— Самое что ни на есть прямое. Он мне сказал, что его командир роты разговаривал с нашим Денисовым о том, что батальон будет ездить в Колодищи три дня, причем каждая рота по очереди. А раз вчера ездила первая рота, то сегодня поедем мы! — торжествующе завершил Гутиковский.

К удивлению курсанта его сообщение не вызвало большого энтузиазма у его сослуживцев, потому что было еще неизвестно, какая работа могла ожидать их в никому не знакомых Колодищах. То, что вчера работа была легкая, вовсе не могло быть гарантией, что она будет такой и сегодня.

Все вышло так, как и предполагал Гутиковский. Сразу после завтрака Денисов построил роту и объявил:

— Сегодня одному из взводов придется поработать в Колодищах.

Строй застыл в напряженном ожидании — даже командиры взводов еще не знали, кого выберет ротный. Денисов выбрал второй взвод. Выбранный взвод отправился в казарму готовиться к работам, а остальная рота ушла в учебный центр.

«Подготовка» заключалась в том, что Стопов и Федоренко получили несколько лопат на длинных ручках у Черногурова и принесли их во взвод.

В десять ноль ноль взвод сел в кузов грузовика, и автомобиль помчался по направлению к Колодищам. Машина ехала с таким грохотом, что по звуку напоминала скорее реактивный самолет, чем автомобиль. «И чего это все военные машины так надрывно гудят? Такое впечатление, будто им тяжело ехать. Может быть, и так… Мотор все же зверский, наверное», — подумал Тищенко, прислушиваясь к шуму двигателя.

— Смотри — сейчас будем проезжать через мою улицу, — шепнул Игорю на ухо Лупьяненко.

Шепотом он говорил потому, что рядом сидел Гришневич с довольно кислой рожей. По всей видимости, на сегодняшний день у сержанта были несколько иные планы. И в самом деле, вчера из отпуска в бригаду приехал земляк Гришневича и пригласил его к себе в гости. Сержант был не прочь попробовать домашнего копченого мяса и после завтрака собирался принять приглашение, оставив вместо себя в учебном центре Шороха. А теперь приходилось неизвестно куда ехать и неизвестно, сколько там пробыть. «Чтоб он сдох со своим приказом! Ну, Денисов, ну удружил! Пока приедем назад, разные халявщики уже все пожрут. А может, он и самогон привез? Тоже хотелось бы немного выпить, но теперь надежды на это маловато», — огорченно думал сержант, ежеминутно оглядывающийся на курсантов в поисках предлога для вымещения на них своего плохого настроения. Курсанты это чувствовали и под колючими взглядами сержанта почти растворились в сумраке машины. Никто громко не разговаривал, но и шепотом старались не злоупотреблять. Шорох же о планах Гришневича еще не знал и был в довольно сносном настроении. Он даже напевал себе под нос какую-то веселую песенку. Наконец Гришневичу и самому надоело хмуриться, и он заинтересованно спросил:

— Ну, чего замолчали? Значит так — всем минчанам по очереди проводить для меня экскурсию. Вначале о городе будет рассказывать Доброхотов. Доброхотов!

— Я.

— Давай, расскажи нам что-нибудь.

— А что вам рассказать, товарищ сержант?

— Рассказывай все, что знаешь, а то что-то стало скучно ехать.

Доброхотов начал неуверенно оглядываться по сторонам, рассказывая о мелькавших за бортом грузовика домах и улицах. Со временем он освоился со своей ролью и стал рассказывать не хуже заправского экскурсовода.

— Ну, ты даешь, Доброхотов! Точна каментатар! — восхищенно заметил Шорох.

Доброхотов скромно улыбнулся в ответ.

— Да — рассказываешь неплохо. Но вот сейчас приедем и посмотрим, как ты будешь работать. Если так же, как и рассказываешь — в ближайшее воскресенье пойдешь в увольнение, — сказал Гришневич Доброхотову, причем таким тоном, что было трудно понять — одобряет он курсанта или же, наоборот, ворчит.

В Колодищи приехали через час. В часть попали через ворота. На территории не было видно ни одной казармы. Везде сплошной стеной белого кирпича стояли многочисленные склады и гаражи. Солдат тоже почти нигде не было видно. «Наверное, тут одни склады, раз нигде солдат не видно», — решил Тищенко. Не успели еще курсанты соскочить с машины, как неизвестно откуда появился невысокий, плотный прапорщик. Решительно подойдя к курсантам, он спросил:

— Кто у вас тут старший?

