Заговорив о личном, скажем и то, что Литвинов так никогда и не простил унижения ни Сталину, ни Молотову. В 1941 году его приняли в официальном Вашингтоне как старого доброго знакомого, помня, что именно он в 1933 году открывал дипломатические отношения Союза со Штатами и как тепло его принимал тогда президент Рузвельт. Он ощутил себя здесь командующим важнейшим фронтом Второй мировой войны. А что Громыко? Мальчишка. Об особой роли Громыко в части переговоров по ленд-лизу Литвинов вряд ли много думал, считая их техническими, а не политическими.

В своих воспоминаниях наш герой счел нужным остановиться на литвиновском самочувствии. «Во время пребывания Молотова с визитом в Вашингтоне в июне 1942 года мое внимание привлек разговор Литвинова с Молотовым, состоявшийся в машине, когда мы втроем ездили в Аппалачские горы…

Речь зашла тогда также и об оценке политики Англии и Франции накануне Второй мировой войны. Молотов высказался об этой политике резко, заявив, что фактически эти две страны подталкивали Гитлера на развязывание войны против Советского Союза. Иначе говоря, он высказал то мнение, которого придерживались ЦК партии и Советское правительство, о чем неоднократно заявлялось на весь мир.

Литвинов выразил несогласие с такой квалификацией политики Англии и Франции.

Этот крутой разговор возвращал собеседников, по существу, к решению об освобождении Литвинова от обязанностей народного комиссара иностранных дел СССР в 1939 году.

Я удивился тому упорству, с которым Литвинов в разговоре пытался выгораживать позицию Англии и Франции, отказавшихся дать совместно с Советским Союзом твердый отпор Гитлеру еще до того, как тот предпринял роковой прыжок — напал на Советский Союз. Несмотря на то, что Литвинов был освобожден от поста наркома иностранных дел СССР за его ошибочную позицию, в особенности в оценке политики Англии и Франции, тем не менее он почему-то продолжал подчеркнуто демонстрировать свои взгляды перед Молотовым, а тем самым, конечно, и перед Сталиным.

Странно было слушать человека, который не замечал Мюнхена и всех его последствий, того Мюнхена, который осудили наша партия, правительство и весь советский народ и который до настоящего времени продолжает оставаться символом вероломства во внешних делах государств.

Я не сомневался, что по возвращении в Москву Молотов доложит Сталину об этом диспуте в автомашине. Также не сомневался и в том, что уже только из-за одного этого факта перспектива работы Литвинова в США в качестве посла может потускнеть.

Так оно и произошло»^{88}.

Как свидетельствуют ближайшие сотрудники Громыко, «Молотов и Литвинов не переносили друг друга». Более того, Литвинов в ежегодных характеристиках сотрудников посольства оценил Громыко с большим размахом: «К дипломатической службе не подходит»^{89}.

Впрочем, в трагических обстоятельствах 1941 года все эти «страсти» не имели большого значения.

12 августа произошло событие, повернувшее ход истории XX века. Предварим рассказ о нем напоминанием, что президент Вильсон в сентябре 1919 года признал, что Первая мировая была для США «промышленной и коммерческой войной». Не забывал об этом и Рузвельт.

Итак, на борту английского линкора «Принц Уэльский» в бухте Арджентии (остров Ньюфаундленд) президент США и премьер-министр Великобритании приняли декларацию (Атлантическая хартия), в которой были изложены цели войны с фашистскими государствами. 24 сентября 1941 года Советский Союз присоединился к Атлантической хартии. Особенное значение имел пункт 4 этого документа, согласно которому Британская империя фактически уступала мировое лидерство Соединенным Штатам.

Президент Соединенных Штатов Америки Рузвельт и премьер-министр Черчилль у представляющий правительство Его Величества в Соединенном Королевстве, после совместного обсуждения сочли целесообразным обнародовать некоторые общие принципы национальной политики их стран — принципы, на которых они основывают свои надежды на лучшее будущее для мира.

1) США и Великобритания не стремятся к территориальным или другим приобретениям.

2) Они не согласятся ни на какие территориальные изменения, не находящиеся в согласии со свободно выраженным желанием заинтересованных народов.

3) Они уважают право всех народов избирать себе форму правления, при которой они хотят жить; они стремятся к восстановлению суверенных прав и самоуправления тех народов, которые были лишены этого насильственным путем.

4) Соблюдая должным образом свои существующие обязательства, они будут стремиться обеспечить такое положение, при котором все страны — великие или малые, победители или побежденные — имели бы доступ на равных основаниях к торговле и к мировым сырьевым источникам, необходимым для экономического процветания этих стран.

5) Они стремятся добиться полного сотрудничества между всеми странами в экономической области с целью обеспечить для всех более высокий уровень жизни, экономическое развитие и социальное обеспечение.

6) После окончательного уничтожения нацистской тирании они надеются на установление мира, который даст возможность всем странам жить в безопасности на своей территории, а также обеспечить такое положение, при котором все люди во всех странах могли бы жить всю свою жизнь, не зная ни страха, ни нужды.

7) Такой мир должен предоставить всем возможность свободно, без всяких препятствий плавать по морям и океанам.

8) Они считают, что все государства мира должны по соображениям реалистического и духовного порядка отказаться от применения силы, поскольку никакой будущий мир не может быть сохранен, если государства, которые угрожают или могут угрожать агрессией за пределами своих границ, будут продолжать пользоваться сухопутными, морскими и воздушными вооружениями. Черчилль и Рузвельт считают, что впредь до установления более широкой и надежной системы всеобщей безопасности такие страны должны быть разоружены. Англия и США будут также помогать и поощрять все другие осуществимые мероприятия, которые облегчат миролюбивым народам избавление от бремени вооружения.

Сын президента Рузвельта был свидетелем подписания Хартии и горячих споров Черчилля с президентом о судьбе Британской империи.

«Черчилль встал и расхаживал по каюте, ораторствуя и жестикулируя. Наконец он остановился перед отцом, помолчал секунду, а затем, потрясая коротким, толстым указательным пальцем перед самым его носом, воскликнул:

— Господин президент, мне кажется, что вы пытаетесь покончить с Британской империей. Это видно из всего хода ваших мыслей об устройстве мира в послевоенное время. Но несмотря на это, — он взмахнул указательным пальцем, — несмотря на это, мы знаем, что вы — единственная наша надежда. И вы, — голос его драматически дрогнул, — вы знаете, что мы это знаем. Вы знаете, что мы знаем, что без Америки нашей империи не устоять.

Со стороны Черчилля это было признанием, что мир может быть завоеван только на основе условий, поставленных Соединенными Штатами Америки. И, сказав это, он тем самым признал, что английской колониальной политике пришел конец, точно так же, как и попыткам Англии занять господствующее положение в мировой торговле и ее стремлению стравить между собой СССР и США.

И всему этому действительно пришел бы конец, если бы отец был жив»^{90}.

Одной из первых совместных союзнических акций было решение Москвы и Лондона ввести 25 августа войска в Иран для защиты ближневосточных коммуникаций и ресурсов. Это случилось после отказа шаха уменьшить численность германской колонии (16 сентября Реза Пехлеви отрекся от престола в пользу своего сына Мухаммеда Реза Пехлеви). Здесь необходимо уточнить, что американское руководство первоначально не соглашалось с военной операцией в Иране, поскольку уже тогда имело далекоидущие планы в этом регионе, но, взвесив реальную угрозу захвата немцами Ирана, сняло возражения.