Как в это утро от меня ты, Лейла, далека!

В измученной груди — любовь, в больной душе — тоска!

Я плачу, не могу уснуть, я звездам счет веду,

А сердце бедное дрожит в пылающем бреду.

Я гибну от любви к тебе, блуждаю, как слепой,

Душа с отчаяньем дружна, а веко — со слезой.

Как полночь, слез моих поток не кончится вовек,

Меня сжигает страсть, а дождь струится из-под век.

Я в одиночестве горю, тоскую и терплю.

Я понял: встречи не дождусь, хотя я так люблю!

Но сколько я могу терпеть? От горя и огня,

От одиночества спаси безумного меня!

Кто утешенье принесет горящему в огне?

Кто будет бодрствовать со мной, когда весь мир — во сне?

Иль образ твой примчится вдруг — усну я на часок:

И призрак может счастье дать тому, кто одинок!

Всегда нова моя печаль, всегда нова любовь:

О, умереть бы, чтоб со мной исчезла эта новь!

Но помни, я еще живу и, кажется, дышу,

И время смерти подошло, и смерти я прошу.

Если скрылась луна — вспыхни там, где она отблистала.

Стань свечением солнечным, если заря запоздала.

Ты владеешь, как солнце, живительной силой чудесной,

Только солнце, как ты, нам не дарит улыбки прелестной.

Ты, подобно луне, красотою сверкаешь высокой,

Но незряча луна, не сравнится с тобой, черноокой.

Засияет луна, — ты при ней засияешь нежнее,

Ибо нет у луны черных кос и пленительной шеи.

Светит солнце желанное близкой земле и далекой,

Но светлей твои очи, подернутые поволокой.

Солнцу ль спорить с тобою, когда ты глазами поводишь

И когда ты на лань в обаятельном страхе походишь?

Улыбается Лейла — как чудно уста обнажили

Ряд зубов, что белей жемчугов и проснувшихся лилий!

До чего же изнежено тело подруги, о боже:

Проползет ли по ней муравей — след оставит на коже!

О, как мелки шаги, как слабеет она при движенье,

Чуть немного пройдет — остановится в изнеможенье!

Как лоза, она гнется, при этом чаруя улыбкой, —

И боишься: а вдруг переломится стан ее гибкий?

Вот газель на лугу с газеленком пасется в веселье, —

Милой Лейлы моей не счастливей ли дети газельи?

Их приют на земле, где цветут благодатные весны,

Из густых облаков посылая свой дождь плодоносный…

На верблюдицах сильных мы поздно достигли стоянки,

Но, увы, от стоянки увидели только останки.

По развалинам утренний дождик шумел беспрерывный,

А когда он замолк, загремели вечерние ливни.

И на луг прилетел ветерок от нее долгожданный,

И, познав ее свет, увлажнились росою тюльпаны,

И ушел по траве тихий вечер неспешной стопою,

И цветы свои черные ночь подняла пред собою.

Куропаток летела беспечная стая,

И взмолился я к ним, сострадания желая:

«Мне из вас кто-нибудь не одолжит ли крылья,

Чтобы к Лейле взлететь, — от меня ее скрыли».

Куропатки, усевшись на ветке араки,

Мне сказали: «Спасем, не погибнешь во мраке».

Но погибнет, как я — ей заря не забрезжит, —

Если крылья свои куропатка обрежет!

Кто подруге письмо принесет, кто заслужит

Благодарность, что вечно с влюбленностью дружит?

Так я мучим огнем и безумием страсти,

Что хочу лишь от бога увидеть участье.

Разве мог я стерпеть, что все беды приспели,

И что Лейла с другим уезжает отселе?

Но хотя я не умер еще от кручины,

Тяжко плачет душа моя, жаждет кончины.

Если родичи Лейлы за трапезой вместе

Соберутся, — хотят моей смерти и мести.

Это копья сейчас надо мной заблистали

Иль горят головни из пронзающей стали?

Блещут синие вестники смерти — булаты,

Свищут стрелы, и яростью луки объяты:

Как натянут их — звон раздается тревожно,

Их возможно согнуть, а сломать невозможно.

На верблюдах — погоня за мной средь безводья.

Истираются седла, и рвутся поводья…

Мне сказала подруга: «Боюсь на чужбине

Умереть без тебя». Но боюсь я, что ныне

Сам сгорю я от этого страха любимой!

Как поможет мне Лейла в беде нестерпимой?

Вы спросите ее: даст ли пленнику волю?

Исцелит ли она изнуренного болью?

Приютит ли того, кто гоним отовсюду?

Ну, а я-то ей верным защитником буду!..

Сердце, полное горя, сильнее тоскует,

Если слышу, как утром голубка воркует.

Мне сочувствуя, томно и сладостно стонет,

Но тоску мою песня ее не прогонит…

Но потом, чтоб утешить меня, все голубки

Так запели, как будто хрустальные кубки

Нежно, весело передавали друг другу —

Там, где льется вода по широкому лугу,

Где верховья реки, где высокие травы,

Где густые деревья и птичьи забавы,

Где газели резвятся на светлой поляне,

Где, людей не пугаясь, проносятся лани.