Любовь моя не ведает предела:

Душа изныла, истомилось тело.

Клянусь утехой мужеской старинной —

Конем, мечом, охотой соколиной,

И нардами, и лютней, и дутаром,

Густым вином, изысканным и старым,

Клянусь стихами четкими, живыми,

Молитвенными четками своими

И розами, владычицами сада, —

Я все отдам, мне ничего не надо.

Хочу лишь одного — такую малость! —

Чтоб милая со мной не расставалась.

Меня знобило, я врача позвал,

И мой недуг он не леча назвал.

«Не я, — сказал он, — исцелю тебя,

А та, что вымолвит: „Люблю тебя“.

Ты не врача, а милую зови.

Твоя болезнь — озноб и жар любви».

Вот и утро забрезжило, ночь отступила, ушла.

Чашу пальцами нежными девушка мне подала.

Молодая, свободная — кудри окрашены хной.

Над округлыми бедрами шелковый пояс цветной.

Легкостанная, дивная, так худощава она

И тонка, будто издавна голодом изнурена.

Цветут, смеются розы, рокочут струны.

Взлетает голос флейты, высокий, юный.

Друзья мои пируют со мной средь луга.

Нет никого на свете дороже друга!

Под чашу круговую в чаду весеннем

Друзья мои пируют, полны весельем.

Не ждут они богатства, не ищут славы,

А захмелев, ложатся в густые травы.

Исчезло солнце — милая ушла,

Померкло небо, воцарилась мгла,

И темнота мой разум поглотила,

Глаза мои тоской заволокла,

И я во тьме не к богу обращаюсь,

А к духу мрака, властелину зла:

«Любимую вернешь — тебе, всесильный,

Мое повиновенье и хвала.

А не поможешь, просьбу не уважишь,

Оставлю все греховные дела.

Стихи писать веселые не стану,

Не буду пить. Разбейся, пиала!

Начну коран заучивать — молитва

Мне, трезвому, покажется мила.

Начну поститься, отрекусь от песен —

От грешного земного ремесла».

Услышал это дьявол, испугался

И мне помог — любимая пришла!

Поцелуй меня, прошу — ты не отказала,

Осчастливила, да мне показалось мало.

Поцелуй меня опять — щедро, без оглядки.

Неужели ты скупа, боязлива стала?

Улыбаешься в ответ, говоришь, целуя:

«Если сразу уступлю, слишком избалую.

Подарили малышу первую игрушку —

Наиграться не успел, требует другую».

Кубки, наши соколы,

За вином летают;

Лютни, наши луки,

Сладостно играют.

Наша дичь — газели,

Утренние зори,

А добыча — девушки

С нежностью во взоре.

С пылкими сраженьями

Наши ласки схожи,

И бои ведем мы

На любовном ложе,

Кровь не проливаем,

Без греха воюем,

Утром мы пируем,

Вечером пируем.

О, как прекрасна эта ночь и как благословенна!

Я пил с любимою моей, любви пил кубок пенный.

Я поцелуя лишь просил — она была щедрее,

От счастья я в ее отказ поверил бы скорее.

Томность глаз твоих — свидетель верный,

Что провел ты ночь совсем не скверно.

Так признайся, правды не тая,

Что была блаженной ночь твоя.

Пил вино ты из большого кубка —

И вином пропитан, словно губка.

А любовь тебе дарила та,

Чье лицо прекрасно, как мечта.

Струны лютни для тебя звучали,

Струны сердца лютне отвечали.

Когда, увидав на лице моем брызги вина,

Над жизнью моей непутевой смеется она,

Я ей говорю: «Для меня ты желаннее всех,

Но ты же и всех бессердечней со мной, как на грех.

Желаньям моим дай исполниться! Жизнью клянусь

(Хоть сердишься ты, да и сам на тебя я сержусь),

Клянусь моей жизнью: пожертвовать жизнью я рад

За ласку твою, за один твой приветливый взгляд.

Я дам тебе все, даже птичьего дам молока,

Хотя с казначейством я дел не имею пока».

С вином несмешанным ты кубки не бери

Из рук жеманницы, чей взгляд нежней зари.

Сильней вина тот взгляд пьянит, суля нам счастье,

И в сердце у тебя зажжет он пламя страсти.

Погибли многие от этого огня,

Газель жеманную в жестокости виня.

К ней близко подойдешь — уж на судьбу не сетуй,

Ее оружие — звенящие браслеты.

Что за вино! Как будто в кубках пламя

Зажгло свои светильники над нами;

Как будто благовоньями полно

С водою в брак вступившее вино.

На пиршестве в нас посылая стрелы,

Оно не ранит ими наше тело,

Оно не угрожает нам бедой.

Мне юноша смешал вино с водой,

И пил из кубка я неторопливо,

Другой рукой лаская стан красивый

Газели стройной — был я как во сне,

И, опьянев, она сказала мне:

«Настойчив будь, мой повелитель милый!

Заставь меня склониться перед силой».

И, погрузив мой взор в ее глаза,

«Приди ко мне на ложе», — я сказал.

И шелковый шнурок мы развязали,

И мы парчу кафтана разорвали.