— Я хочу получить назад свой бумажник, — тихо сказал Оскар Ф. Шмидт, или мне будет в чем тебя обвинить.

— Пожалуй, скоро тебе будет не до того. Придется позаботиться о собственной шкуре. Шериф собирается отыскать твой бумажник в кустах около Нотч-Трейл.

С минуту сосед сидел в полной тишине, если не считать скрипа кожаной куртки.

— Шериф вернет мне его, не задав ни одного вопроса, — разомкнул он уста наконец. — Как, по-твоему, был он избран, твой шериф?

— Теперь я знаю, Оскар. Но случается, что линчеванием интересуется ФБР. Или у тебя есть рука и там?

Когда он ответил на этот вопрос, его хриплый голос изменился, в нем появились тоненькие обертоны испуга.

— Ты сумасшедший, Арчер, если попытаешься нас продать.

Я ткнул в него дулом пистолета так, что он хрюкнул.

— С тобой покончат в суде раньше, чем вы что-то сделаете со мной…

Так я хочу, Шмидт, чтоб ты кое-что мне рассказал. Сколько ты заплатил Фрэнксу за информацию и кто дал тебе деньги?

Его мозг работал с трудом. Я почти слышал, как в его извилинах что-то поворачивалось, останавливалось, потом снова медленно поворачивалось.

— Ты отпустишь меня, если я скажу?

— На этот раз — да, отпущу. У меня нет сейчас возможности возиться с тобой.

— И вернешь мне бумажник?

— Нет, бумажник и револьвер останутся у меня.

— Я не стрелял из него. Ты тогда заметил?

— И никогда больше не будешь.

Его мозг снова зашурупил. Сосед аж вспотел, и в машине стало невозможно дышать. Мне захотелось, чтобы он убрался поскорее.

— Деньги мне дал Килборн, — наконец изрек он. — Думаю, там было пять сотен… Ты просто сумасшедший, если собираешься продать Килборна.

— Выходи из моей машины.

В том месте, где Тэннер-тэррас выходила на дорогу, ведущую к перевалу, я свернул налево и поехал назад в Нопэл-Велли, вместо того, чтобы свернуть направо, в сторону Куинто.

События развивались быстрее, чем я ожидал. Так быстро, что я не мог их контролировать в одиночку… Итак, дело представлялось таким образом: Килборн решил вести двойную игру, в которой, надеялся, ни один журналист его не уличит, — он заплатил Ривису, чтоб отделаться от миссис Слокум, а потом заплатил Шмидту, чтобы отделаться от Ривиса. Логично? Да, мне не нравилась эта гипотеза, она объясняла наиболее очевидные факты — убийства, деньги, — но не давала ключа к разгадке всего остального. Тем не менее лучшего варианта, за который я мог бы зацепиться, не было. Во всяком случае, я не мог действовать дальше, не посоветовавшись с клиентом. Сама жена Джеймса Слокума не была вне круга подозрений, но не стала же она звать меня для того, чтобы я затянул петлю вокруг ее красивой шейки.

Вот и центральная улица Нопэл-Велли, почти опустела, все злачные места закрыты. Несколько припозднившихся пьяных джентльменов совершали рейс по тротуарам. Видимо, они не расположены были провести здесь остаток ночи и встретить рассвет, некоторые уверяли своих дам, что развлечения будут продолжаться, черт возьми, что и в темных стенах есть двери, за определенную плату открывающие путь в романтические миры. Дамы были из тех, что редко появляются при дневном свете.

Я затормозил около заведения Антонио — мне показалось, что там теплится огонек. В моем потайном кармане лежало десять тысяч долларов, возникновение которых мне было бы очень трудно объяснить, если бы меня застукали с ними и заставили раскошелиться полицейские. Еще трудней мне было бы остаться в живых, знай про эти деньги кто-нибудь другой, из тех, кого полицейские обязаны ловить и преследовать. Я обернул помятый коричневый сверток газетным листом и перевязал тесьмой… Я разговаривал с Антонио только один раз и не знал его полного имени, но он был тем человеком, кому я решил довериться в Нопэл-Велли.

Он подошел к завешенной шторой двери, когда я тихонько постучал в ее зеркальное стекло с тротуара, и открыл ее на три-четыре дюйма — настолько позволяла цепочка.

— Кто там? — Лицо Антонио оставалось в тени.

Я показал ему себя.

— Мне очень жаль, но я не работаю после часа ночи.

— Я пришел не за тем, чтоб выпить, я прошу оказать мне услугу.