— Я, сержант Гришневич, — вышел вперед замкомвзвода.

Из кабины выскочил Мищенко, и прапорщик отвел его в сторону. Когда они вернулись, Мищенко объявил, что взвод поступает в распоряжение прапорщика, а сам отправился куда-то за ближайший склад.

— Значит так, сержант — слушай боевую задачу. Сейчас ты и твои люди идете со мной, надо перенести доски в склад, — отчеканил прапорщик и, не дожидаясь ответа, самоуверенно развернулся и пошел к тому же складу, за которым исчез Мищенко.

Гришневичу больше ничего не оставалось, как пойти за ним. Обогнув склад, курсанты увидели огромную кучу досок, в живописном беспорядке наваленных на траву.

— Вот эти доски и будем носить. По одному человеку на доску и вперед. Я сейчас покажу, куда их складывать, — объявил прапорщик.

Носить доски было неудобно, потому что складывать их нужно было в самом конце склада, а попасть в этот самый конец можно было лишь искусно лавируя между монбланами и джомолунгмами из ящиков, каких-то железных деталей и тому подобной ерунды, до отказа набитой в склад. При этом в узких проходах вещевого лабиринта зачастую встречались те, кто нес доски и те, кто уже возвращался назад. Доски были широкими и тяжелыми, и Игорь с большим трудом дотаскивал их до конца склада. От напряжения ныло все тело, и Игорь вдруг понял, что еще немного, и он не сможет носить эти проклятые и тяжелеющие с каждой минутой доски. Выручил его Бытько. Бытько, идя по узкому проходу, споткнулся и не смог удержать равновесие, в результате чего подался вперед и, как самый настоящий рыцарь, сшиб доской пирамиду из зеленых ящиков, при чем последние посыпались на идущего по другую сторону Стопова, едва не размозжив ему голову. Увидев это, прапорщик заставил сложить все упавшее и носить доски по два. Это как нельзя больше устроило Тищенко, потому что носить по два было гораздо легче. Игорь теперь работал в паре с Коршуном. Но тут Тищенко постигла новая неприятность. Коршун слишком рано бросил свой край, доска подпрыгнула и ударила Игоря по пальцам правой руки, оцарапав средний и разбив в кровь указательный пальцы. Вскрикнув от боли, Тищенко набросился с упреками на Коршуна. Тот что-то недовольно пробурчал в ответ, отошел в сторону и встал у стены с опущенной головой, изображая раскаяние. Изображал он его не только для Игоря, сколько для Гришневича, заметившего этот эпизод.

— Что случилось с пальцами, Тищенко? — спросил сержант.

— Доской ударило… Теперь кровь идет…, — ответил Игорь.

— Коршун, ты виноват? — строго спросил Гришневич.

— Так, товарищ сержант, я даже не знаю, как все это получилось. Доска была какая-то слишком прыгучая, — оправдывался Коршун.

— Прыгучая… Бегом к прапорщику — все ему расскажешь и попросишь аптечку. Он сейчас возле входа.

— Есть, — ответил Коршун и поспешно скрылся.

Через пару минут он вернулся с аптечкой в сопровождении прапорщика.

— Что у вас тут? — озабоченно спросил прапорщик.

— Да вот палец ему доской разбило, — показал сержант на Игоря.

— Покажи палец, боец.

Тищенко вытянул вперед правую руку с окровавленным указательным пальцем. Рана была не очень глубокой, но из-за обильного кровотечения производила неприятное впечатление.

— Чего встал!? Перевяжи ему палец, но перед этим прижги йодом, — сказал прапорщик Коршуну.

Коршун капнул Игорю на рану немного йода и принялся неумело перевязывать палец. От йода палец начало жечь и Игорь едва не взвыл от боли. Глядя на бестолковые движения Коршуна, сержант выругался и спросил у взвода:

— Кто умеет перевязывать?

— Я немного могу, — не слишком уверенно отозвался Ломцев.

— Тогда перевяжи ему палец.

Ломцев взял у Коршуна бинт и принялся за перевязку. Получалось у него хоть и медленно, зато хорошо.