14 Целую вечность любимая спорит со мной — Будь нам сегодня, любовь, беспристрастным судьей. Так меня нынче сердечный недуг поразил, Что не осталось уже ни желаний, ни сил. Сжалься, судья, над последнею просьбой души — Тяжбу столь долгую в пользу мою разреши! «Что ты! — сказала Любовь и потупила взор. — Смею ль я вынести милой твоей приговор? Ждать и томиться пристало тебе, а не ей…» «Горе! — вскричал я. — Ты самый плохой из судей!» 15 О горе! Та, что так стройна и черноока, День ото дня ко мне все более жестока, Звук голоса ее моей душе влюбленной — Благоуханный луг, цветущий луг зеленый. Как будто сам Харут во время нашей встречи Подсказывает ей чарующие речи. Когда ж устанет вдруг она от разговора, Любого опьянит вино немого взора. И кажется, что там, в изгибах ткани ленной, — Весь аромат земли, все золото вселенной. Она — как в жаркий день прохлады дуновенье, Как радостный глоток в начале разговенья. Из джиннов, из людей или богов ты родом, Но ты прекрасней всех девиц под небосводом! Достаточно ль тебе, что не подал я виду И твоему гонцу не выказал обиду? Хотя в моей душе посев тоски глубокой Посеяли слова возлюбленной жестокой. Под тяжестью любви, мечтая о кончине, И смерти и страстям я дань плачу отныне. 16 Как ветер северный, любовь Убейды холодна. О, если б с юга он подул, пьянящий, как весна! О, если б, легкий, он принес опять в мое жилье Прозрачный, свежий аромат дыхания ее! Зачем оправдываюсь я в любви несчастной к ней? Ведь те, кто так меня бранят, и сами не умней. 17 Как без любимой ночь длинна! Весь мир скорее в вечность канет Иль навсегда зайдет луна, Чем милая моею станет. На миг от боли я уйду, Когда пригублю кубок пенный, Когда поет в моем саду Невольница самозабвенно. Но как любимую забыть? Забыть вовеки не сумею. Когда б я мог любовь купить, Я все бы отдал, что имею. Я в бой пошел бы за нее И защитил бы от печалей… Но что ей рвение мое? — Меня пред ней оклеветали. В ночи бессонной я стенал, Раздавленный ее презреньем. «Убейда! — тщетно я взывал, — Пускай к тебе придет прозренье!» Я раньше плакал перед ней — Струились слезы, плащ прозрачный, — И говорил: «Среди теней Давно бы стал я тенью мрачной, Когда б отчаялся вернуть Твою любовь когда-нибудь!». Избавь скорее от мучений Того, кто праведником был И кто в часы полночных бдений Аллаха славил и просил Прощенья за грехи земные, Но дни потом пришли иные, И к полногрудой деве страсть Такую возымела власть, Что я забыл про все святыни, Про час господнего суда, И не раскаялся поныне, И не раскаюсь никогда! Как горько мне — ведь я влюблен, И нет тебя, любимой, рядом. Мечусь — как будто скорпион Всю кровь мою наполнил ядом. Боюсь, в последний путь меня Проводит с воплями родня И не дождусь я светлых дней Великой милости твоей. И если плакальщиц печальных Увидишь и задашь вопрос, Кто спит в носилках погребальных, Ответят: «Умерший от слез. Он был влюблен, но не любим, И ныне смерть пришла за ним…». 18 Пускай светила совершают круг, Не суетись, живи спокойно, друг, И не гонись за благами, а жди — Пусть на тебя прольются, как дожди. Не сетуй, что любовь уже ушла, Ведь Умм Мухаммед так тебя ждала! Пусть холодна сейчас она, как лед, — Дай срок, — она сама к тебе придет… …И вспомнил я: ты позвала меня, И быстрый твой гонец загнал коня, И был привратник пьян, и муж уснул, К тебе я дерзко руку протянул, Но ты сказала, отстранясь слегка: «Доильщик не получит молока, Коль с ласковой верблюдицей он груб, Не распускай же, мой любимый, рук!» Как горько мне, когда взгляну назад, Протоку Тигра вспомню и Багдад, Моей любимой щедрые дары, Беспечность и веселые пиры В кругу друзей, что были так щедры… Клянусь, я не забуду той поры! Все минуло… Прошла любовь твоя… Живу невдалеке от Басры я, Но, милая, тебя со мною нет, В песках сирийских твой затерян след, Кочевница, забыла ты уют. Тебя несет породистый верблюд, И если захочу тебя найти, Твой муж злосчастный встанет на пути, Забвение твое, и твой отказ, И рок всесильный, разлучивший нас… Не сетуй, друг, на быстротечность дней, Смирись, уймись и не тоскуй по ней, — Что делать, коль иссяк любви родник? Любовь являла и тебе свой лик, И взгляд ее мерцал, как лунный блик, И сладко пел просверленный тростник… Аллах, любимую благослови За счастье юных лет, за дар любви! Жемчужина пустынь, бела, светла, Как ты сияла, как чиста была! Твоих одежд коснуться я не смел И сам — пред робостью твоей — робел. О человек! Былого не тревожь. Надежду потеряв, не жди, чтоб ложь Слетела с губ той женщины святой, Которая была твоей мечтой. |