А реальность была такова: у Советского Союза есть постоянные основополагающие интересы, не зависящие от человека, который в данный момент сидит в Кремле.
Однако составив точный психологический портрет Горбачева как податливого и малоопытного политика, Буш и его помощники применили запрещенные в дипломатии методы манипулирования, буквально используя воздействия по типу «злой и добрый следователь». При этом американцы не скупились на обещания, исключительно теплые приемы, захваливание в прессе. Горбачев стал планетарным явлением.
«Была сделана ставка на то, чтобы осуществить задуманное руками самого верховного советского лидера». Если бы он услышал, как Буш говорит своим помощникам: «Мы свалимся на него, как банда взломщиков», он бы ужаснулся{495}.
Иногда Андрей Андреевич вспоминал высказывание прусского короля Фридриха Великого: «Дипломатия без силы все равно, что музыка без инструментов».
* * *
В это время Андрей Андреевич, которому оставалось жить совсем немного и который, наверное, уже предчувствовал свой уход, все чаще делился с сыном размышлениями. Эти откровенные разговоры были его завещанием.
«Я расскажу тебе о “золотых правилах” дипломатической работы. Когда идет переговорный процесс, абсолютно недопустимо сразу раскрывать другой стороне все карты, хотеть решить проблему одним махом. Многим политикам кажется, что стоит только убедительно изложить свои предложения, продемонстрировать искренность и стремление к сотрудничеству, как все получится. Это иллюзия! Ее хорошо знают опытные дипломаты, ведущие переговоры…
Второе “золотое правило” дипломатии, которое называл мой отец, было осторожное использование встреч в верхах. “Плохо подготовленные встречи на высшем уровне, — говорил он, — не говоря о неподготовленных, лучше не проводить вообще. Они приносят больше вреда, чем пользы. Если это рабочая встреча, то ее слабая отдача не беда. Но что касается соглашений, договоров, то в мировой практике к ним идут годами, а то и десятилетиями. Хорошо были подготовлены встречи в Ялте и Потсдаме, соглашения по ограничению стратегических ядерных вооружений, конференция в Хельсинки по безопасности и сотрудничеству в Европе. Плохие результаты принесли встречи Хрущева с Эйзенхауэром и Кеннеди. Пример дилетантства — встреча Горбачева с Рейганом в Рейкьявике. Здраво вел себя на встречах Брежнев. Он не был болтлив и вспыльчив, доверял профессионалам. У него сложились хорошие отношения с Никсоном, Помпиду, Шмидтом. Он не поддавался уловкам Киссинджера…
— Значение встреч в верхах мне понятно. Но если все идет нормально, дипломатам никто не мешает работать, в чем заветный ключ к успеху?
— Работоспособность и трезвость суждений, помноженная на стремление к компромиссу. Любая международная проблема многогранна. У нее есть главные и второстепенные стороны. Разрекламированное соглашение — “алмаз” может оказаться низкого качества. Дипломаты должны его тщательно оттачивать. Западники на переговорах часто пытаются нами манипулировать. Меня в их газетах прозвали “господин Нет”, потому что я собой манипулировать не позволял. Это многим не нравилось. Зато мне нравилось очень…
Не раз Андрей Громыко говорил о том, что для успеха на дипломатических встречах нужно хорошо знать и понимать, с кем имеешь дело, в чем его сила и слабости…
Горби мучился и не понимал, почему Буш так вяло ведет с ним дела. Между тем президент следовал одному из “золотых правил” дипломатии: когда до конца не ясно, что делать, лучше не делать ничего»{496}.
Кстати, небезынтересна тактика Буша в отношении Горбачева, описанная Бжезинским: «Действия Буша заслуживают высочайшей похвалы. Он уговаривал, заверял, льстил, прибегал в мягкой форме к угрозам в беседах со своим советским партнером. Он должен был соблазнить Горбачева, рисуя ему картины глобального партнерства и одновременно поощряя его согласиться с распадом советской империи в Европе»{497}.
