— Я исполнил вашу волю. Принц Шубатту погиб в Синайской пустыне, и его гибель не запятнала Египет.

Мои слова их чрезвычайно обрадовали. Эйе снял с себя золотую цепь — знак царского отличия и повесил мне на шею, а Хоремхеб сказал:

— Оповести об этом и принцессу Бакетамон. Она не поверит нам, если мы сами сообщим ей об этом, и подумает, что я убил его из ревности.

Принцесса Бакетамон приняла меня. Она покрасила щеки и губы в кирпично-красный цвет, но в ее темных миндалевидных глазах таилась смерть.

Я обратился к ней:

— Твой избранник, принц Шубатту, перед смертью освободил тебя от твоей клятвы. Он умер в Синайской пустыне, от недуга пустыни. Ни мои знания, ни умение хеттского врача не смогли спасти его.

Она сняла со своего запястья золотой браслет и, надев его на мою руку, сказала:

— Добрые вести ты принес мне, Синухе! Благодарю тебя за это. Меня уже посвятили в жрицы богини Сехмет, и мое алое платье уже готово для празднества. Все же этот недуг пустыни слишком знаком мне, ибо я знаю, что брат мой Эхнатон, которого я любила как сестра, умер от той же болезни. Будь же ты проклят, Синухе, проклят навеки! И да будет проклята могила твоя, и имя твое да будет предано вечному забвению! Ты сделал трон фараонов игрушкой в руках разбойников и, нанеся мне удар, осквернил кровь фараонов!

Низко склонясь перед нею, я вытянул руки вперед и сказал:

— Да будет так!

Я оставил ее, и она приказала рабам вымести пол до самого порога золотого дворца.

Тем временем тело Тутанхамона было подготовлено к бессмертию, и Эйе повелел жрецам быстро доставить его на запад, к месту вечного упокоения, которое было высечено в скале в Долине гробниц фараонов. При нем было множество даров, хотя Эйе и присвоил себе огромную часть сокровищ, которые Тутанхамон предназначил для своих похорон. Как только вход в усыпальницу был запечатан, Эйе объявил, что срок траура истек, и Хоремхеб послал свои колесницы на улицы Фив. Никто не протестовал, когда Эйе взошел на престол. Народ устал, ибо зверь, которого гонят по бесконечной дороге, вонзая в его тело копья, изнемогает. Никто не спрашивал о его праве на престол.

Так Эйе стал фараоном. Жрецы, коих он подкупил бесчисленными подарками, умастили его освященным маслом в главном храме, и народ возносил ему хвалу, ибо он раздавал хлеб и пиво, а Египет так обеднел в те времена, что подобные дары казались необыкновенно щедрыми. Но многие знали, что отныне истинным правителем Египта будет Хоремхеб, и многие втихомолку удивлялись, почему он сам не взял власть в свои руки, а позволил презренному старому Эйе взойти на престол. Но Хоремхеб знал, что делает, ибо чаша страдания народного не была еще испита до дна.

Плохие новости из земли Куш вынудили его к войне против негров, а после этого он был вынужден возобновить войну с хеттами за господство над Сирией. Вот почему он хотел, чтобы люди винили Эйе за все страдания и нужду, чтобы потом они превозносили имя Хоремхеба как победителя и миротворца.

Ослепленный властью и блеском царской короны, Эйе никогда не задумывался над этим и охотно исполнял ту роль, которая была предназначена ему, когда они заключили сделку с Хоремхебом в день смерти Эхнатона. Жрецы торжественно провели принцессу Бакетамон в храм Сехмет, где облачили ее в алое одеяние и подняли ее на алтарь Сехмет. Хоремхеб прибыл к храму со своими людьми праздновать победу, одержанную им над хеттами. Все Фивы возносили ему хвалу. Оделив своих людей золотыми цепочками и памятными подарками, он отпустил их. Затем вошел в храм, и жрецы закрыли за ним медные двери. Сехмет предстала перед ним в образе принцессы Бакетамон, и он овладел ею. Он был воин, и он долго ждал.

