— Он угрожал вам?

— Нет, этого он не смел.

— Сколько ему было лет, когда он ушел?

— Дайте мне сообразить. Кэрол в то время исполнилось шестнадцать. А ему — лет семнадцать или восемнадцать.

— Он ушел и сразу же поступил на флот? Это верно?

— Нет, сначала он уехал из города с каким-то человеком, старше его, полисменом из местной полиции. Я забыла его имя. Этот человек потерял место в полиции, потому что брал взятки. Он уехал из города и забрал с собой Майкла. Он говорил, что собирается сделать из него боксера. Они уехали на западное побережье. Думаю, что Майкл попал на флот спустя несколько месяцев. Кэрол могла… — Она смутилась и замолчала.

— Что «Кэрол могла»?

— Я хотела сказать, что Кэрол могла вам все это рассказывать. — Рот ее искривился в злой усмешке. — Я, должно быть, совсем потеряла голову.

— Не думаю, миссис Браун. Просто подобные удары на некоторое время выводят нас из строя.

— Некоторое время… Это больше, чем у меня есть… — Она порывисто встала и подошла к камину. — Интересно, что это Роб вздумал делать на кухне?

— Я хотел бы услышать продолжение вашего рассказа, миссис Браун. Это первая настоящая возможность получить информацию, чтобы разобраться в основе всего случившегося.

— Основа едва ли сейчас имеет значение.

— Не совсем верно. То, что вы рассказываете, может помочь мне найти Майкла. Полагаю, что вы время от времени виделись с ним и Кэрол.

— Его я видела еще только один раз, когда он приезжал домой зимой 1944/45 года. Я отказала ему от дома. Он тогда заявил, что в отпуске, и всякими разговорами вернул расположение Роба. Роб даже дал ему денег, которые Майкл использовал на то, чтобы сбежать с моей единственной дочерью.

— Почему Кэрол уехала с ним?

Она потерла лоб, оставив на гладкой коже белые полосы.

— Я спрашивала ее об этом, когда она в последний раз была дома, два месяца назад. Но она не знала, что ответить. Конечно, она хотела уехать из Покателло. На побережье, сниматься в кино. Моя дочь находилась под властью ребячьих мечтаний.

«Все пятнадцатилетние девочки таковы», — подумал я и внезапно вспомнил Стеллу. Неожиданная острая мысль о ней, внезапно появившись в голове, не покидала меня. Каждое поколение начинает постигать мир сначала. Сейчас все так резко изменилось, что дети ничему не могут научиться у родителей, как, впрочем, и родители у своих детей.

— Дело в том, — сказал я, — что Кэрол действительно снималась в кино.

— Вот как! Надо же… Она говорила мне однажды, но я не поверила.

— Она часто обманывала?

— Нет. Этим занимался Майкл. Я просто не верила, что она может чего-нибудь достичь. Слишком мягкая, слишком добрая… Она никогда ничего не добивалась.

Печаль, с которой женщина произнесла эти слова, прямо огорошила меня. В ней, казалось, находился какой-то неистощимый резервуар горечи и недоверия. Если она была такой всегда, то я могу понять, почему Кэрол ушла из дому при первой же возможности и старалась держаться подальше отсюда.

— Вы сказали, что видели Кэрол всего два месяца назад?

— Да. Она приехала в июне на автобусе из Лейк-Тахо. До этого мы долго не встречались, и было заметно, что жизнь ее потрепала. Бог знает на что толкал ее муж. Она об этом не рассказывала.

— Это была неопределенная жизнь. Видимо, тогда Харлей потерял работу, и они сидели без гроша.

— Так она мне и объяснила и попросила денег. Я настояла, чтобы Роб дал. Он всегда давал. Впоследствии он начал утверждать, что и машину он ей дал, но я-то знаю, что она сама взяла. Наверное, их старая совсем развалилась, а они не могли жить в Тахо без машины.

— Почему вы решили, что она взяла ее сама, раз ваш муж говорит обратное?

Она жестом выразила свое отношение к мужу.

