Профессор казался наполовину шутливым, но я ответил ему со всей серьезностью:

— Это не плохая идея, если ее хорошо проработать. Но Мартель уже готовится покинуть город. Я подумал, если бы вы могли снабдить меня несколькими вопросами, на которые мог бы ответить лишь образованный француз…

— Вы хотите, чтобы я учинил ему экзамен? Не так ли?

— И чтобы вы дали ответы на эти вопросы.

— Полагаю, что могу сделать это. Когда вам это нужно? Завтра?

— Прямо сейчас.

— Это просто невозможно.

— Но он может уехать в любую минуту.

— Ничем не могу помочь. — Голос Таппинджера стал визгливым, как у женщины. — Мне предстоит проверить сегодня сорок работ — эти бюрократы из колледжа даже не выделяют мне студента, который бы мог их читать. У меня нет времени для своих собственных детей…

— О’кей, оставим это. Не такая уж это блестящая затея, прежде всего.

— Но мы должны что-то сделать, — вмешался Питер. — Я готов заплатить за потраченное вами время, профессор.

— Мне не нужны ваши деньги. Все, чего я хочу, — это свободно пользоваться своим временем. — Таппинджер чуть не плакал.

Его жена открыла дверь и заглянула в кабинет. Лицо ее выражало беспокойство, но создавалось впечатление, что это все для нее не впервой.

— В чем дело, папаша?

— Ни в чем. Не называй меня «папашей». Я не настолько уж старше тебя.

Она пожала плечами, выказав таким образом свое презрение, и посмотрела на меня.

— Что здесь происходит?

— Кажется, мы действуем вашему супругу на нервы. Мы пришли в неудачное время.

Более спокойным голосом Таппинджер обратился к жене:

— Ничего, что касалось бы тебя, Бесс. Вопрос идет о подготовке текста, чтобы проверить одного человека в отношении его французского языка.

— И это все?

Она прикрыла дверь на кухню.

Таппинджер обратился к нам:

— Простите за то, что я повысил голос, у меня головная боль. — Он прижал руку к своему круглому лбу. — Я думаю, что смогу выполнить вашу просьбу. Я потратил вдвое больше энергии только на разговор об этом. Но мне непонятна спешка.

— Мартель собирается забрать с собой Джинни, и мы хотим помешать этому, — сказал Питер.

— Джинни? — Таппинджер выглядел сбитым с толку.

— Я думал, вы сказали ему о ней, — сказал я Питеру.

— Я говорил по телефону, но он не слушал. — Питер обернулся к Таппинджеру: — Вы помните Вирджинию Фэблон, профессор?

— Конечно, помню. Она впутана в это дело?

— Весьма солидно. Она говорит, что собирается выйти замуж за Мартеля.

— А вы в нее сами влюблены, не так ли?

Питер покраснел.

— Да, но я делаю это не просто из-за своего эгоизма. Джинни не понимает, в какую яму она попадает.

— Вы говорили с ней об этом?

— Я пытался. Но она без ума от Мартеля. Он причина того, что она бросила учебу в прошлом месяце.

— В самом деле? Я думал, она больна. Так говорили в колледже.

— С ней нет ничего такого, — сказал Питер. — Виноват этот тип.

— А что она думает о его французском происхождении?

— Он ее абсолютно подчинил своей воле, — сказал Питер.

— Тогда он, возможно, действительно француз. Мисс Фэблон имеет приличное знание французского.

— Он может быть и французом, и шарлатаном, — сказал я. — Мы же только хотим выяснить, аристократ ли он на самом деле?

Впервые Таппинджер проявил интерес.

— Это вполне возможно. Давайте попробуем.

— Он сел за свой заваленный стол и взял в руки карандаш.

— Оставьте меня на десять минут, джентльмены.

— Мы вернулись в гостиную. Миссис Таппинджер тоже проследовала из кухни за нами, трехлетний малыш увязался за ней.

— Папаша успокоился? — спросила она меня голосом маленькой девочки, приятным, но каким-то искусственным.

— Думаю, да.

— Он пребывает в плохом настроении с прошлого года. Они отказались дать ему звание полного профессора. Для него это стало большим разочарованием. Он винит всех подряд. Особенно меня.

