8 Нарциссы темных глаз твоих так томны, так опьянены, Так для души моей они грозящим бедствием полны. Ведь кроме тела и души меж нами не было преград. Приди! Разлукою давно преграды эти сметены. Как две ревнивицы, мои зеницы на тебя глядят И, друг от друга утаясь, к тебе всегда обращены. Что спорить радуге с луной? Пусть арками твоих бровей Сольется радуга небес с блистающим серпом луны. Настанет ночь — глаза твои, как два туранские стрелка, В тени уснули… Луки их под изголовье им годны. Непостижимы для ума твой стан, твой взгляд, твой нежный рот, Хоть ум в познаньях и достиг неисследимой глубины. Не спрашивайте у Джами о мире этом, мире том. Все помыслы его теперь к единственной устремлены. 9 За красотками юными, став стариком, не беги! Седовласый, за черным косы завитком не беги! Коль навеки луна твоей младости омрачена, Ты за тоненьким лунным трехдневным серпом не беги! По следам легконогих, чей стан кипариса прямей, Ты, как клюшка човгана, согбенный грехом, не беги! Отчитаться за всё после смерти придется тебе. За толпою кумиров на пире ночном не беги! Если хочешь дойти до Каабы желаний твоих, Ты за тем, кто плутает неверным путем, не беги! Полный похотью, чистым сердцам ты преград не чини! Не очистясь душой, в дервишский дом не беги! Здесь ловецкая сеть нам дана — совершенство добыть. Без добычи, Джами, с полпути со стыдом — не беги! 10 Кто стан твой стройный к жизни вызвать мог, Тот сам скорбям мой дух живой обрек. Вооружилось войско красоты И двинулось на сердце, как поток. Текут, как лава, души пред тобой… Душой я в том расплаве изнемог. Увидев, как играешь ты в човган, Я сердце у твоих бросаю ног. Скачу, спасаюсь бегством о двуконь… Тоски-погони вслед все ближе скок. Мой лик — в слезах… Так перлы моря тайн Выбрасывает буря на песок. Джами презрен тобой. Но знаешь ты — Как щедр душой, как сердцем он широк. 11 Что видел в мире этот шейх, укрывшийся в своем дому, Отрекшийся от нужд людских, себе лишь нужный самому? Он сам живую с миром связь, как пуповину, перегрыз И, словно шелковичный червь, ушел в свой кокон — чужд всему. Зачем, живой среди живых, бежит он от людских тревог? От всех избавясь, от себя куда уйти? В какую тьму? Он в зрелости, исполнен сил, достойных дел не совершил. Ты, как неверному, ему не доверяйся потому… Ведь он верблюжьих бубенцов не слышал средь степных песков. Ты, слыша проповедь его, не верь и слову одному, Влюбленный в ложный внешний блеск он груду раковин купил, Бесценный жемчуг свой за них отдав неведомо кому. Джами, не спрашивай его о чаше истинной любви, — Из чаши той не довелось и полглотка отпить ему. 12 Сердце мне разлука тысячью клинков Вживе рассекла на тысячу кусков. Гибну я, а ты смеешься в отдаленье, Весело блистая жемчугом зубов. Если бы хоть раз еще тебя увидеть, Был бы я тогда и смерть принять готов. Исцели! Вернись, полна благоволенья, Иль убей меня лучом своих зрачков! Мне нельзя прийти в твой тихий переулок, Там теперь открытый путь моих врагов. Часто снится мне: верхом ко мне ты скачешь, Нарастает звук серебряных подков. Плача, я искал тебя… И блещут слезы На тропе твоих покинутых садов. Нет, чтобы сносить твою несправедливость, Сердцем, как гранит, я должен быть суров. Как серьгу, Джами в ушную мочку века Вдел газель в подвесках драгоценных слов. 13 Толпа сбегается глядеть на пышный караван луны. Глядеть не в силах я один: душа и плоть мои больны. Вокруг нее толпа зевак, выходит на дорогу всяк. Я робко, издали, бедняк, бросаю взгляд со стороны. А я глашатаем, рабом бежал бы пред ее конем, Где перекрестки целый день толпою праздной стеснены. Одежду разорвав свою, я одиноко слезы лью; Так плачут люди, чьи сердца потерей близких сражены. Не знает яркая свеча, что я не сплю из-за нее. Что ж не сказали ей о том созвездья вечной вышины? Пред ней открыта грудь моя, пусть рану в сердце нанесет, Пусть трижды рану нанесет, пока не бросит меч в ножны. Нет! Горестная быль Джами не тронула ее души, — Хоть плачут, слыша эту боль, граниты каменной стены. 14 Утесы каменные стон мой отзывным стоном потрясет; От слез моих на глине темной тюльпан багряный расцветет. Ручьем мои струятся слезы по следу твоего коня, И не унять мне эти слезы который день, который год… Что мне осталось в горькой доле? В груди нетихнущая боль. И эта боль живое сердце вот-вот на части разорвет. Ты, душу взявши в долг, сказала: «Я поцелуем заплачу». Душа из плена не вернется, и платы срок не настает. Во сне глубоком целовал я уста и родинку твою… Не оттого ль и лихорадка мне обметала бледный рот? Вчера бутон в саду хвалился, что он нежнее губ твоих, Боюсь — за хвастовство такое сегодня град его побьет. Смотри: луною двухнедельной взят, как невольник, в плен Джами. Всё, что собрал он за полвека, она, как собственность, берет. 15 |
