и решил посмотреть, что будет дальше. Иванов внимательно рассматривал каждый приносимый ему сапог, а также сапоги, которые были на ногах у курсантов. Время от времени по стесанным каблукам первых и стрелках, образовавшихся от долгого хранения на вторых, прапорщик обнаруживал обманувших его курсантов. Уличенные в нечестности получали несколько чувствительных ударов в грудь и тут же переобувались на виду у всех остальных. Кроме того, Иванов записывал их фамилии, чтобы передать список в роты. Каждую фамилию он сверял по военному билету.

Логика армейских отношений такова, что сержанты всячески поощряли курсантов делать обмен сапог, но при «залетах» их подчиненных особенно не церемонились с виновниками. И ничего странного либо необычного в этом не было. Во всех странах мира без исключения (а в СССР — в особенности) двойная мораль порождает двойственное отношение к тем или иным явлениям жизни. Но риск получить несколько ударов в грудь с лихвой окупался возможностью раньше срока заиметь новые сапоги, и Тищенко без колебаний пристроился в конец очереди.

Через некоторое время Иванову надоела вся эта процедура, и прапорщик стал смотреть менее внимательно. «Хорошо, что я встал почти в самом конце — он устанет и, возможно, меня пропустит», — обрадовался Игорь.

Иванов, казалось, целую вечность изучал каблуки бывших сапог Игоря, а затем внимательно посмотрел на курсанта. Накануне Тищенко подбил стершийся каблук полосками резины, а во время чистки замазал все швы гуталином, но все же курсант ощутил неприятный холодок от пронизывающего взгляда прапорщика. Иванов, не говоря ни слова, все так же пристально смотрел на Игоря. Тищенко не выдержал и осторожно спросил:

— Товарищ прапорщик, я плохо почистил?

Иванов еще раз посмотрел на каблуки, затем скользнул взглядом по сапогам, в которые был обут Игорь и приказал:

— А ну-ка, повернись кругом!

«Все — наверное, понял! Эти чертовы стрелки на голенищах так и не удалось разгладить», — подумал Игорь и повернулся к прапорщику спиной. Тищенко казалось, что Иванов сейчас влепит ему хорошую затрещину, и курсант даже вжал голову в плечи, ожидая удара, хотя при всем при этом хорошо понимал, что прапорщик не собирается его бить, а просто хочет посмотреть на сапоги сзади.

— А что это ты голову в плечи вжал? — спросил прапорщик.

— Так просто — немного холодно, — смутился Игорь.

— Кругом! Следующий.

Игорь быстро отошел в сторону, чтобы лишний раз не мозолить Иванову глаза. Вслед за ним на осмотр подошел Хакимов из четвертого взвода, который в числе еще семи курсантов пришел позже. Но Тищенко было уже все равно, кто подошел и он поспешил к ожидавшим его Лупьяненко и Гутиковскому, которые тоже удачно обменяли сапоги.

— Ну и дурак же прапорщик — почти все поменяли сапоги, а он только человек пять на этом поймал. Хотя даже слепому видно, что у Тищенко, например, сапоги новые, — засмеялся Гутиковский.

— Как же ты определил, что у меня новые сапоги? — спросил Тищенко.

— По стрелкам. Как будто бы не видно, что они до сегодняшнего дня лежали на складе!

— Ничего — к вечеру разгладятся, и будет незаметно.

— Эти стрелки, Тищенко, у тебя еще целую неделю будут, если не больше. У меня они полмесяца держались, когда мы получили сапоги после прибытия в часть, — заметил Лупьяненко.

— Так, значит, Иванов не такой уж и дурак — он все видел, — задумчиво произнес Игорь.

— Похоже на то, — согласился Лупьяненко.

— Почему же он мне ничего не сказал?

— А кто его знает — может быть, пожалел, а может, и сомневался.

«Скорее всего, пожалел — недаром же он так долго и внимательно мои сапоги рассматривал. Какой же я здесь, однако, скотиной стал! Больше никогда не буду ничего воровать! Ведь получается, что пилотку я во второй раз в жизни украл, а сапоги, выходит, в третий. Такими темпами можно вообще вором стать. Ну, уж нет — надо с этим кончать! Хотя сапоги я не совсем украл — я взамен свои оставил. Я ведь все равно в армии служу, а «партизаны» только на месяц-другой приезжают. Хорошие сапоги мне гораздо нужнее, чем им. Да и мои не такие уж и плохие — по крайней мере, на два месяца хватит. К тому же «партизан» может потребовать другие сапоги, если ему дадут плохие, а мне даже и того нельзя. Придет срок, я и сдам эти сапоги. Выходит, что я их как бы одолжил или взял взаймы, как Гекльберри Финн, на время. А раз я их все же отдам в отличие от Гекльберри, то я все же не вор — в худшем случае не совсем честный человек», — успокаивал свою совесть Тищенко.

Через несколько минут пришел Яров, построил курсантов второй роты и повел их в казарму.

— Ну что, Тищенко — поменял сапоги? — спросил Гришневич.

— Так точно, — весело ответил Игорь и продемонстрировал обновку.

— Пойдет. Хорошо, что хоть это смог сделать, а то мы с младшим сержантом Шорохом думали, что придется идти тебе сапоги менять, — с каким-то непонятным раздражением сказал сержант.

С лица Игоря тут же исчезла улыбка, и он обиженно уставился в окно.

— Чего ты дуешься, Тищенко — я ведь не виноват, что ты такой бестолковый?! К тебе, кстати, мать приехала и на КПП ждет, — сержант внимательно посмотрел на Игоря, интересуясь реакцией курсанта.

«Вот здорово, а я даже не знал. Только почему этот кретин так злобно смотрит? Сейчас, наверное, заставит докладывать через каждые полчаса и бегать взад-вперед, как идиота!» — с тревогой подумал Игорь. Но все же, несмотря на опасения, что сержант выкинет какую-нибудь свинью, Тищенко не смог скрыть своей радости и расплылся в широкой улыбке.

Сержанту это явно не понравилось:

— Что это ты, Тищенко, так обрадовался? Или ты думаешь, что я тебя просто так на КПП отпущу?! Ну, уж нет! Нашел дурака! Из-за тебя весь взвод в увольнения не ходит, а ты на КПП хочешь?!

«Неужели не пустит?! Вот сволочь!» — подумал Игорь. С лица курсанта мгновенно исчезла улыбка, потому что свирепое выражение глаз Гришневича ни на минуту не позволяло усомниться в том, что сержант сдержит свое слова.

— Хватит уже того, что я разрешил тебе сапоги поменять! — продолжал отчитывать сержант.

«Как бы ни так — мне Яров разрешил, а не ты, скотина!» — возмутился Игорь и обиженно заметил:

— Разве моя мать виновата, что у меня пуговица в увольнении были стерта? Она далеко ехала и хотела меня увидеть.