— Вам нужна комната, сэр?

— Возможно, позднее. Я хотел бы узнать, дома ли мистер Гендрикс.

— Нет, если только не пришел только что. Его жена ждет его в комнате.

— Я не знал, что он женат.

— Он вполне женат. Я оставил бы радости холостяцкой жизни, если получил бы такое же угощение.

Его руки обрисовали нечто вроде женской талии в табачном дыму.

— Может быть, она скажет мне, где он?

— Она не знает. Она спрашивала меня. Я не видел его после полудня. Он находится в каком-то затруднении?

— Возможно.

— Вы полицейский?

— Следователь, — уточнил я. — Почему вы думаете, что Гендрикс мог попасть в беду?

— Он спрашивал меня, где он может купить дешевый револьвер.

— Сегодня?

— После обеда, как я уже говорил. Я посоветовал ему обратиться к старьевщику. Я поступил неправильно? Он никого не пристрелил?

— Нет, насколько мне известно.

— Это хорошо, — сказал он, но казался явно разочарованным. — Если вы хотите поговорить с миссис Гендрикс, здесь, у стойки, есть телефон.

Я поблагодарил его, и он вернулся к своей холостяцкой радости. Я не стал звонить по телефону и даже беспокоить лифт. Позади вестибюля я обнаружил пожарную лестницу, освещенную красной лампой, и прошел на второй этаж.

Комната 27 находилась в конце зала. Я послушал у двери. За ней раздавалась музыка — деревенский блюз. Я постучал. Музыка сразу умолкла.

— Кто там? — спросила женщина.

— Гарри.

— Давно пора.

Она отперла замок и распахнула дверь. Я вошел прямо на нее, освободил от ее руки дверную ручку и захлопнул дверь на всякий случай, чтобы ее испуг не перешел в крик.

Этого не произошло. Застывшее выражение ее лица не изменилось. Ее правый кулак поднялся на уровень глаз. Она смотрела на меня поверх него.

— Не волнуйтесь, миссис Гендрикс. Я не причиню вам вреда.

— Да? — Она немного расслабилась, разжала кулак и рукой пригладила свои рыжие волосы. Ее перекошенный рот распрямился. — Кто вы такой?

— Друг Гарри. Я сказал, что поищу его здесь.

Она мне не верила. Она была похожа на женщину, которая не верила ничему, кроме номеров на счетах. Она была стильно одета, в чем-то коричневом, просторном, с полукороткими рукавами, что демонстрировало ее фигуру, не очень подчеркивая ее. Ее руки и ноги были прелестной формы и сильно загорелыми.

Но свое лицо она отделала таким образом, будто стыдилась его и хотела спрятать под гримом. Из-под век, еще более зеленых, чем ее глаза, и сквозь ресницы, похожие на захламленные антенны, она смотрела на меня с отвращением.

— Как вас зовут?

— Это не имеет значения.

— Тогда убирайтесь из моей комнаты. — Но она и не ожидала, что я тотчас уйду. Если и ожидала чего-то, то возможных неприятностей.

— Это не ваша комната. Это комната Гарри. Он обещал меня ждать здесь, — сказал я.

Я осмотрел комнату, увидел истертый ковер, вылинявшие бумажные цветы на обоях, лампу с перекошенным абажуром. Внешне дама к этой обстановке не принадлежала. У нее был стиль во всем, и его можно было приобрести не в универсальном магазине. Коричневая сумка с золотыми кистями на кровати выглядела как парижское изделие. Но эта сумка выглядела на этом месте, как заключенный в камере. Она, конечно, провела немало времени в таких комнатах и вот сейчас снова сидит в ней.

— Это и моя комната, — сказала она. В подтверждение, а также чтобы немного взбодриться, она подошла к тумбочке у кровати и включила портативный приемник. Деревенский блюз все еще продолжал издавать звуки. Это были две долгие минуты.

— Что такое? — Она что-то хотела сказать, но была все еще в напряжении, с трудом дышала. Она пыталась перебороть свое состояние. Я видел спазмы в ее горле.

— Какого рода дело у вас с Гарри? — удалось ей наконец произнести.

— Мы хотели сопоставить наши наблюдения за Фрэнсисом Мартелем.

Она похлопала ресницами:

— За кем?

— Мартелем, тем самым, фотографию которого вы хотели получить.