— Разве это имеет значение? Им было приятно иметь машину. — Это были ее первые великодушные слова, но она тут же наполовину испортила их. — Во всяком случае, нам пришлось покупать новую машину. Я уверена, что Кэрол сделала это под влиянием минуты. Она всегда была очень импульсивной девочкой. Но суть в том, — продолжала миссис Браун, — что Кэрол уехала не попрощавшись. Она забрала машину и вернулась в город к своим фильмам и больше уже не приезжала. Она даже оставила у себя в комнате чемодан.

— Она была чем-нибудь встревожена?

— Не больше, чем обычно. За ужином у нас возник спор.

— О чем?

— О внуке. Она не имела права отдавать его на усыновление. Она сказала, что это ее ребенок и она вольна поступать так, как сочтет нужным. Но Кэрол не имела права одна решать его судьбу. Если она не могла его содержать, то привезла бы к нам. Мы дали бы ему и воспитание и образование. — Она тяжело дышала. — В тот вечер Кэрол сказала мне такое, чего я никогда не забуду. Она спросила, что я подразумеваю под словом «воспитание». Не то ли, что мы дали ей? И ушла. Больше я ее никогда не видела. И отец тоже. — Она качнула головой, подтверждая то, что намеревалась сказать. — Мы дали ей воспитание. И не наша вина, что она им не воспользовалась. Неправильно обвинять во всем нас.

— Вы обвиняете друг друга, — заметил я. — Вы прямо рвете друг друга на куски.

— Давайте не будем говорить об этом. Я достаточно слышу подобных вещей от мужа.

— Я только хочу, чтобы вы обратили внимание на очевидные факты. Вам нужен какой-то незаинтересованный человек, третье лицо, для того чтобы разобраться в своих мыслях.

— И вы выбрали себя?

— Я далек от этого. Вам нужен специалист, возможно, адвокат.

— Мой муж сам адвокат. А что в этом хорошего? Я, во всяком случае, не верю в возможность такой помощи.

Она села в кресло и снова ушла в себя, с немым укором показывая мне всем своим видом, что в своих делах разберется сама.

Я предпринял еще одну попытку:

— Вы ходите в церковь?

— Естественно.

— Вы могли бы поговорить обо всех проблемах со своим духовником?

— О каких проблемах вы говорите? У меня нет никаких проблем.

Она была в таком отчаянии, что даже не хотела и думать о возможности какого-то проблеска. Видимо, она боялась, что разоблачит себя перед самой собой.

— Хорошо, позвольте мне задать вам еще несколько вопросов. Вы упомянули о чемодане, который оставила ваша дочь. Он все еще здесь, в доме?

— Наверху, в ее комнате. В нем почти ничего нет. Я даже чуть не выбросила его. Но я всегда надеюсь, что она приедет.

— Можно мне взглянуть на него?

— Да, пожалуйста.

Мы вместе поднялись наверх — миссис Браун впереди, я сзади. Она включила свет и посторонилась, чтобы пропустить меня.

Комната лишний раз доказывала, что побег дочери нанес миссис Браун очень тяжелую травму. Это была спальня старшеклассницы. Оборчатое желтое покрывало на «провинциальной» французской кровати перекликалось с желтыми оборочками на скатерти, покрывавшей стол, где радостно улыбались друг другу две куклы. Над желтым, из овечьей шерсти ковриком висел матерчатый песик, показывая мне ярко-красный язык. Небольшой книжный шкаф, выкрашенный, как и кровать, в белый цвет, был заполнен учебниками для старших классов школы и различными юношескими повестями. На стенах висели вымпелы за спортивные победы в колледже.

— Я оставила в комнате все так, как было у нее, — сказала за моей спиной миссис Браун.

— Почему?

— Не знаю. Все-таки я всегда думала, что в конце концов она вернется домой. Ну, она возвращалась несколько раз. Чемодан в гардеробе.

Гардероб был набит платьями и блузками, которые носили школьницы того поколения. Я начал подозревать, что и сама комната, и все, что ее заполняло, имело к Кэрол отношение меньшее, чем к тайным фантазиям ее матери. Как бы подслушав мои мысли, миссис Браун заговорила от двери:

— В этой комнате я проводила очень много времени. Здесь я чувствовала себя близкой к ней. Мы и в самом деле одно время были очень близки. Она тогда рассказывала все, даже о мальчиках, которым назначала свидания. Все это так напоминало мне мою собственную школьную жизнь!