— Услугу какого рода?

— Подержите это до завтра в своем сейфе. — Через узкую щель я просунул ему край свертка.

Он не прикоснулся к свертку.

— Что это за пакет?

— Здесь деньги. Много денег. — Кому принадлежат эти деньги?

— Я пытаюсь это выяснить. Возьмете их на хранение на короткий срок?

— Вам следовало бы отнести их в полицию.

— Я не доверяю полиции.

— А мне?

— Как видите.

Он взял у меня сверток:

— Я сохраню их. Для вас… Кроме того, я должен извиниться за то, что произошло тут у меня вчера вечером…

Я сказал, чтоб он о том забыл.

Дом на холме стоял темный и безмолвный. Не чувствовалось никакого движения внутри дома, все было тихо и снаружи, слышались только посвистывающие вздохи цикад, что подымались с земли и падали в траву. Я постучал в дверь и стал ждать ответа, дрожа от холода: безветренная ночь была прохладной. Впрочем, насекомые вздыхали и свистели словно ветер в ветвях осенних деревьев. Я толканул дверь. Но она оказалась заперта. Я снова постучал.

Прошло довольно много времени, прежде чем я смог различить свет в холле, тут же над моей головой зажегся фонарь входной двери, и дверь стала отворяться — медленно, дюйм за дюймом.

Миссис Стрэн, — затуманенными и покрасневшими ото сна глазами, — долго приглядывалась ко мне:

— Это мистер Арчер?

— Да… Мне надо срочно повидать миссис Слокум.

Пальцы экономки стали теребить воротничок шелкового халата. В его отворотах на груди виднелась фланелевая ночная рубашка в розовый цветочек. — Миссис Слокум умерла. — В ее хмуром взгляде я увидел горе.

— Нет, я должен увидеть Мод Слокум. Я простился с ней часа два назад.

— О, вы имеете в виду молодую миссис Слокум… Я полагаю, она в постели. Спит. Что и вам следовало бы делать сейчас. В столь позднее время…

— Я это знаю. Но мне обязательно надо ее увидеть. Не можете ли вы разбудить ее?

— Не знаю, должна ли я это делать. Она рассердится.

— Я тогда сам разбужу ее, мне придется так поступить!

— Боже милостивый, нет! — Миссис Стрэн сделала было движение, собираясь закрыть передо мной дверь, потом вдруг передумала:

— Это важно? — Вопрос жизни и смерти! — чуть не выкрикнул я, не зная, правда, чьей жизни и чьей смерти.

— Ладно, входите. Я попрошу ее спуститься.

Экономка оставила меня в прихожей и удалилась шаркающей походкой. Уложенные крендельком на затылке две ее поседелые косы показались мне жесткими и сухими, как старый забытый цветок.

Миссис Стрэн возвратилась ко мне довольно скоро, она спала с лица, тревога так и читалась в глазах.

— Ее дверь заперта. Она не отвечает.

Я поспешил за ней к лестнице, что вела наверх.

— У вас есть ключ?

— От той двери? Нет. — Миссис Стрэн задыхалась. — Там запирают изнутри, на задвижку.

Не без труда мы проследовали вверх по лестнице, потом экономка, оставаясь все время впереди, провела меня по лестнице вниз, в холл, к двери, составленной из тяжелых дубовых панелей. Я надавил на дверь плечом — она не поддалась.

Экономка заняла мое место у двери и крикнула:

— Миссис Слокум! — В ее надтреснутом голосе прозвучало отчаяние.

— Вы уверены, что миссис Слокум там? — спросил я.

— Она должна быть там. Дверь заперта оттуда.

— Придется выломать. Есть у вас железный лом или рычаг, что-нибудь такое, все равно?

— Пойду посмотрю. В кухне есть какие-то инструменты.

Я выключил в холле свет и тогда увидел, что в запертой спальне свет не был погашен. Я снова припал к двери и прислушался. Ни храпа, никаких вздохов, какие бывают после неумеренно потребленного алкоголя, — никаких звуков. Мод Слокум спала очень крепко.

Вернулась миссис Стрэн, узел ужаса и угрызений совести. В обеих — все в крупных венах — руках она держала стальной брус с плоским концом, похожий на инструмент, которым вскрывают чемоданные замки, когда ключи потеряны. Я вставил плоский конец в щель между дверью и косяком, приподнял брусок, что-то треснуло, панели поддались, я сдвинул инструмент чуть влево, нажал сильнее. Замок выскочил из гнезда, и дверь открылась.