— Это не имеет никакого значения, дорогая моя. Мистер Коллингвуд хочет сделать так, чтобы вы чувствовали себя свободно в любой обстановке, и именно поэтому он обратился за помощью ко мне. Я научу вас таким вещам, которые люди из высших слоев впитывают с молоком матери. А теперь повторим утреннее задание. Мы с вами находимся на званом обеде. Лакей — или официант, что также может быть — приносит рыбное блюдо. Благодарим ли мы лакея?

— Мм… н-нет.

— А почему нет, прошу объяснить.

— Потому что его услуги нужно принимать как само собой разумеющееся, а хорошие слуги должны быть невидимыми. Знаете, это для вас может прозвучать отвратительно, миссис Белгрейв, но, по-моему, ужасно ничего не сказать, а просто принять во внимание, будто бедняги вовсе не существует. Не слишком-то это демократично.

— Знаете, моя дорогая, демократия не имеет ничего общего с удачными зваными обедами. И опять же: должны ли мы употреблять такое словечко, как «бедняга»? Это весьма непривлекательное слово.

Лаура вздохнула, подавив в себе желание громко сказать: «Дерьмо!» — слово, которое наверняка повергнет миссис Белгрейв в глубокий нокаут.

И занятие продолжалось.

Она продолжала изучать и запоминать все, чему Джоэл хотел научить ее. Она сознавала, что он пытался сделать из нее кого-то, какую-то леди, каковой Лаура вовсе не была. Но она понимала, что для нее это было бы весьма неплохо, если, конечно, она действительно станет кинозвездой. Она прочитала достаточно журналов для кинозрителей, чтобы знать, что кинозвезды с их мировой популярностью и умопомрачительными гонорарами вне зависимости от того, откуда они родом, делались новой элитой Лос-Анджелеса. По мере того как век двадцатый приближался к четвертому своему десятилетию, индустрия развлечений становилась все более важной в жизни людей; кинозвезды приобретали такой престиж, который лет пятьдесят назад был прерогативой титанов индустрии.

Но Лаура еще не была кинозвездой, и эти уроки этикета были похожи на сани, едущие впереди лошади. И тем не менее Джоэл настаивал на том, чтобы она продолжала брать эти уроки. Но зачем и почему — она на самом деле не понимала.

Она размышляла также над тем, начнет ли Джоэл когда-нибудь приставать к ней или не начнет. Ей бы этого весьма хотелось. К ее собственному удивлению, она теперь находила костлявого, похожего в очках на сову Джоэла Коллингвуда необычайно привлекательным…

— Я так нервничаю, — говорила она три дня спустя, усаживаясь рядом с Джоэлом в его голубой «мерседес». Они собрались ехать по автостраде «Пасифик Коуст» в Сан-Франциско.

— А вот это совершенно незачем, — сказал он, обеими руками берясь за рулевое колесо. — Моя семья — немного старомодная, но все они милые люди. Сама увидишь. Сейчас давай-ка просмотрим список действующих лиц. Имя моей приемной матери?..

— Алисия. Урожденная Алисия Лопес, она кузина вашего отца.

— Совершенно верно. А отец?

— Кертис Коллингвуд. Его отцом был Арчер Коллингвуд, погибший во время землетрясения вместе с вашими дедом и бабкой.

— Великолепно. А мои две наполовину родные сестры?

— Шарлотте двадцать два, она обручена с ее кузеном Алистером Бреттом. Фионе девятнадцать, учится в Вассаре.

— Браво. Остается еще мать Алистер, которая?..

— Это ваша тетушка Альма.

— Ты прекрасно разучила свою роль.

— А что, у богатых всегда женятся на кузинах?

Джоэл улыбнулся. Многие из тех замечаний, которые походя делала Лаура, казались ему весьма проницательными.

— Полагаю, что богатые люди предпочитают вращаться только в кругу себе подобных.

— А бедные вращаются в кругу себе подобных, потому что у них не очень-то большой выбор. Но когда бедняк женится на кузине, то у них появляются психически нездоровые дети.

— Что ж, много таких полудурков и в семьях богатых.

Некоторое время они ехали в тишине.

— Мистер Коллингвуд, можно вас спросить?

— Конечно. Только почему бы тебе не называть меня просто Джоэл.

— О'кей, Джоэл. Зачем ты везешь меня в такую даль, чтобы я познакомилась с твоей семьей?