В ту ночь все Фивы ликовали на празднестве в честь богини Сехмет; факелы и светильники отбрасывали на небо красные блики. Головорезы Хоремхеба выпили все вино в тавернах и вламывались в двери увеселительных заведений. На рассвете солдаты снова собрались перед храмом Сехмет, чтобы увидеть выход Хоремхеба. Когда медные ворота открылись и он вышел, они громко закричали и поклялись на многих наречиях, что Сехмет оказалась верна своей львиной голове. Лицо, руки и плечи Хоремхеба были исцарапаны и кровоточили так, словно лев рвал его когтями. Это очень позабавило его людей, и за это они полюбили его еще больше. Но принцессу Бакетамон жрецы унесли в золотой дворец, не показав ее народу.

Такой была первая брачная ночь моего друга Хоремхеба, и я не знаю, какое наслаждение испытал он в ту ночь. Вскоре после этого он собрал свое войско и отправился пополнить армию к первому порогу на юге, чтобы идти в поход на землю Куш.

Эйе слепо упивался своей властью и говорил мне:

— Нет равного мне во всей земле Кем, и неважно, жив я или мертв; фараон не умирает — он живет вечно! Я взойду на борт золотой ладьи моего отца Амона и поплыву по небу на запад. Я уже стар, и мои деяния взирают на меня из ночной темноты. Я рад, что могу больше не бояться смерти.

Но я смеялся над ним, говоря:

— Ты стар, и я считал тебя мудрым. Как можешь ты верить, что вонючее масло жрецов даровало тебе бессмертие в мгновение ока. В облачении фараона или без него ты все тот же человек, каким и был. Смерть скоро возьмет тебя, а жизнь покинет.

Его губы задрожали, и страх блеснул в его глазах, когда он жалобно произнес:

— Что же, значит, я совершал все эти преступления напрасно? Разве напрасно я сеял смерть вокруг себя всю свою жизнь? Нет-нет, конечно же, ты неправ, Синухе. Жрецы спасут меня из бездны смерти и сохранят мое тело для вечности. Мое тело должно быть бессмертно, раз я фараон, и по той же причине меня нельзя винить за мои деяния.

Итак, его разум начал слабеть, и он уже не радовался своей власти. Страшась смерти, он стал кутаться и не решался даже пить вино. Пищей ему служили лишь сухой хлеб да горячее молоко. С течением времени его все более охватывал ужас перед убийцами, и порой он по целым дням не смел прикоснуться к пище, боясь быть отравленным. К старости он запутался в сетях своих собственных деяний и стал так подозрителен и жесток, что все избегали его.

Бакетамон начала чувствовать движение плода и, разъяренная этим, вредила себе, пытаясь убить ребенка, пока он еще был в ее утробе. Но жизнь в ней была сильнее, чем смерть, и, когда пришел срок, она родила Хоремхебу сына, родила в муках, потому что ее бедра были слишком узки. Врачам и рабам было приказано спрягать ребенка, чтобы она не сделала ему ничего дурного. Многие рассказывали потом об этом ребенке, будто бы он родился с головой льва или в шлеме. Но я могу засвидетельствовать, что ничего необычного не было в этом мальчике, а был он здоровым и крепким. Хоремхеб дал ему имя Рамзее.

Хоремхеб все еще воевал в земле Куш, и его колесницы принесли много бед неграм. Он жег их соломенные жилища в селениях и угонял их женщин и детей в рабство в Египет, но он вербовал их мужчин в армию, где они показали себя хорошими воинами, потому что не было у них больше семей и ничто не отвлекало их. Вот так создал Хоремхеб новую армию для войны против хеттов, ибо эти люди были сильны и стоило им довести себя до неистовства дробью своих священных барабанов, как они совершенно теряли чувство страха смерти.

Из земли Куш Хоремхеб также гнал в Египет большие стада скота, а так как в земле Кем опять выдался богатый урожай зерна, дети не испытывали недостатка в молоке, а жрецы получили достаточно жертвенных животных. Целые племена бежали из земли Куш в джунгли, в царство слонов и жирафов, за пограничные камни Египта. На многие годы земля Куш была покинута.

После двух лет войны Хоремхеб вернулся в Фивы с богатой добычей. Он раздавал подарки и праздновал победу десять дней и ночей. Всякая работа прекратилась, пьяные солдаты слонялись по улицам, блея, как козлы, и женщины Фив в положенное время разрешились от бремени темнокожими детьми.

Хоремхеб держал сына на руках и учил его ходить, и он сказал мне с гордостью: