Поднеся к губам кувшин с водой, он сделал большой глоток, чтобы прояснилось в голове, и продолжал:
— Впрочем, говорить с вами — значит, зря сотрясать воздух. Едва заслышав боевой клич хеттов и грохот их колесниц, вы начнете хныкать и сунете свои головы в песок за неимением юбки, под которой можно спрятаться. Если хетты прорвутся к запасам воды у нас в тылу, то все вы пропадете и лишитесь жизни, прежде чем спустится ночь, ибо мы будем окружены и путь к отступлению будет отрезан. Сейчас мы не можем отступать. Если мы оставим построенные нами заграждения, вражеские колесницы расшвыряют нас, словно ветер мякину. Я говорю это на тот случай, чтобы никто из вас не вздумал удрать в пустыню. Все мы сейчас плывем в одной лодке, и у нас нет иного выбора, кроме как разбить врага наголову. Я буду драться бок о бок с вами. Если хлыст мой опустится на ваши спины вместо хеттских, виноват в этом буду не я, а лишь вы, о мои доблестные крысы.
Воины слушали его, затаив дыхание. Признаюсь, мне было не по себе, ибо вражеские колесницы, похожие на далекие облака пыли, уже приближались. Все же мне кажется, что Хоремхеб медлил умышленно, дабы передать людям свое спокойствие и сократить для них тяжкое время ожидания.
Наконец он оглядел пустыню со своего высокого уступа, воздел руки и произнес:
— Наши друзья хетты уже в пути, за что я благодарю всех богов Египта. А теперь, о нильские крысы, идите — каждый на отведенное ему место, и пусть никто не удаляется оттуда без приказа. Остальные — мои добрые старые головорезы — гоните этот сброд, обстреливайте их, холостите их, если они попробуют улизнуть. Я могу сказать вам: бейтесь за богов Египта, за Черную Землю, за своих жен и детей. Теперь же бегите, ребята, бегите скорее, или колесницы достигнут укреплений раньше, чем это сделаете вы, и битва кончится, еще не начавшись.
Он распустил их, и они поепешили к укреплениям, крича на бегу, не знаю точно, от рвения или страха. Хоремхеб неторопливо последовал за ними, но я остался сидеть на склоне холма, чтобы наблюдать за битвой с безопасного расстояния. Я был врачом, и мне следовало беречь свою жизнь.
Противник пронесся в своих колесницах через долину к подножию холмов и там выстроился в боевом порядке. Красочные знамена хеттов, сверкание крылатых солнц на колесницах и куски блестящего шерстяного полотна, защищавшие коней от стрел, — все это представляло собою величественное и грозное зрелище. Колесницы строились в ряды по шесть, десять таких рядов составляли отряд; всего, я думаю, там было шестьдесят таких отрядов. Но тяжелые колесницы с упряжкой из трех лошадей располагались в середине. Для меня было непостижимо, как силы Хоремхеба могли устоять под их напором, ибо двигались они медленно и грузно словно корабли и разрушали все на своем пути.
При звуке рогов вражеские военачальники подняли свои знамена, и колесницы поехали, постепенно увеличивая скорость. Когда они подкатились близко к заграждениям, я увидел, как одиночные лошади вырвались из строя; на каждой из них был всадник, державшийся за гриву и колотивший плеткой ее бока, заставляя ее бежать еще быстрее. Я и представить себе не мог, зачем им понадобилось посылать вперед без всякой защиты своих запасных лошадей, пока не увидел, как всадники перегибаются и перерезают веревки, натянутые на столбы. Другие кони скакали прямо сквозь проделанные ими бреши. Всадники поднимали и метали свои копья так, что, вонзившись в землю, они торчали из нее и на древке каждого развевалось яркое знамя. Все это произошло молниеносно. Я не смог разгадать их намерений, ибо всадники затем повернулись, помчались обратно и исчезли за колесницами, хотя некоторые и свалились со своих скакунов, пронзенные стрелами, тогда как множество лошадей упали наземь и, лежа, бились и издавали страшные крики.
Когда легкие колесницы перешли в наступление, я увидел, что Хоремхеб в одиночку рванулся к заграждениям, где выдернул одно из копий и далеко метнул его так, что воткнувшись в песок, оно встало торчком. Лишь он один мгновенно понял, что всеми этими копьями и флажками были помечены самые слабые места в заграждениях, где легче всего было проделать брешь.
Другие воины, последовавшие его примеру, возвратились со знаменами как с ратной добычей. Думаю, что лишь сообразительность Хоремхеба спасла Египет в тот день, ибо, сосредоточь враг всю силу своего первого удара на помеченных всадниками местах, египтяне ни за что не отразили бы его.
Не успел Хоремхеб вновь присоединиться к своим войскам, как легкие колесницы хеттов уже поспешили к заграждениям, вклиниваясь между ними. Эта первая схватка сопровождалась таким ужасным грохотом и такими густыми тучами пыли, что я более не мог следить за ходом битвы с холма. Я видел лишь, что наши стрелы повалили перед укреплением несколько коней, но следовавшие за ними возницы ловко объезжали перевернутые повозки и продолжали наступление. Позже выяснилось, что, несмотря на крупные потери, легкие колесницы в одном или двух местах все же проникли за линию обороны. Но вместо того, чтобы следовать своим путем, они останавливались по нескольку сразу, и из каждой выпрыгивали запасные воины и начинали откатывать камни, расчищая дорогу для тяжелых колесниц, которые, ожидая своего часа, стояли поодаль.
Закаленный боец, видя такие успехи врага, посчитал бы, что сражение проиграно, но неопытные крысы Хоремхеба видели лишь коней, бившихся в агонии перед заграждениями и в ямах. Они видели, что противник понес тяжкие потери, и мнили, будто их доблесть остановила нападение. Вопя от возбуждения и страха, они во всю мочь кидались на неподвижные колесницы, чтобы ударить копьями возниц и стащить их, или же, подползая по земле, перерезали лошадям сухожилия, тогда как лучники стреляли в воинов, оттаскивающих камни. Хоремхеб позволил им неистовствовать вволю, а их воодушевляла их многочисленность. Они захватили множество колесниц и передали их в неистовом возбуждении закаленным «мерзавцам» Хоремхеба. Хоремхеб не говорил им о том, что все будет кончено, едва только подойдут тяжелые колесницы, но полагался на свою удачу и на обширный ров, который был прорыт посреди долины в тылу войск и прикрыт сверху кустами и ветками. Легкие колесницы не заезжали так далеко, полагая, что уже преодолели все препятствия.
Проложив достаточно широкий путь для тяжелых колесниц, уцелевшие хетты вновь влезли на свои колесницы и быстро умчались назад, чем вызвали великое ликование среди воинов Хоремхеба, которые уже вообразили, что победа за ними. Но Хоремхеб быстро отдал приказ трубить в рога, вернуть камни на место и воткнуть древки копий, наклонив их наконечники в сторону нападающих. Чтобы избежать ненужных потерь, ему пришлось расположить воинов по обе стороны рва, иначе кривые клинки, вставленные в колеса тяжелых колесниц, скосили бы войска словно спелые колосья.
Все это он проделал в последнюю минуту. Еще не рассеялось облако пыли в долине, как тяжелые колесницы, цвет и гордость хеттского войска, с грохотом двинулись вперед, круша все преграды на своем пути. Их тащили могучие кони, бывшие на пядь выше египетских; их головы были защищены металлическими пластинами, а бока — толстыми шерстяными чепраками. Так громоздки были колеса, что переворачивали даже большие камни, а лошади своей мощной грудью опрокидывали торчащие копья. Вой и леденящие кровь крики раздавались, когда защитников перемалывали колеса или разрезали надвое кривые клинки колесниц.
Скоро огромные повозки прорвались сквозь облако пыли, и кони, бежавшие рысью, под пестрыми стегаными чепраками, с выступающими из намордников длинными гвоздями, представлялись неведомыми странными чудовищами. Они скакали вперед, стуча копытами, и мне казалось, что никакая земная сила не удержит их и ничто не преградит им доступ к кувшинам с водой в пустыне. По приказанию Хоремхеба его войско отошло из долины к склонам примыкающих холмов. Хетты издавали громкие крики и поднимали такой грохот, что пыль столбами вздымалась за ними. Я бросился ничком на землю и заплакал по Египту, по беззащитному Нижнему Царству и по всем тем, кто должен был теперь умереть из-за безумного упрямства Хоремхеба.