Она опять пожала плечами. На этот раз недовольство было в свой собственный адрес.

— Но, пожалуйста, — произнес в замешательстве Питер. — Профессор Таппинджер уже извинился.

— Это хороший признак. Обычно он не извиняется. Особенно, когда дело касается его собственной семьи.

Она имела в виду в первую очередь себя. На самом деле она хотела поговорить о самой себе и хотела поговорить со мной.

Она прислонилась к дверному проему, боковой взгляд ее голубых глаз, ленивые движения ее губ говорили о том, что она была спящей красавицей, заключенной в придорожном доме неуравновешенным профессором, не преуспевшим в своей карьере.

Малыш продолжал крутиться возле нее, закручивая ее бумажную юбку между полных, круглых ног.

— А вы — хорошенькая девушка, — сказал я, подумав, что Питер выступает здесь в роли дуэньи.

— Раньше я была лучше. Двенадцать лет назад, когда вышла замуж. — Она качнула бедрами, а затем, подхватив малыша, понесла его на кухню с таким видом, будто это было сущее Божье наказание.

Замужняя женщина с маленьким ребенком — такое угощение было не совсем для меня, но она меня заинтересовала. Я пригляделся к обстановке в гостиной. Она выглядела довольно неуютной и неряшливой, с изношенным ковром и поцарапанной кленовой мебелью, стенами, покрытыми вылинявшими обоями с постимпрессионистскими рисунками, отражавшими мечты о сверкающем идеальном мире.

Солнечный закат в окне соперничал по колориту с рисунками Ван Гога и Гогена. Солнце горело как огненный корабль на воде, медленно погружаясь в лазурную гладь океана, и скоро лишь красная дымка осталась в память о нем на ясном небе. Рыбацкий катер направлялся в гавань, черный и маленький на фоне безбрежного западного свода. За его блестящим, пенистым следом крутилось несколько чаек, похожих на затухающие искры.

— Меня беспокоит Джинни, — произнес Питер, стоящий около моего плеча.

Меня тоже беспокоила она, хотя я об этом промолчал. Внезапно та сцена, когда Мартель вытащил пистолет и направил его на Гарри Гендрикса, снова возникла у меня перед глазами, хотя в то время я не придал этому значения. Кроме того, сама идея проверить Мартеля на знание французского языка мне казалась теперь нелепой.

Рыжеволосый мальчишка лет одиннадцати вошел в переднюю дверь. Он не спеша прошел на кухню и сообщил матери, что идет к соседям смотреть телевизор.

— Нет, ты не пойдешь. — Визгливый материнский голос оказался совершенно другим, не таким, которым она разговаривала с мужем или со мной. — Ты останешься дома. Уже пора обедать.

— Я тоже голодный, — сказал Питер.

Мальчишка стал приставать к матери с вопросом: почему у них нет телевизора.

— Только две причины. Одна — твой отец не хочет его иметь. Вторая мы не можем этого себе позволить.

— Но вы же все время покупаете книги и музыку, — возразил мальчишка. — Телевизор лучше, чем книги и пластинки.

— Неужели?

— Намного лучше. Когда у меня будет свой собственный дом, цветные телевизоры будут в каждой комнате. И ты сможешь приходить и смотреть, завершил он заносчиво.

— Может быть, так и будет.

Дверь в гараж-кабинет открылась, прервав таким образом разговор. Профессор Таппинджер вошел в гостиную, держа по листу бумаги в каждой руке.

— Вопросы и ответы, — сказал он. — Я составил пять вопросов, на которые хорошо образованный француз должен быть в состоянии ответить. Не думаю, что кто-нибудь может это сделать, за исключением студента последнего курса. Ответы достаточно просты, так что вы можете их сверить, даже не зная как следует французского.

— Отлично, профессор. Давайте послушаем.

Профессор читал вслух:

— «Первое. Кто написал оригинальный текст „Опасного союза“ и кто снял по нему современный фильм? Ответ: Шодерло де Лакло — автор оригинала, а Роже Вадим сделал фильм.

Второе. Завершите фразу: „Лицемерный читатель…“ Ответ: „Лицемерный читатель, мой двойник, мой брат“. Фраза из первых строк поэмы Бодлера „Цветы ненависти“.