Роза раскрылась и слушает речь соловья:

«Ты — не одна в цветнике, чаровница моя».

Роза ему отвечает: «Влюбленный, забудь

Речи такие, а мне их и слушать нельзя».

Если не выпьешь бальзам этих розовых губ,

Будет тебе уготована злая стезя.

Ради того, кто любил, одиноко стоит

В пьяной тиши харабата пустая скамья.

Утренний ветер играет волнами волос,

Черные локоны льются струями ручья.

Зная грядущее, мне возвещает мудрец:

«Звезды сказали: безрадостна доля твоя».

Нужно ли заново нежные речи твердить?

Нет! наполняй пиалу, золотая струя!

Стоит ли разум терять, убиваться, Хафиз,

Все свои беды в груди хороня и тая?

Мы пировали всю ночь до утра.

Заново чаши наполнить пора.

Заново надо начать возлиянья

Сразу, сегодня же, как и вчера.

Снова с утра пробудилась лужайка,

Благоуханна, свежа и пестра.

Нет, не вино пиалу наполняет —

Это рубинов живая игра.

Губы твои улыбаются нежно —

Будь благосклонна ко мне и щедра.

Нет к харабату дороги. А жажда

Неутолима, горька и остра.

Мне от привратника, от лицемера

Трудно сочувствия ждать и добра.

Лишь бы, Хафиз, от тебя не сокрыла

Деву-удачу глухая чадра!

В наполненной чаше — мерцанье и радужный свет.

В рокочущем чанге — веселье, а горечи нет!

На дне пиалы я, как прежде, любимую вижу.

Мне жаль тебя, трезвенник горький, непьющий сосед!

Бессмертье — награда тому, кто воистину любит.

Быть может, и я проживу еще тысячу лет?

Знавал я немало красавиц — пленительных, ладных.

Ты — в небе луна, а они — вереница планет.

Гляжу на тебя — и хмелею, и разум теряю.

Пьянею, сгораю, любой нарушаю запрет.

Запретное пью! Неужели меня остановят

Угроза, отказ, назидание, трезвый совет?

В цветущем саду отыщи мою милую, ветер.

В разлуке с любимой, — скажи, — угасает поэт.

Она еще помнит меня или время — всесильно? —

Спроси у возлюбленной и принеси мне ответ.

Как море, не знает границ благородная щедрость —

Хотел бы я плыть, наслаждаясь, не ведая бед.

Не плачу, не жалуюсь — лишь бы дождаться свиданья!

Вернется к Хафизу блаженство и вера, и свет!

Что делать? В сердце у меня горит и ноет рана.

Ты метко бьешь — не помогли кольчуга и охрана.

Твержу печальные стихи — разбрасываю жемчуг.

Впустую лучшие слова растрачиваю рьяно.

Кто мне поможет? Кто спасет? Кто мне уступит чашу

Безумья сладкого, огня, блаженного дурмана?

Ты — солнце. Жду тебя всю ночь, безмолвно призываю.

Молчу — нельзя о божестве рассказывать пространно.

Нельзя о риндах говорить, как о дурных и грешных.

Господь дает им волю пить — всегда и невозбранно.

Слова мои — огонь. Смотри, будь осторожна — вспыхнешь.

Схвачу, не вырвешься — стихи надежнее аркана.

Стихи всесильные вернут любимую Хафизу —

Клянусь Каабой и луной, и сурами Корана!

Слава ласковому ветру, что с утра повеял здесь —

Он вернулся издалека, принеся благую весть.

Насыщаю свое сердце песнопеньями Дауда,

Откровеньям Сулеймана отдаюсь душою весь.

Отметаю прозябанье, обретаю упованье:

Мне вина благоуханье не успело надоесть.

Все, что будет — принимаю: постоянство и неверность,

Мед и яд, веселье, горе — всю причудливую смесь.

Милая добросердечна и к поэту благосклонна,

И не лжет… Достоинств много — невозможно перечесть.

Только бы опять услышать от нее хотя бы слово!

У нее — великодушье, у меня — надежда есть.

Милосердная вернется, чтобы радовать Хафиза…

Это ветер обещает — похвала ему и честь!

От горя плавилась душа, сгорала,

В самозабвении себя теряла,

Завороженная незримой целью,

Скиталась по земле, себя терзала,

Сокровище искала понапрасну,

Чужих молить о помощи дерзала,

И все ждала, и верила обетам,

И тщетно к милосердию взывала,

Надеялась: все будет как и прежде,

Все повторится снова, как бывало.

Душа! Ты — голубь, ты попала в сети,

Упала в бездну — в глубину провала.

Ты столько силы отдала впустую,

А волю дай — и больше б отдавала.

Зачем? Чтобы спасли меня от жажды

Уста любимой — два багряных лала,

Чтоб милая поверила Хафизу

И от себя его не отдаляла…