«Соблазнить!» — сказано предельно откровенно.
Когда в 1989 году в Москву прилетел Киссинджер, Громыко в разговоре с сыном предсказал линию поведения американца: «Киссинджера прислали в неофициальном плане, чтобы провентилировать новые подходы к нам. Меняющееся соотношение сил в пользу американцев позволяет им сделать много ходов. Скорее всего, от нас будут требовать одностороннего разоружения в обмен на мифическую помощь, которая никогда не придет»{498}.
Громыко и Мао Цзэдун. Горбачев и Дэн Сяопин
Эпиграфом к этой теме будет разговор Горбачева и Дэн Сяопина, состоявшийся 16 мая 1989 года во время официального визита советского лидера в КНР в здании Всекитайского собрания народных представителей. Касаясь идущих в Советском Союзе и Китае реформ, Горбачев сказал:
— Вы начали преобразования с экономики, а мы — с политики, но в итоге придем к одному результату.
Дэн Сяопин возразил:
— Мы придем к разным результатам{499}.
В мемуарах Горбачева об этом нет ни слова, хотя Примаков, сопровождавший генерального секретаря, в интервью автору тоже подтверждал, что такой разговор был.
В обширном описании встречи с генеральным секретарем ЦК КПК Чжао Цзыяном, который вскоре был обвинен в том, что допустил протестные выступления студентов на площади Тяньаньмэнь в Пекине, и снят со своего поста, Горбачев свидетельствует, что шла речь о политической перестройке в Китае и многопартийной системе. Горбачев оказался в Поднебесной в критический период, когда, как определил новый генеральный секретарь Цзян Цзэминь, в Пекине разрастался «контрреволюционный мятеж».
В записках Олега Рахманина, первого заместителя заведующего отделом ЦК КПСС и куратора китайского направления, говорится: «“Теплые” воспоминания и комплименты экс-лидеру Компартии Китая могут только подтверждать худшие догадки Пекина о подозрительном характере беседы двух тогдашних генсеков. Фактически китайская печать связывала текст и контекст беседы Чжао Цзыяна с Горбачевым с “попыткой возложить вину за возникновение беспорядков на Дэн Сяопина”. В официальном докладе мэра Пекина от имени Госсовета КНР (одобрен китайским парламентом 30 июля 1989 г.) высказано следующее: “Воспользовавшись встречей с Горбачевым, Чжао Цзыян умышленно повернул острие борьбы против товарища Дэн Сяопина, чем еще более ухудшил ситуацию”. Другими словами, Горбачев не понял характера внутрикитайского конфликта, который вылился в открытое противостояние местных перестройщиков со сторонниками постепенных реформ и обострил его.
Сценарий конфликта был таким. С апреля 1989 года на главной площади Пекина собирались демонстрации молодежи, требовавшей посмертной реабилитации умершего “либерального” генсека ЦК КПК Ху Яобана. С каждым днем число демонстрантов росло, стали собираться массовые демонстрации и в других городах. Наконец в Пекине собралась огромная толпа в 100 тысяч человек с требованием демократизации и борьбы с коррупцией. Генеральный секретарь Чжао Цзыян не разрешал разогнать митинг силой, более того, слезно просил митингующих покинуть площадь, обещая выполнить их требования.
Сразу после отъезда Горбачева в Пекине было введено военное положение, Чжао Цзыян смещен, а ночью 4 июня силами армии и полиции площадь Тяньаньмэнь была очищена от демонстрантов, оказавших вооруженное сопротивление. Среди них, по официальным данным, было 200 убитых и три тысячи раненых. О характере событий говорят и несколько десятков погибших и шесть тысяч раненых военнослужащих.
Другими словами, тогда в Китае была разгромлена “прогорбачевская перестройка”, и страна избежала раскола по типу советского.