— Вы, вероятно, говорите о двух разных людях.

— Не стоит, миссис Гендрикс. Я только что разговаривал с фотографом Мальковским. Вам нужна была от него фотография Мартеля. Ваш муж рисковал своей шеей, чтобы сегодня утром ее получить.

— Вы полицейский?

— Не совсем.

— Откуда же вы столько знаете обо мне?

— К сожалению, это все, что я знаю о вас. Расскажите еще кое-что.

С трудом, трясущимися руками она достала золотой портсигар из своей коричневой сумки, открыла его и вынула сигарету. Я дал ей прикурить. Она села на кровать и оперлась на руку, выпуская дым в потолок.

— Не стойте надо мной. Вы выглядите так, будто хотите вцепиться мне в глотку.

— Я восхищаюсь вашим горлышком.

Я подтянул единственный находящийся в комнате стул и сел на него.

— Все вы лепите. — Ее голос звучал со злобой. Она прикрыла шею ладонью и пытливо посмотрела на меня. — Я не могу понять, кто вы. Вы пытаетесь умилостивить меня своим обхождением, но это вам нисколько не поможет.

— А вы действительно жена Гарри?

— Да, действительно. — Она, казалось, сама была удивлена. — Я показала бы вам свое брачное свидетельство, но у меня оно не с собой.

— Как может он позволить иметь себе такую жену?

— Он не может. Мы уже не занимаемся любовью последнее время. Но мы остались друзьями, — она добавила это с каким-то сожалением. — Гарри всегда был в замазке. Он по характеру скорее забавный человек, но не пустозвон.

— И вы не всегда поддерживали его?

— Кто это вам сказал?

— Никто не должен говорить мне об этом — твой голос сказал мне все, куколка, и манера, с которой ты себя держишь, и твоя подозрительность.

— Вы из Вегаса? — спросила она.

— Люди должны улыбаться, когда спрашивают об этом?

— Так да?

— Я из Голливуда.

— А на что вы живете, если вы что-то вообще делаете?

— Частный следователь.

— И я представляю интерес для вашей работы?

У нее снова появился испуганный взгляд, она показала рукой, чтобы я подал ей пепельницу со столика, и загасила сигарету. Она переменила позу, тяжело откинувшись набок с наигранной неуклюжестью, только чтобы показать мне, как беззащитно ее большое красивое тело. Она не нуждалась в моей помощи и была вполне на своем месте на гостиничной кровати.

— Вы много накуролесили здесь, — сказал я. — Я уже устал заниматься Мартелем.

— А кто это копает?

— Местный деятель. Его личность не имеет значения. Мартель увел его девушку.

— Это похоже. Он вор.

— Что он украл у вас, миссис Гендрикс?

— Хороший вопрос. Нужный вопрос, впрочем, заключается в том, тот ли он парень, которого я имею в виду. Вы его видели?

— Несколько раз.

— Опишите мне его, пожалуйста. Может быть, мы займемся этим делом вместе.

— Он среднего роста, около пяти футов девяти дюймов, не полный, но крепко сбит, с быстрыми движениями. Около тридцати. Черные волосы, жгуче-черные, растущие низко на лбу. Он носит их зачесанными назад. Кожа смуглая, как у индейца. У него длинный нос с заметно оттопыренными ноздрями. Он говорит с французским акцентом, использует много французских слов и претендует на роль французского политического беженца.

Она слушала и кивала головой в подтверждение, но моя последняя фраза спутала ее.

— Кто он такой?

— Говорит, что француз, который не может жить во Франции, так как противник политики де Голля.

— О! — издала она звук, но, похоже, пока ничего не понимала.

— Де Голль — президент Франции.

— Я знаю это, балда. Вы думаете, я не слушаю новости? — Она посмотрела на приемник, откуда доносился рок.

— Вы не возражаете, если я выключу эту туфту? — спросил я.

— Приглушите немного, но оставьте. Я терпеть не могу завывания ветра.

Я приглушил слегка музыку. Несмотря на такое непрочное сотрудничество, между нами зарождалась близость, будто в этой комнате уже были расписаны для нас роли. Это была случайная близость, и она определялась меняющимися приливами и отливами страха и сомнений. Она задавала мне разумные вопросы и, кажется, верила моим ответам. Но по глазам я видел, что она боится, что я ее убью.