— Мой отец никогда не испытывал особого энтузиазма по поводу того, что я кинопродюсер. Он договорился с редакторами своих газет, чтобы те писали обо мне так, словно я вовсе и не Коллингвуд. Это потому, что отец не желает слышать обвинений в фаворитизме, чтобы не было так, как у Уильяма Рэндолфа, газеты которого расхваливают все картины Мэрион Девис только потому, что она — его любовница. Признаюсь, что большинство рецензентов в отцовских газетах писали о моих фильмах более или менее положительно, но, думаю, это потому, что журналисты боятся быть выгнанными с работы, если напишут обо мне неодобрительно. Как бы там ни было, но Барри Маршалл намеревается организовать крупную рекламную кампанию с целью сделать тебя знаменитой по всей стране в качестве той девушки, которая будет играть Жанну д'Арк.

— Что?

— Я сказал, ты будешь играть Жанну д'Арк.

— О Господи! Это правда? Ты, наверное, меня разыгрываешь? Роль — моя?

— Да.

— О, у меня такое чувство, что я либо закричу, либо упаду в обморок, либо сделаю еще что-нибудь в этом роде. Но почему ты не рассказал мне об этом раньше?

— Я только что сделал это.

Она протянула руки, обняла его и расцеловала в обе щеки.

— Спасибо, спасибо, спасибо!!!

— Осторожнее, я ведь за рулем.

Она разжала объятия.

— В любом случае я хочу, чтобы отец познакомился с тобой и полюбил тебя, потому что надеюсь, что тогда он откажется от своей политики равного отношения к моим и чужим фильмам. Тогда нашу кампанию по раскрутке фильма поддержат все его двадцать девять газет, которые превратят имя Лауры Лорд в наиболее часто упоминаемое имя Америки после, разве что, Чарльза Линдберга.

— О, мистер Коллингвуд, это звучит так волнующе…

— Джоэл.

— Я и хотела сказать «Джоэл». — Она чарующе улыбнулась ему. — Ты единственный человек, который сделал мне столько добра, честно. Все прочие мужчины, которых мне доводилось знать, всего лишь пытались использовать меня, как используют вещь.

— Я тоже использую тебя, правда, на свой лад.

— И лад этот великолепен. О, Джоэл, ты самое замечательное, что когда-либо происходило в моей жизни.

И снова он замолчал, хотя она обратила внимание, что лицо его странным образом напряглось, как если бы в душе Джоэла разыгрывался некий шторм. Затем в своей обычной, мягкой манере он сказал:

— Я хочу познакомить тебя с семьей также потому, что когда-нибудь ты можешь стать членом нашей семьи.

Ее переполнила радость, что Джоэл дал ей роль Жанны д'Арк. Однако эта радость была ничто по сравнению с ураганом чувств, нахлынувших на нее от предположения, что в один прекрасный день она может стать миссис Джоэл Коллингвуд, одной из богатейших в Америке женщин. Так вот для чего понадобились занятия этикетом, постановка голоса, бесконечные усилия сделать Лауру во всех отношениях безупречной, для чего визажисты и парикмахеры часами держали ее в кресле? Неужели Джоэл делал из нее не только кинозвезду, но и свою будущую жену? Жену, которую он представлял в своих мечтах?

— Не знаю, что и сказать, — прошептала она.

— Ничего и не нужно говорить.

Беула Снодграсс из Пайн-Гроув, штат Кентукки, смотрела на пролетающую мимо береговую линию Калифорнии.

Но не видела ни берега, ни воды; перед глазами мелькали галактики звезд… Самый затаенный сон, самая невероятная мечта начинали сбываться.

Оркестр Реда Чартера исполнял «Он любит — она любит», новый хит из последнего мюзикла Гершвина «Смешная мордашка», в котором главные роли исполняли Фред и Адель Асторы. Под эту музыку изысканнейшая публика Сан-Франциско скользила в танце на импровизированной танцплощадке, устроенной в огромном палаточном павильоне в желтую и белую полосу; сам же павильон был установлен на задней лужайке коллингвудского поместья. Для освещения вокруг павильона были установлены двенадцать высоких столбов со светильниками; наверху каждого были огромные бело-пурпурные цветы, выращенные на десяти акрах разбитого Алисией сада. На столах, покрытых белоснежными скатертями, в специальных лампах горели свечи. Около столов стояли в полной готовности полсотни официантов, чтобы ровно в десять часов начать накрывать ужин из семи блюд. Был мягкий осенний вечер, месяц висел над заливом Сан-Франциско, являясь как бы завершающим штрихом этого романтического вечера.